Здесь и сейчас - Лидия Ульянова Страница 37

Марина, несмотря на жару и солнце, плотно закрывала форточки и задергивала шторы, наказывала домашним ни под каким предлогом окон не открывать – первый этаж, каждое слово на улице слышно. Тетки же о необходимости соблюдать конспирацию даже не подозревали. Подпив, за столом говорили громко, ругать социалистическую действительность не стеснялись. Ни в крупном не стеснялись, ни в мелочах.

– Это что же у вас за комнаты в квартире? Это же купе вагонные, а не комнаты. Какому идиоту приснилось такие дома строить?

То, что идиота звали Хрущевым, и хрущевки стали прорывом в решении жилищной проблемы, тетушкам никто не объяснял.

– Вот все у вас устроено, чтобы людям неудобно было. Это как? Пробку с бутылки водки оторвешь и выбрасывать надо? А закрыть потом чем? Или надо ее допивать до дна? Или пальцем затыкать?

Николай пожимал плечами, подразумевая, что до дна, а как же еще, но вслух подобной крамолы не произносил.

– Петя, ты же врач! А живешь как чучмек, в живопырке. У нас врачи больше всех зарабатывают. Врачи и адвокаты.

– Жрать вы горазды. Не экономите на еде-то. Хоть и вкусно все. У нас тетерева только во французском ресторане дают, мы и не пробовали никогда.

Тетушки догадывались, что по случаю их приезда подготовили специальный обед, но им даже в голову не приходило, какими трудами он дался. Маринина семья месяц могла бы питаться.

Детям нравилась только одна канадская тетка – тетя Нина. Она вроде бы была старенькая, бабушка, но носила розовые брюки и офигенный пепельный парик. Она путала русские и английские слова, называла детей чилдренятами и курила сигареты «Мальборо».

В комнате было душно от большого скопления народа, голова под париком у тети Нины потела, и тетушка обратилась к девочкам, не помня их имен:

– Герл, открой, дорогая, виндовку, дышать нечем.

Верка замерла, помня строгий наказ форточек не открывать. Надька спряталась за спиной сестры. Верка лихорадочно искала выход из положения. А что, если отвлечь ее вопросом об угнетении негров в Америке? Спросить: «А в Канаде тоже негров угнетают?» Или привести Ласку и продемонстрировать, как та умеет давать лапу и танцевать за колбасу. Но не была уверена, что мама одобрит ее решение. Верка не шевелилась, тетушка не сводила с нее выжидательного взгляда.

– Открой окно, девочка, – старательно выговорила тетушка, догадавшись, что русская девочка ее не понимает.

Ситуация зашла в тупик.

И тогда Веру осенило:

– А давайте я буду на вас веером махать?

Она сгоняла в комнату и вернулась с веером, который Надька смастерила в своем художественном кружке, которым очень гордилась и не позволяла никому трогать. Надька метнула на сестру полный праведного гнева взгляд. Тетушка посмотрела с восторгом и одобрением: ее, канадского почтальона, никто и никогда веером не обмахивал.

В Веркину ладонь опустилась заслуженная поступком серо-зеленая бумажка в пять долларов, которая не произвела на девочку должного впечатления: купить на нее ничего не купишь, что с ней делать, непонятно, уж лучше бы резинку жевательную дала. И Верушка старательно махала над головой старушки веером до тех пор, пока мама не предложила:

– Верочка, поиграй нам на пианино.

Пробираясь к пианино мимо Надежды, Вера получила ощутимый тычок в бок: нечего выпендриваться и брать чужие вещи.

Марина, тоже захмелев от впечатлений, волнений и двух рюмок настоящего коньяка «Наполеон», принималась хвастаться детьми. После того как Вера отыгрывала на пианино обязательную программу, показывала всем необыкновенный Надюшкин веер, затем нахваливала Любомира, который занимался велоспортом и делал поразительные успехи.

Как только тетушки оказывались за дверью, сопровождаемые дяди-Петиной семьей, дети принимались подпрыгивать и клянчить:

– Мама, мама, а жвачка есть? Дай мне желтенькую, я не люблю с мятой.

– Мама! А подари мне ручку!

– Мама! Верке не давай, ей и так целую пачку дали!

Уставшая Марина, выжатая за один вечер словно лимон, не имевшая сил на воспитание, без слов раздавала детям вожделенные гостинцы.

После отъезда канадских тетушек, когда все успокаивались, и жизнь принималась катить своим чередом, Марина Львовна продолжала какое-то время жить в напряжении. Пугалась телефонных звонков, незваных посетителей на службе. Готовилась, что вызовут в партком или даже сразу на Литейный. Оттого обновы и подарки радовали меньше, чем они того стоили.

Через какое-то время Марину Львовну вызвали в школу, что само по себе было событием вопиющим – дети Арихиных не требовали индивидуальных бесед родителей с преподавательским составом. Полной неожиданностью оказалось и то, что поводом для встречи с учительницей послужил поступок Веры.

– Вы должны понимать, товарищ Арихина, что валютные операции сами по себе чреваты преследованием, а в стенах школы просто недопустимы. Абсолютно исключены, – с искренним негодованием внушала Марине Львовне молодая грымза в нелепых роговых очках. – Я склонна вынести проступок вашей дочери для обсуждения на педсовете.

Член КПСС Марина была вне себя от ужаса и бросилась защищать родную дочь не щадя живота:

– Послушайте, Зоя Петровна, я искренне признательна вам за сигнал, – начала Марина ласково и издалека. – Поступок Веры кажется вам вызывающим? Недостойным поведения советской пионерки?.. – Марина выдержала красивую театральную паузу и пошла в нападение: – Тринадцатилетняя девочка обменялась с десятиклассником, я правильно вас поняла? Она обменяла переливающуюся открытку с котятами на ненужную бумажку в пять долларов? Девочка, которая не имеет представления о словах «валютные операции», совершила, прямо скажем, нетождественный обмен. Глупый, неуместный поступок, согласна. Но почему вы склонны видеть в нем прямо-таки антисоветский заговор? Что именно вы собираетесь обсуждать на педсовете? Обмен открытки на бумажку, которая для советского человека не имеет никакой ценности? Я уже не говорю о том, зачем эта самая бумажка понадобилась десятикласснику, который намного взрослее и умней шестиклассницы.

– Но где девочка берет валюту, вот в чем вопрос?

Вопрос и правда был чрезвычайно интересным, но Марина Львовна не собиралась на него отвечать.

– И сколько у нее еще таких бумажек? – Учительница готова была пойти на попятный, но пока не сдавалась.

– Да вы с ума сошли! Зачем вы делаете из ребенка преступника и валютную спекулянтку? Я уверена, что, кроме этой злосчастной купюры, она долларов и в руках-то никогда не держала. Она и эту, должно быть, нашла на улице. Я вас сдерживать не могу, Зоя Петровна, но только не думаю, что данный детский поступок – это достаточно серьезный вопрос для педсовета.

Порешили на том, что никто ничего никуда не выносит, а Марина Львовна проводит дома беседу с детьми о правильном поведении советского пионера.