Королева пустыни - Джорджина Хауэлл Страница 37

Когда же она открыла для себя путешествия по пустыне, преодоление трудностей внезапно преобразилось во всеохватывающий личный эксперимент, в котором невозможно дойти до конца. Тут были языки, в которых предстоит совершенствоваться, обычаи, которые надо узнавать, новые люди, которых нужно понять, археология и история, требующие изучения, техника наблюдений и ориентирования на местности, фотография и картография, которые необходимо освоить. Преодолевая риск, оставаясь живой и достигая цели, Гертруда опьянялась самоутверждением вдали от мира, где она прежде всего и главным образом воспринималась бы как представитель фамилии Белл, незамужняя дочь Хью, внучка-наследница Лотиана.

Приключения ей нужны были не для того, чтобы прославиться или подняться в высшее общество. Всю свою жизнь Гертруда отказывалась от публичности и все больше теряла интерес к аристократичности – если только к ней не прилагались какие-то высочайшие умения. Хью, завоевавший авторитет у правительства и делового мира, намеренно решил не делать дальнейших обычных шагов – покупка загородного имения, шикарная жизнь в лондонских клубах, получение титула пэра, – чтобы поднять Беллов из успешных капитанов промышленности в высший класс. У него не было времени для людей, пользующихся престижем лишь за свой титул и связанные с ним привилегии. В эпоху, когда в нем ценили бы лорда больше, чем человека с достижениями, Хью хотел, чтобы его уважали за опыт, за деловую сообразительность, за гражданское лидерство. Точно так же Гертруда, как представитель третьего поколения Беллов, не использовала в своих предприятиях унаследованную власть и положение. Единственная помощь, которую она принимала, – это семейные деньги, финансировавшие ее исследования. Во всем остальном она зависела лишь от своего интеллекта, мужества и жажды знаний.

По мере того как таяла перспектива брака и детей, Гертруда чувствовала растущую потребность реализовать себя в иной сфере. В определенный момент даже этого бы не хватило, но когда этот момент настал, жизнь преподнесла ей цель мирового масштаба. В течение какого-то времени она стала завоевывать себе имя в международных делах. Вплоть до Первой мировой войны государственные дела, внутренние и иностранные, велись на обедах, суаре и посольских приемах не в меньшей степени, чем в правительственных кабинетах. Гертруда была принята в этот мир и стала завоевывать в нем признание – как эксперт в своей области интересов. Куда бы она ни приезжала, сразу без колебаний объявляла о себе консульству или появлялась у посла, мудира или губернатора (вали) района. В Бухаресте, Париже, Хомсе, Антиохии объявляла она о своем прибытии. Затем были приглашения на парадные обеды, приемы, настоятельные приглашения вести дела из комнаты в консульстве, а не из шатра. Если ты Персона, каковой она стала, Персона, с которой считаются, то очень невежливо не зайти и не оставить свою карточку. Если ты не герцог или граф, ты можешь поддерживать такое положение, только если и дальше будешь его заслуживать и если сможешь утвердить себя среди послов и прочих важных лиц. Когда Гертруда говорила о своих дискуссиях с доктором таким-то по вопросу о тяжелом положении преследуемых граждан в Армении, или о важности залива Акаба как пути снабжения нефтью, или о соображениях в пользу организации железнодорожного сообщения с Меккой, или о факте, что из Дамаска послано десять полков, чтобы привести друзов Хаурана к порядку, за столом воцарялось молчание. Ее слушали, за ней повторяли. Гертруда не пыталась войти в мир мужчин – она в нем существовала.

С XVIII века такие женщины, как Джорджиана, герцогиня Девонширская, организовавшая успех либеральной партии, или намного позже в Америке миссис Гарриман, возродившая удачу демократов, действовали «салонной властью» – обедами и домашними приемами. Гертруда представляла собой новое и современное явление – личность, которая свое влияние оказывала с помощью знаний из первых рук и мнений, основанных на этом знании. Дома и за границей она общалась с величайшими людьми своего времени. Она определенно отличалась от всех женщин, что ездили на Восток до и после нее: Фрей Старк, говорившей, что женщине намного легче путешествовать, потому что можно прикинуться, что ты глупее, чем ты есть; леди Энн Блант, сопровождавшей своего мужа Уилфрида; или нескольких романтичных женщин, описанных у Лесли Бланш в «Диких берегах любви», вроде леди Бертон и Джейн Дигби.

Ее свежайшая информация о том, что сейчас происходит, вместе с ее взглядом на ситуацию была важнейшим инструментом влияния. В ее дневниках в сокращенном виде хранилось все, что сейчас бы лежало в памяти компьютера. Гертруда кратко записывала все, что говорилось в одном кругу, потом, вероятно, позже обнаруживала, какой это проливает свет на то, что она слышала в другом. Она передавала информацию своему другу-журналисту Чиролу, и от дома до заграницы, лицом к лицу или в письмах – государственным деятелям той поры. Как и многих археологов, сообщающих местные политические новости Ближнего Востока, ее называли «шпионкой». Гертруда бы рассматривала такой ярлык и как кричащий, и как неверный. Она была собирателем и распространителем информации, ничего не терявшим от бесплатности этой работы и потому получающим вход в коридоры власти – вход как полноправная Персона.

Как уже упоминалось, ее стиль путешествий, начиная с 1909 года, можно назвать величественным. Она не только любила путешествовать с шиком, но и знала, что шейхи будут судить о ней по ее имуществу и дарам и соответственно с ней обращаться. Гертруда не забывала, как друз Яхья-Бег расспрашивал местных жителей: «Видели вы здесь путешествующую королеву?» И она возила с собой модные вечерние платья, батистовые блузки и полотняные юбки для верховой езды, хлопчатобумажные рубашки и меховые манто, свитера и шарфы, холщовые и кожаные сапоги. Под слоями кружевных юбок у нее скрывались пистолеты, фотоаппараты и пленки, а в свертках лежали бинокли и пистолеты в дар наиболее важным из шейхов. У нее были с собой шляпки и вуали, зонтики, лавандовое мыло, египетские сигареты в серебряном портсигаре, порошок от насекомых, карты, книги, веджвудский обеденный сервиз, серебряные подсвечники и гребни, хрустальные стаканы, простыни и одеяла, складные столы и комфортабельное кресло – не говоря уже о походной парусиновой кровати и походной ванне. Шатров у нее было два – один Фаттух ставил сразу же, как разбивали лагерь, чтобы был стол, где она сможет писать, а во втором ставили ванну, которую наполняли горячей водой, как только появлялся огонь, и походную кровать, которую застилали муслиновым спальным мешком, уложенным под одеяла. «Мне не приходится прятать патроны в сапогах, – писала она домой в январе 1909 года. – Мы прошли таможню, не открыв ни единой коробки».

Картируя Евфрат в 1909 году, Гертруда осмотрела 450 миль вдоль его берегов до прихода в район Неджефа и место своего назначения, Кербелу. Здесь, в Ухайдире, она нашла огромный красивый дворец в замечательно сохранном состоянии. И никогда не забывала свое изумление при первом взгляде на потрясающие стены и сводчатые потолки. Какое-то время, когда было подтверждено, что ее план дворца будет первым, Гертруда верила, что открыла неизвестную цитадель: «Никто ее не знает, никто ее не видел. Это такая удача, какой у меня еще никогда не было… предмет такой завораживающий и вызывающий столько мыслей, как дворец Ухайдир, два раза в жизни не встретится».