Кромешник - О'Санчес Страница 37

В реальности город выглядел не таким пряничным, но зато буквально излучал сытую и безмятежную благожелательность. Откуда-то справа забренькал колокол – с кирхи, видимо; прохихикала мимо стайка девчачьей малышни – наверное, в школу…

И Гека отпустило, судорожное напряжение исчезло, растворилось в безмятежном, чисто вымытом утре, захотелось есть и пить. Он достал из внутреннего кармана пиджака лопатник и пересчитал наличность: за глаза и за уши – одна тысяча двести сорок один доллар «гринами» и на две сотни местных франков, и мелочь в карманах. Он упорно копил и экономил деньги в тюрьме, готовя рывок, понимая, что нет смысла рассчитывать на заначку под камнем, на берегу Кастелламарского залива. А вот – случилось, повезло, можно считать, и насколько легче дышится с деньгами на кармане. Можно было бы и не ехать сюда, не рисковать, на первое время бы хватило… Гек выпил чашечку местного кофе со сливками, чтобы заесть какую-то сладкую пакость с орехами, и пустился кружить по старому Цюриху.

Вот отель «Пальма», где четыре с лишним года назад проходило «одно очень важное совещание с нашими друзьями», в котором участвовал на первых ролях дон Паоло (о чем они совещались и как-то он сейчас?), а вот и гостиница, где он должен был тормознуться и через некоего турка передать сообщение об этом Червончику… Да, через турка. И ждать.

А этот мужик с мечом на коленях – Герман Великий. Внезапно Гек остановился, заворожённый: из-за угла вывернул трамвай – точь-в-точь как у них в Бабилоне, только номер другой! На Гека нахлынули воспоминания, заныло сердце по родине, ведь он никогда ранее не покидал её пределов, да ещё так надолго… Неожиданный этот трамвай пробудил что-то такое… непонятное, отчего становится сладко и грустно; кажется, что вот-вот вспомнится важное, заветное, без чего жизнь не в жизнь… – но нет, трамвай прогрохотал, и наваждение растаяло. И трамваи здесь тихие на удивление, не то что наши… Сколько там на часах? Пора.

Давно ему не было так хорошо. Гек выбрал гостиницу неброскую, хотя и довольно дорогую. Но это не важно, через пару часиков цена за номер не будет иметь никакого значения при любом исходе предстоящего дела. Гек потратился, заказал такси и уже на нем подобрался поближе к «Швейцарскому объединению». Мучительно хотелось разжиться пистолетом, но некогда, и денег жалко, и погореть очень легко. Хотя оружия тут навалом… К черту! Гек выбрался из такси, попросил водителя подождать, купюру положил на сиденье и свернул за угол. Через несколько секунд Гек лёгким и уверенным шагом вошёл в прохладное чрево банка…

Такси пригодилось, и ещё как! Чемодан был велик и тяжёл, Гек получил его безо всяких затруднений. Гек почему-то боялся, что даже если груз ещё никем не востребован, то потребуется доплачивать за длительное хранение, а денег не хватит, или потребуют объяснить, что там лежит и сколько его, или ещё какую дрянь придумают… Последние метры до такси пришлось тащить чемодан чуть ли не волоком. Шофёр догадался, выскочил и помог забросить в багажник. Первым побуждением Гека было не отдавать чемодан в багажник, поставить в салоне рядом с собой, но здесь не Бабилон – уж больно дико бы показалось местным. Да и мысль могла найти дурную какую-нибудь голову: «А что интересного может быть в таком тяжёлом чемодане?»

У себя в номере он прежде всего отдышался, снял пиджак, галстук, запер изнутри дверь, потом откупорил банку с кока-колой и уселся в кресло, не отрывая взора от темно-вишнёвого вместилища. Ему нравилось предвкушение открытия, даже если оно – всего лишь открытие чемодана.

