Цена нелюбви - Лайонел Шрайвер Страница 37

Он насмешливо и с завидной точностью воспроизвел мою суровую интонацию; ему позавидовал бы любой импровизатор.

— Прекрати, Кевин, — сказала я как можно резче.

— Не-не не не не!

Я повернулась к тебе.

— НЕ не, не не. Не не-ие-не. НЕ не, не не. Не не-ие-не!

— Как давно это началось?

— Кажется, месяц назад. Это этап. Он его перерастет.

— Не не? Не-не, не не-ке-не. НЕ не, не не. Не не-не-не?

— Я не выдержу, — сказала я, с каждой секундой все больше сожалея о своих словах, возвращающихся ко мне пародийным

не не.

Ты хотел заказать Кевину луковые колечки, а я возразила, что он, похоже, весь день ест соленую дрянь.

— Послушай, — сказал ты. — Я счастлив, что он вообще что- то ест. Может, ему не хватает каких-то элементов вроде йода. Я считаю, что надо доверять природе.

— Перевод: ты тоже любишь чипсы и прочую дрянь, и вы подружились на этой почве. Закажи ему гамбургер в тесте. Ему необходим протеин.

Пока официантка повторяла наш заказ, Кевин продолжал выть не не, видимо переводя на свой язык «салат и фирменный соус».

— Какой смышленый мальчик, — сказала официантка, с отчаянием взглянув на настенные часы.

Когда принесли гамбургер, Кевин схватил высокую граненую солонку с огромными дырками и сыпал

соль, пока его тарелка не превратилась в гору Килиманджаро после снегопада. Я возмутилась и потянулась,

чтобы счистить соль, но ты перехватил мою руку с ножом.

— Почему бы не оставить его в покое? Пусть играет, — тихо упрекнул меня ты. — И эту соленую фазу он перерастет, а потом мы ему о ней расскажем, и он почувствует, каким причудливым был даже в таком раннем возрасте. Это жизнь. Это хорошая жизнь.

—По-моему, у Кевина никогда с причудами проблем не будет.

Хотя материнские чувства, овладевшие мною в последние дни, быстро испарялись, я собралась с духом:

— Франклин, в этой поездке я приняла очень важное решение.

Как всегда, в самый неподходящий момент официантка, со скрипом ступая по рассыпанной Кевином соли, принесла мой салат и твой чизкейк.

— У нее пятно на лице. — Кевин указал на родимое пятно дюйма в три шириной, напоминающее очертаниями Анголу, на левой щеке нашей официантки. Девушка густо замазала коричневую кляксу бежевым корректором, но он почти весь стерся. Как и в большинстве подобных случаев, попытка замаскировать

изъян выглядит хуже самого изъяна, что мне еще предстояло испытать на себе. Прежде чем я успела остановить Кевина, он сил ее: — Почему не моете лицо? Оно грязное.

Я рассыпалась в извинениях. Бедняжке было не больше восемнадцати, и, безусловно, всю свою жизнь она страдала из-за этого пятна. Девушка выдавила улыбку и пообещала принести соус.

Я повернулась к нашему сыну:

— Ты ведь знал, что это пятно не грязь?

— Не НЕ не не не-не не, не-не не?

Кевин сполз под стол, уцепившись пальцами за край столешницы и уткнувшись в нее носом. Его глаза поблескивали, и я не ела, но чувствовала его растянутые, крепко сжатые в странной ухмылке губы.

— Кевин, ты понимаешь, что оскорбил ее? А что бы ты почувствовал, если бы тебе сказали, что у тебя грязное лицо?

— Ева, дети не понимают, что взрослые могут болезненно относиться к своей внешности.

— А ты уверен? Ты об этом где-то прочитал?

— Может, не будем портить наш первый совместный вечер? — взмолился ты. — Почему ты всегда думаешь о нем самое плохое?

— С чего ты это взял? — растерялась я. — По-моему, это ты всегда думаешь самое плохое обо мне. Следующие три года я буду предпочитать невинную мистификацию, а пока попыталась исправить

впечатление от своего заявления. Боюсь, мои попытки оказались столь же вызывающими: мол, если ты считаешь, что я такая плохая мать, это твое личное дело.

— Ну и ну, — сказал ты. — Ты действительно в этом уверена? Это серьезно.

— Я помню, что ты говорил о Кевине и его молчании: мол, он не разговаривал так долго, потому что хотел делать это правильно. Ну, я тоже перфекционистка. И я плохо справляюсь и с НОК, и с материнством. На работе я постоянно беру выходные без предупреждения, и мы выбиваемся из графика, а Кевин просыпается, понятия не имея, кто останется с ним сегодня, его мать или какая-нибудь девчонка, которая непременно сбежит к концу недели. И так, наверное, будет до школы. Может, это даже полезно для НОК. Новый угол зрения, свежие идеи. Может, я слишком давлю на сотрудников.

— Ты, — ужас в голосе, — деспотична?

— НЕЕЕЕЕЕ? Не-не, нене не?

— Кевин, прекрати! Хватит! Дай маме с папой поговорить...

— НЕ-неее, НЕ-неее!.. Не не-НЕЕЕЕ!..

— Кевин, я не шучу, перестань выть, или мы уходим.

— Не НЕ не, не не, не не, не-не не не НЕне!

Не знаю, почему я пригрозила ему уходом, не имея никаких доказательств его желания остаться. Тогда я впервые столкнулась с тем, что станет впоследствии хронической головоломкой: как наказать мальчика с почти буддийским безразличием ко всему, чего его можно лишить.

— Ева, ты просто делаешь еще хуже...

— А как, по-твоему, заставить его заткнуться?

— Не не НЕЕЕ не-не не-не не неееееенеееееее?

Я его шлепнула. Не очень сильно. И он был счастлив.

— Где ты этому научилась? — угрюмо спросил ты.

Забавно: это было первым предложением из всего застольного разговора, не переведенное в не -не.

Кевин зарыдал. На мой взгляд, поздновато. Его слезы меня не тронули. Я не стала его утешать.

—Все смотрят на нас, потому что ты его ударила, — тихо сказал ты, поднимая нашего сына и устраивая его на своих коленях. Вопли перешли в визг. — Больше так не делай, Ева. Не здесь. Кажется, есть закон или что-то в этом роде. Или его собираются принять. Это считается плохим обращением.

— Я шлепнула собственного ребенка, и меня за это арестуют?

— Давай договоримся... Больше никакого насилия. Ни в коем случае. Ты поняла, Ева? Никогда.

То есть я шлепну Кевина — ты ударишь меня. Я поняла.

— Пожалуйста, уйдем отсюда, — холодно предложила я.

Кевин постепенно расслабился до всхлипываний, но легко мог

продолжать выступление еще добрых десять минут. Господи, его так хотелось пожалеть. Актеришка.

Ты сделал знак официантке принести счет.

— Не в такой обстановке я хотел сделать свое заявление, — сказал ты, вытирая Кевину нос салфеткой.