Жизнь без шума и боли - Татьяна Замировская Страница 36

Дискуссию прерывает Модератор Гавриил:

– А сейчас я познакомлю вас со своим Лучшим Другом.

В зал вводят какой-то нечеловеческих размеров розовый дирижабль на тоненьких насекомых ножках. Сразу, разумеется, понятно, кто показал себя самым внимательным, самым чутким, самым верным другом на всю жизнь. Тут уже и рассказывать, в общем-то, нечего. Дирижабль ватно покачивается на своих несуразных конечностях, то опасным образом натужно раздуваясь, то медленно опадая. На его коже просматриваются темноватые набухшие вены, внутри которых что-то печально гудит. Шведский спичечный король торопливо упаковывает назад в чемодан медвежьи внутренности, потому что ему вдруг становится невыносимо, чудовищно стыдно.

Настя не могла справиться сама со своими бедами: сидела в ванной и плакала по нескольку часов, звонила подолгу на те номера, где всегда занято, совсем не могла заставить себя работать и убираться по дому, не интересовалась ничем и была очень грустна из-за этого, не улыбалась отражению своему в зеркале, не смеялась вместе с друзьями, а только рассказывала им, как безрадостно все вокруг и как темно бродить одной в водоворотах спокойного глупого мира.

Настя долго думала и решилась вызвать на дом Службу Спасения. Телефон она нашла на столбе около автобусной остановки. Было написано там, что помогут справиться с такими симптомами, как у нее.

Служба Спасения явилась ближе к вечеру и вынесла из Настиного дома телевизор, компьютер со всеми Настиными рефератами и курсовыми работами, все компакт-диски, микроволновую печь, видеомагнитофон, радиоприемник «Филлипс», старенький горный велосипед и лакированную гитару «Сделано в Германии». Настю же Служба Спасения связала и бросила в ванной, а уходя, перерезала ей горло насовсем.

Настина мать пришла вечером с работы, видит – ничего в доме не осталось, а Настя в ванной неживая лежит… и улыбается: потому что спасена оказалась. Служба Спасения все правильно сделала – спасла Настю. Только матери невдомек, что Настю спасли на самом деле. Села она на пол около двери, заплакала и стала в милицию звонить, чтобы завели уголовное дело и сняли со всего отпечатки пальцев.

Как-то поспорили конь с коровой – кто человеку нужнее? Конь говорит: «Я улыбаюсь всегда – даже когда мне больно, поэтому человеку ближе всего моя улыбка». Корова же отвечает: «Я ношу простое платье, но всегда могу дать добрый совет в несчастье и панике – поэтому человек никогда не отвернется от меня». Тут приходит человек и говорит: «Конь и корова, милые мои животные! Мне приятны ваши улыбки, мне дороги одежды, в которые вы наряжаете меня!

Но мне нужнее всего овца – потому что, когда мне холодно, я запускаю пальцы ей в шерсть и мне становится тепло и уютно. Еще мне нужнее всего собака – потому что она мой настоящий товарищ. Еще мне нужнее всего кот – он славный бархатный эгоист, и поэтому я принадлежу весь целиком его испорченной натуре. Еще мне нужнее всего курица – она разговаривает со мной о пустоте, покое и тех крошечных существах, которые населяют эфир…»

Тут коню и корове стало скучно слушать человека, они развернулись и ушли во двор. Конечно, они остались жить с человеком, но конь перестал улыбаться, а корова перестала давать человеку советы. Вот так человек потерял своих лучших друзей – а ведь они на самом деле были его самые главные и самые нужные друзья, такая вот неразбериха, так всегда бывает с людьми.

Однажды к Ленину пришло печенье. Это было печенье фабрики «Слодыч» из-под Дзержинска, и шло оно довольно долго, и много печенья в пути потерялось и потряслось, а часть вообще склевали птицы. Печенье хотело поговорить с Лениным о том, как на фабрике унижают женщин, насилуя их прямо около станков, а еще эксплуатируют детский труд, заставляя детей работать на станках, около которых насилуют женщин.

У печенья было письмо от какого-то другого печенья, которое осталось на фабрике наблюдать за происходящим Печенье шло полгода и наконец остановилось перед Смольным На входе стоял солдат, в обмен на мешок печенья для своих больных детей он пропустил оставшееся печенье к Ленину, и секретарша Ленина Люда тоже в обмен на фунт печенья для бабушки Казимиры Федоровны впустила печенье с письмом в кабинет Владимира Ильича. Сам Ленин сидел у окна и задумчиво жевал чернильницу, запивая ее молоком Он был голоден, потому что тогда были суровые времена и даже дети голодали. Но он не мог себе позволить есть ветчину и ананасы, поэтому жевал чернильницу и молчал. Он очень обрадовался печенью, но пересилил себя – съел только одно (и то обливаясь слезами), а остальное печенье велел отдать в детский дом. Так и сделали – печенье отдали в детский дом, и там его сожрали беспризорники. Таким вот странным образом восстановились космическое равновесие и некоторый умозрительный баланс светлых и темных сил, расшатанные беспределом, творящимся на фабрике «Слодыч», и приведенные в порядок счастливыми лицами беспризорников, которые никогда в жизни не едали такого вкусного печенья.

Карма как закон работает схожим образом.

Видели сестры в лесу утицу.

«Мама, мама! – кричали уже с порога. – Утицу разноцветну в лесу видели! Играли с ней, гладили перья ее светозарные! Утица с нами говорила человеческим голосом и дала нам орехов расписных, и яичко пасхальное снесла нам в ладошки!»

А мать уже видела по телевизору страшную болезнь, что утицы переносят.

«Дайте сюда яичко», – сказала сестрам.

И раздавила его о стену, а сестрам глаза выколола долотом, чтобы больше не видели в лесу утицу.

Так утица заразила сестер страшной болезнью – утиной слепотой.

В дом Петра пришла свинья чинить телефон. Петр увидел свинью и отрекся от нее:

«Это не телефонный мастер, а свинья, вот же уши свиные торчат!» Через сутки без телефона снова пришла свинья чинить телефон. Петр и второй раз отрекся от свиньи: «Не может, – сказал, – свинья починить телефон, у нее же копыта, как она будет со всеми этими проводами копытами управляться?» Еще через сутки свинья пришла к Петру в третий раз чинить телефон – Петр и в третий раз от свиньи отрекся. «Я сейчас милицию вызову, – сказал он, – у меня дома говорящая свинья с плоскогубцами хочет починить телефон, они мигом сюда приедут!»

«Приедут-приедут», – мрачно кивала свинья, отчасти сочувственно глядя на Петра: каким таким образом он будет вызывать милицию, если у него сломан телефон? Вероятно, телефон ему и не нужен? С другой стороны, вот свинья починит телефон, а Петр вызовет по нему милицию, чтобы свинью забрали? Это несправедливо. Свинья вздохнула, развернулась и ушла. Больше она не приходила к Петру чинить телефон, но жизнь Петра от этого даже отчасти улучшилась, потому что он наконец-то перестал ежедневно отрекаться. Есть в каждодневном отречении что-то гораздо более жуткое, чем в существовании за пределами всех доступных средств связи.