Кремлевский опекун - Александр Смоленский Страница 37

– Благодарю за вопрос! Собственно, с этого я и хотел начать. Дело в том, что я тоже с уважением отношусь к своим коллегам, в том числе и к вам, Галина Николаевна, и к вам, Виталий Титович. Поэтому вправе, наверное, задать аналогичный вопрос: почему такой малоинтересный с точки зрения профессиональной стороны дела процесс ведет судья столь высокого ранга? Почему в качестве гособвинителя выступает сам районный прокурор? Мне даже не надо обращаться к вашему послужному списку, чтобы заключить, что и вам данное дело не по рангу! – В кармане адвоката совсем некстати резко зазвонил телефон. Бахтин не стал затягивать с ответом. – Еще раз привет, Лев Владимирович! Да, все еще токуем с коллегами. Да неужели? Говорите, что тоже ходок? Интересно, интересно... Позже обсудим. Пока!

В комнате повисло неловкое молчание. Все как в рот воды набрали, никто не хотел развивать столь скользкую тему, прерванную телефонным звонком, пока Зуева не сказала:

– Что касается меня, то просто назначили. Сама не знаю, почему.

– Видимо, чтобы, так сказать, зная вашу чистоту и принципиальность, прямолинейно обрушить гнев на обвиняемого. За изнасилование, которого не было. За инцест, который, во-первых, уголовно не наказуем, а во-вторых, никакие факты не могут исследоваться, если их нет в обвинительном заключении. – Бахтин, казалось, уже вышел из себя, но нашел в себе силы остановиться. – Что касается консенсуса... – уже невозмутимо продолжил он. – Защита, как вы, наверное, помните, выдвинула конкретные требования: убрать решетки и заново пересмотреть состав присяжных.

– Мы заменим Грязнова, несомненно, – не медля ни секунды, пообещала Зуева, поморщившись, будто ей наступили на мозоль.

– Грязнов – это вообще отдельная статья. Боюсь, по нему уже тюрьма плачет. Но в данном случае речь не о нем, а об институте присяжных как таковом. Я не требую полной замены всего состава присяжных, но настаиваю на повторном рассмотрении каждой кандидатуры. Тем более, как только что мне сообщили по телефону знающие люди, среди присяжных есть еще одна любопытнейшая «фигура», по которой лично мне хочется проехаться катком.

– У вас что, есть для этого серьезные основания? – на всякий случай переспросила Галина Николаевна, уже готовая ко всему.

– Поверьте, имеются. И чтобы не ставить в неловкое положение некоторых уважаемых в городе людей, я предлагаю до завтрашнего утра пересмотреть весь список. И если вам угодно, вообще не выносить на открытое заседание ряд кандидатур. С ними мы отдельно разберемся.

– Хорошо, Борис Фиратович. Я подумаю, – согласилась Зуева.

Прокурор мрачно махнул рукой и вышел из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь.

– Что он так? – спросил Бахтин, когда они с Зуевой остались наедине.

– А вы войдите в его положение, – доверительно ответила судья. – Ситуация в городе крайне взвинченная, народ жаждет крови. Получилось так, что прокурор теперь главный выразитель этих настроений. Все ждут от него решительных действий как от героя, который стремится восстановить справедливость.

– На Руси так редко бывает, – задумчиво проговорил адвокат. – Ненавидят злодеев...

– Но только не насильников. Вы читали публикацию в «Комсомольце»?

– Имел несчастье. Видите ли, Галина Николаевна, если судить по статьям в газетах, а не по статьям закона, можно полстраны за решетку засадить! И в нашей истории достаточно много подобных прецедентов.

– Но кое-что выглядит правдоподобно.

– Намекаете на то, что Сироткин и Уфимцева брат и сестра? Как раз очень маловероятно. Инцест, доложу я вам, сам по себе, конечно, полнейшее безобразие. Но не надо шекспировский сюжет стилизовать под античную трагедию. Это уже явный перебор!

– А если это правда? Надо же как-то остановить поток извращений и пошлости, который захлестнул нас со всех сторон, растлевает сознание, если хотите, губит общество!

– Согласен, надо! Я обеими руками «за». Тогда пусть прокурор это докажет. Но прежде припомните навскидку процесс, где осудили отца, изнасиловавшего собственную дочь?.. Видите? И не вспомнить. Бьюсь об заклад, вам в подобном процессе не доводилось принимать участие. Мне тоже. Я, правда, никогда не стал бы защищать отца-мерзавца! Однако не пытайтесь уверить меня, будто таких фактов нет в природе. Здесь же у нас все смешалось, как в доме Облонских. Какой-то опекун, какие-то дети из разных детдомов. И надо же, оказываются братом и сестрой. Я лично сомневаюсь. Имею право.

Зуева не ответила. Она действительно не могла припомнить, чтобы кто-либо из ее коллег вел подобное дело, о котором упоминал Бахтин.

– Тем не менее факт совращения малолетней налицо.

– И опять не все так однозначно. Прежде всего не такая уж Уфимцева малолетняя. Есть прецеденты, когда в ее возрасте органы регистрации в качестве исключения выдают разрешение на брак. Неужели вы не догадываетесь, к чему вас подталкивают? То растление, то инцест... Не возьму в толк, кому это надо. Но обещаю, мои друзья разберутся... – Бахтин своевременно замолчал. Зачем выдавать лишнюю информацию?

– Вы слишком легко игнорируете общественное мнение, Борис Фиратович, – не стала задавать наводящих вопросов судья, которой больше улыбалась перспектива продолжать теоретический спор. – Вам даже можно позавидовать. Однако закон призван защищать общество!

– Если всегда идти в русле общественного мнения, даже когда оно явно тенденциозно и кто-то им искусно манипулирует, никогда не избавишься до конца от пережитков феодального мышления. Они и без того въелись нам в кровь. Больше надо полагаться на логику и верить людям. Да и матери-природе чаще доверять. Она сама подскажет, где правда и любовь, а где ложь и клевета. Ну, хоть убейте меня на месте, Галина Николаевна, не похожи Сироткин и Уфимцева на извращенцев. И чувства у них самые чистые, и друг с другом они никогда раньше не были знакомы. Это же очевидно. И защищать я их буду не за пачку «зеленых», а потому, что свято в этом убежден!

Поздно вечером в городской квартире отставного полковника ФСБ Леонида Сергеевича Мацкевича зазвонил телефон.

– Кто это может быть? – заворчала дремавшая перед телевизором его супруга. – Тебя, наверное, Леня.

– Да, уж конечно, не тебя, Валюша. Спи. Спи. Конечно, меня.

На пенсии отставнику было скучно. Поэтому он поднял трубку с надеждой.

– Как вы думаете, товарищ полковник, это правда, что чекисты не бывают «бывшими», до самой смерти? Или все это враки? – услышал Мацкевич веселый знакомый голос.

– Представьте себе, как только зазвонил телефон, я почему-то подумал: что-то мои старые друзья не звонят?

– Звонят, как видите. Причем с деловым предложением.