Свой среди волков - Шон Эллис Страница 38

Мы прожили вместе одиннадцать лет. У нас родилось четверо замечательных детей — Кайра, Бет, Джек и Сэм. У Джен к тому моменту уже было трое, хотя только двое из них жили с нами. Когда Кайра вот-вот собиралась появиться на свет, ее умудренная опытом мама поначалу была спокойна, как скала. Подумаешь, еще одни роды — ничего страшного! Она набрала ванну теплой воды, уговаривая меня не паниковать. Но вдруг я услышал ее испуганный крик «начинается!» и понял по ее виду, что она переполошилась еще сильнее, чем я сам. Не теряя времени, я схватил Джен в охапку, сунул на заднее сиденье машины и повез в Солсбери, по дороге лихорадочно названивая в больницу. Оглядываясь назад, я видел, что головка ребенка уже показалась, и морально готовился принимать роды прямо в салоне. Но тут мы, к счастью, под скрежет тормозов влетели в больничные ворота, и две медсестры буквально в последнюю секунду поймали малышку Кайру, когда она, визжа и брыкаясь, скользнула во внешний мир.

После рождения Кайры у Джен прибавилось забот. Она плотно обосновалась дома. Нашим романтическим совместным прогулкам с магнитофоном под звездами и проливным дождем пришел конец. Я работал день и ночь, моя одержимость волками стремительно прогрессировала. В редкие часы домашнего досуга я был занят тем, что записывал свои наблюдения, слушал магнитофонные пленки и систематизировал данные о лонглитской стае волков. Я был совершенно очарован ими, но еще больше — тем фактом, что их поведение помогало гораздо лучше понимать собак — как армейских, так и домашних. Передо мной открывалась вся глубина человеческого невежества, из-за которого мы так нечутки и порой жестоки к нашим лучшим друзьям. Я осознал, что людям придется коренным образом поменять образ мыслей, чтобы загладить свою тысячелетнюю вину перед собаками.

Но меня не покидало ощущение, что мои исследования поверхностны, недостаточны. Я хотел копнуть глубже. А для этого нужно было вернуться в Айдахо. Меня вновь непреодолимо потянуло к братьям-индейцам и семейству волков, с которыми можно общаться изблизи, а не через окно «ситроена». Англия всегда оставалась моим домом, здесь живет моя семья — люди, в чьих жилах течет моя кровь. Где бы я ни был, я по ней скучаю. Но духовная моя родина — на северо-западе американского континента. Индейцы действительно стали мне братьями, а волки — родными. Год за годом я чувствовал потребность сидеть по вечерам у ног старейшин племени и слушать их истории, полные мудрости. По сравнению с этим обязанности главы семейства казались мне второстепенными.

Джен, похоже, совсем не огорчилась, услышав о моем решении. Она привыкла к моим отлучкам — в конце концов, служил бы я в армии, мог бы точно так же вечно пропадать в каких-то дальних краях. Ее мир вращался вокруг детей, друзей и родственников, которые жили в Плимуте, где и мы потом купили дом. Она была очень самостоятельна. Думаю, что своими внезапными возвращениями я довольно грубо вторгался в привычный, спокойный уклад ее жизни. Она не особенно нуждалась во мне и, возможно, даже чувствовала себя более счастливой в мое отсутствие. Когда я уезжал, она так быстро переключалась на другие заботы, что потом ей нелегко было принимать меня обратно.

Я рассказал Блейки о своих планах и между делом поинтересовался, не составит ли ему труда замолвить за меня словечко перед командованием. Он согласился мне помочь и убедил их, что моя поездка к нез-персэ совершенно необходима для усовершенствования методов дрессировки армейских псов. Я получил дополнительный отпуск, что вкупе с обычным годовым составило шесть недель. Этого было вполне достаточно для плодотворного путешествия. Незадолго до моего отъезда у Мачи родились щенки. Я с сожалением покидал своих подопечных в такой волнующий момент, но перспектива снова оказаться в горах, среди диких волков, была слишком уж заманчивой.