«С миллион будет», – неуверенно подумал Гек, но прикинул в долларах и почувствовал, как сердце заколотилось, застучало вдвое против прежнего. Он расстегнул воротник рубашки, рука зацепилась за что-то: крестик… Гек рванул – тонкие звенышки-серебринки не выдержали и двумя обрывками замотались по сторонам потного кулака. Гек терпеть не мог побрякушек на мужчинах, но – терпел. А теперь хватит: он пропихнул сорванный крестик с цепочкой в банку – там на дне ещё бултыхались остатки – и встал, чтобы выбросить её в мусоропровод. Проходя мимо зеркала, машинально бросил туда взгляд и остановился. Волосы растрепались, глаза кровью налиты, лоб, щеки и в особенности уши огнём горят, тот ещё видок!

Гек постоял у зеркала, плюнул в него и направился в ванную. Там тоже было зеркало, но вмонтированное в стену, а не на гвоздике, как в комнате. Гек с отвращением заглянул и туда, стал нашаривать мыло; банка все ещё была в руке. Гек выругался вслух на бабилосе и по-итальянски, выскочил из ванной, выбросил жестянку в мусоропровод, вернулся. Только после того, как уши и щеки приняли более-менее обычную окраску, он разрешил себе подойти к чемодану.

«Видели бы меня сейчас дон Паоло или Суббота с Варлаком – полюбовались бы на дешёвку на этакую…» Гек присел на корточки, перекусил толстую нитку, на которой висел ключ, привязанный к чемоданному ремню, поочерёдно повернул им в замках и повалил чемодан плашмя.

«Да, а на каком языке я выругался? – почему-то подумал Гек. – Вспомнить бы надо». Но так и не вспомнил, а когда приподнял крышку, то и совсем забыл об окружающем: в прозрачном полиэтиленовом мешке плотно и тяжело лежали деньги – доллары США, упакованные в аккуратные пачки. Гек немедля принялся считать; набралось два миллиона сто семьдесят шесть тысяч долларов купюрами по сто долларов, около тридцати-сорока тысяч «грантами» и «джексонами», то есть пятидесяти– и двадцатидолларовыми бумажками. Гек поленился их считать, поскольку они лежали россыпью, прикинул на глаз. Но это был только первый слой: нижнюю половину чемодана занимали пачки каких-то разноцветных бумаг. После долгого осмотра Гек пришёл к выводу, что бумаги эти – государственные и муниципальные облигации разных выпусков, на три и пять лет. Он принялся было считать и их, но вспомнил, что их продажная стоимость может отличаться от номинала, в них указанного. Надо спуститься вниз и купить газету с биржевыми котировками, только и всего! Гек так и сделал. Он оставил на полу – как есть – груду бумажных сокровищ, только закрыл дверь на ключ. Впрочем, через пару минут он вернулся с газетами «Нойе цюрихер цайтунг» и «Ба-Бусинес», обе на немецком языке. Деньги разноцветным холмом лежали там, где он их оставил. Гек вновь закрылся на ключ, выложил из карманов блокнот и ручку, купленные в вестибюле вместе с газетами, сбросил пиджак и приступил к работе.

Облигации были что надо: общая стоимость потянула на четыре с половиной миллиончика, если перевести в доллары. Гек не владел немецким, вычитывал только цены и названия бумаг. Надписи же на бумагах, выпущенных бабилонским государственным казначейством и мэрией Бабилона, свидетельствовали о том, что вместе с не вырезанными за два года купонами они тянут дополнительно ещё на пол-лимона.

Шесть с лихером! С ума сойти! Ну, красотища! На самом деле было даже немного больше, чем думал Гек, поскольку в предвыборной суёте городские политиканы обещали в прошлом году держателям облигаций, что в случае победы пересмотрят купонные ставки за весь год в сторону увеличения на два процентных пункта. Но Гек ещё не знал об этом. Он вынул стодолларовую купюру из неполной пачки и разболтанной походочкой – такую обожает обкуренная шпана из негритянских кварталов – подошёл к зеркалу, поверхность которого пробороздил по вертикали смачный харчок. Гек аккуратно, чтобы не коснуться пальцами, принял его на ковшик купюры и бросил вместе с нею в унитаз. Потом поколебался и не выдержал – выбрал уже двадцатидолларовую, поистрепаннее, помягче: скомкал её, расправил и насухо протёр гладкое стекло. Он сбросил в унитаз и этот зелёный комочек, потянул за рычажок и тихо заулыбался, наблюдая, как рычит и беснуется маленький водопадик.