Жена декабриста - Марина Аромштам Страница 36

Меня охватывает бесшабашное чувство, пьянящее чувство рискованности. Выше, выше! Качайтесь выше, качели! Глядите все на мою Мальвину — на мою смелую Мальвину. На моего ребенка, который взлетает до самого неба!

— Вот сбежалась детвора, ты качался, нам пора! Вверх — вниз, вверх — вниз…

Что-то происходит. Какое-то быстрое движение в воздухе.

Качели еще продолжают раскачиваться, но дощечка пуста.

Кукла лежит на земле, задрав свои кукольные пятки. С одной ноги некрасиво свисает ползунок: наверное, лопнула державшая его резинка.

Упала! Внутри шевелится предчувствие непоправимого.

— Мальвина! Мальвина!

Никто не слышит, как я кричу Ведь я не кричу. Кричит внутри меня. Я бросаюсь к качелям, получаю удар по лбу, хватаюсь за дощечку, повисаю на ней, заставляю качели затормозить.

— Мальвина, Мальвина!

У куклы разбита голова. Кусочек пластмассового лба завалился внутрь, вместе с глазом. Мне страшно, я прижимаю куклу лицом к себе — не только чтобы пожалеть. Чтобы не видеть этого страшного увечья. Я плачу.

— Витька, пошли домой. Скорее! Мальвина разбилась.

Витька испуганно смотрит на меня и не смеет противиться.

Я тороплюсь, забываю взять его за руку, когда мы переходим дорожку. Это очень плохо. Я всегда беру его за руку. Но сейчас не могу об этом думать. Ни о чем не могу думать. Мальвина разбилась.

Это ты ее разбила!

Но я же говорила ей, говорила: держись крепче!

Она не может сама держаться. Она кукла! И ты это знала. Знала, что она не держится. Это ты ее разбила. И теперь она вот такая страшная. Ты даже боишься на нее смотреть.

Не надо, не надо, не надо говорить. Не надо этого говорить…

Разбила! Разбила! Разбила! Ребенка своего разбила!

* * *

— Мама, мамочка! Мальвина разбилась!

Маму больше заботит мой лоб. Она бежит за перекисью. Проверяет, не задет ли глаз.

— Ну-ка, посмотри на меня, Ася! Вот так. — Мама морщится, засыпая глубокую ранку стрептоцидом. — Придется ехать в Морозовскую, накладывать швы.

Я плачу и плачу.

— Давай так. — Мама, наконец, включается в мои переживания. — Сначала мы поедем в детскую больницу и полечим тебя. А завтра Мальвину отвезем — в кукольную больницу. Хорошо?

Свет надежды — как елочная звезда. Я успокаиваюсь почти мгновенно.

— А правда есть такая больница? Где Мальвину вылечат?

— Конечно. А пока мы завернем ее в одеяло и уберем в шкаф.

Мама пристраивает Витьку к соседям, выводит меня на улицу и ловит такси.

* * *

Мы с мамой едем в кукольную больницу. Я держу Мальвину, с головой завернутую в одеяло. Я думаю: там, в кукольной больнице должен быть доктор Айболит. И наконец-то я его увижу — в белой шапке с красным крестом, с трубочкой на шее.

Раньше он лечил животных — в Африке. Но они все выздоровели. И он тогда стал лечить кукол. Интересно, он делает им уколы?

— Пришли. Заходи-ка в эту дверь.

Больница меня разочаровывает: такой маленький тесный подвал. Внутри — дверь в металлической раме, с окошком. В окошке тетенька в грязном синем халате. И очень сильно пахнет клеем.

— Куклу в ремонт возьмете? — спрашивает мама.

— Смотреть надо, — отвечает тетенька. — Дайте-ка сюда— гляну.

— Ася, давай куклу.

Я, торопясь, распаковываю сверток. Мама просовывает куклу в окошко. Тетенька берет куклу, ощупывает дырку в голове, зачем-то переворачивает ее вверх ногами. Кукла издает странный звук, похожий на хрип.

— Пищать-то уже не будет, — говорит тетенька.

Мама согласно кивает.

— И глазами моргать не будет. На клей глаза посадим. Иначе не получится.

— Пусть так, — соглашается мама. — Главное — дырку заклеить.

— Это-то заклеим! Ну что — оформляем?

Мама кивает.

— Тогда раздевайте!

— Ася! Снимай с куклы одежду.

Я тороплюсь, стягивая с Мальвины ползунок и распашонку, путаясь в пуговицах и завязках.

Тетенька выписывает квитанцию, затем щедрым, размашистым движением мажет голый кукольный живот клеем, прилепляет на него бумажку и откладывает куда-то в сторону.

— Через неделю готово будет.

Мама расплачивается, благодарит и тянет меня за руку к выходу.

Перед тем как уйти, я оборачиваюсь. Тетеньки в окошке не видно.

Зато видно, что внутри: полки, полки, полки. На всех полках стоят ботинки и туфли. А на одной кучей сложены голые пластмассовые куклы. Я вижу Мальвину. Она лежит на самом верху кучи, пятками вперед.

Через неделю мы ее забрали. От раны на голове остался тонкий, едва заметный шрам. Но кукла больше не говорила «мама» и не могла закрывать глаза.

— Я так рада, Мальвина, так рада!

Это была неправда.

Дома я надела на куклу платье, посадила ее в шкаф и больше никогда с ней не играла. Чтобы она не упала.

— Вот, смотри. Хотел еще тогда подарить, на прошлый Новый год. Но ты предпочла заняться членовредительством.

Ореховая скорлупка с пушистой куколкой внутри.

— Во что ты там веришь — в низкую магию? В бабское колдовство? Бери, шепчи слова. В середину скорлупы, дурища. Я еще буду тебя учить!

«Влад, ты добрый и хороший».

— Ночью положишь под подушку. Будет тебя сторожить— защищать от призраков одноглазых кукол. Поняла? Ну, шепчи же.

— Что шептать?

— Слушай, придумай сама, а? Я же тебе не профессиональная колдунья!

Я шепчу «магические слова», поглядываю на него и улыбаюсь.

— И чтоб спала. Тоже мне! Куклы испугалась…

* * *

— Ты представляешь, ничего не снилось. Подействовало.

— Я все думал: чем вы с Крузо похожи? Он обожает картонные шпаги, а ты — театральные платья и кукол.

Хорошо, что страх отпустил. Я уверена, что больше не буду бояться. «Это вредно для пуза».

— Асенька, представляете! Прождал в метро больше часа. А за книгами так никто и не пришел. Только зря потерял время. Видно, где-то мы разминулись или плохо согласовали встречу.

Необязательный отчет. Но я чувствую: что-то не так. Что-то не так. Геннадий Петрович перехватывает мой ищущий взгляд, и его лицо сереет. Мой вопрос совершенно не нужен:

— А где портфель?