Каждый раз, возвращаясь в Айдахо, я надеялся, что уж теперь-то, с моим опытом и авторитетом, меня поселят в типи получше. Но не тут-то было! Я снова и снова оказывался в своей дырявой развалюхе на отшибе. Поначалу я связывал это с тем, что меня считают новичком. Потом — с тем, что я не индеец и таким образом расплачиваюсь за все грехи белого человека, сотни лет преследовавшего и притеснявшего нез-персэ. Прошло три или четыре года, прежде чем я набрался смелости и спросил Леви, почему меня каждый раз селят на опушке леса. По обыкновению, он не дал мне прямого ответа, а рассказал очередную притчу. Но я, кажется, понял, к чему он клонит.

Однажды, как гласит легенда, одна скво собирала в лесу хворост и наткнулась на маленького волчонка, полумертвого от голода и холода. Вокруг не было видно ни его матери, ни кого-либо еще из волчьей стаи. Оставить его в лесу значило бы обречь на верную смерть. Женщина завернула малыша в одеяло, положила в корзину и принесла домой, в свой типи. Она согрела его, напоила теплым молоком и стала растить, как собственное дитя. Когда волчонок подрос, скво начала приносить ему с охоты мясо. Они сделались неразлучны куда бы ни пошла женщина, волк повсюду следовал за ней. Вместе ходили в лес за дровами, вместе спускались за водой к реке и подолгу сидели там, в лучах утреннего солнца, глядя на свои отражения. Вечерами они играли в лесу, а потом отправлялись домой и засыпали, свернувшись в один клубок.

Однажды они, как обычно, сидели у реки и рассматривали свои отражения в воде. Вдруг скво содрогнулась от ужаса — ее лица не было видно. Из смутной глубины на них смотрели двое волков. Она превратилась в волчицу! До смерти перепугавшись, женщина побежала в деревню и рассказала о случившемся одному из старейшин племени, спрашивая, за что на нее пало такое проклятие. Мудрец ответил, что это не проклятие, а, наоборот, дар в награду за ее доброту. И еще он велел ей собрать свои пожитки и перенести их на опушку леса. «Теперь твое место там, — сказал он. — Жить тебе отныне на границе между двумя мирами — волчьим и человеческим».

Этим рассказом Леви недвусмысленно намекал, что я тоже наделен подобным даром. Мое предназначение на этой земле — выступать в роли посредника между волками и людьми.

Как-то, вернувшись в лагерь, я обнаружил там письмо от Джен. В нем меня ждали печальные новости. Умерла Мача, мать новорожденных щенков. Это был настоящий удар. Я как будто лишился близкого друга. Представляя, как по ней сейчас воет вся стая, я глубоко сожалел, что не могу быть сейчас рядом и горевать вместе с ними. Я ушел на территорию вольера и долго выл там в одиночестве, сложив ладони рупором, скорбно и протяжно, надеясь, что Мача, где бы она сейчас ни находилась, слышит меня и знает, что я тоскую по ней. А когда я засыпал той ночью, откуда-то, из сумеречного пространства между сном и явью, до меня словно бы донесся знакомый голос, шепнувший мне последнее «прощай».

Волкам чужды наши эмоции. Они не позволяют себе подолгу увязать в сантиментах, как это свойственно людям. Структура стаи немедленно восстановилась, и место Мачи заняла моя любимица Дейзи. Я был так рад! Теперь она стала альфа-волчицей, и на следующий год наконец-то настал ее черед вынашивать щенков. Когда она забеременела, я снова был в отъезде — проводить отпуск в Айдахо вошло у меня в привычку. Но радость обернулась трагедией. Однажды смотрители обнаружили Дейзи бродящей по вольеру с мертвым волчонком, наполовину торчащим из родового канала. Она была в очень тяжелом состоянии и нуждалась в срочной ветеринарной помощи. Ей ввели транквилизаторы и сделали операцию. Кроме наполовину рожденного, внутри у нее обнаружили еще несколько мертвых волчат. Дейзи была уже немолода, и такая история вполне могла бы повториться. Как ни печально, врачи приняли решение стерилизовать ее.