Четыре подковы белого мерина - Наталья Труш Страница 38

Когда приехал врач и осматривал Эллу, Лада тихо стояла у дверного косяка. Ей было безумно жаль эту красивую девушку, которая была похожа на труп.

– Вы ей кто? – спросил врач.

– Я?! Я – мама… Ну, я мама Димы. Это молодой человек, с которым она живет.

– А ее родители где?

– Не знаю…

Вот же беда-то! Они жили почти четыре года, а Лада ничего не знала про Эллу: кто она, кто ее родители, где живут, как живут…

Эллу увезли в больницу. Три дня врачи боролись за ее жизнь. Димка сидел у ее кровати, не выпуская ее руки из своих рук, и плакал. Он изредка уходил. Потом возвращался. В один из дней в его отсутствие Элла исчезла. Он уходил – она лежала, подключенная к разным аппаратам, которые показывали ее состояние. Вернулся – ее уже не было. Постель, на которой она лежала, заправлена чистым бельем: конвертик из простыни, в нем – пестрое одеяло в клетку. Сразу видно: никто не лежит, место свободно.

Димка испугался. Хотел крикнуть, но в горле словно заслонка упала, звук перекрывающая, и он только каркнул неудачно и закашлялся.

– Где?! Где???!!! – кричал он медсестре, которая прибежала на шум в палату интенсивной терапии.

– Что ты орешь? – свистящим шепотом спросила его сестра, строго сведя на переносице брови-ниточки. – Забрали ее! Родители приезжали, договорились с какой-то клиникой и увезли.

– Куда?! Куда???!!! – кричал, размазывая слезы, Димка. Он катался по полу, пахнущему хлоркой, и подвывал.

– Откуда я знаю – куда?! И вообще, ее родители строго запретили тебе что-либо говорить! Так что давай иди отсюда, пока тебя в милицию не сдали!

– Мама, я умру без нее, – сказал вечером Димка, глотая слезы.

– С ней вы умрете вместе, и гораздо быстрее, чем поодиночке, – ответила ему Лада. Она сама едва держалась. Перед ней был ее маленький Димка, ее ребенок, беззащитный, больной, несчастный. А теперь, получалось, еще и брошенный…

Жизнь у Димки понеслась под уклон. Сначала он искал свою Белку. Загородный дом, в котором жили ее родители, был закрыт на замок. Соседи ничего не знали о том, куда делись хозяева.

У нее была бабушка, и Димка сумел найти ее, но она ничем не помогла.

– Я ничего не знаю. Знаю только, что родители увезли ее куда-то, в больницу вроде какую-то…

Бабушка дергала себя за пальцы, и они страшно хрустели. Казалось, что хруст слышен на всю парадную и на все десять лестничных маршей: пять – вверх, и столько же – вниз.

У Димки закружилась голова от этого страшного звука, и он со всей силы стукнул себя ладонями по ушам. От звона в голове не стало слышно старушечьего хруста, и Димка схватил Белкину бабку за пальцы-крючки, упал перед ней на колени и взмолился:

– Бабуля, помоги! Христом Богом прошу! Помоги найти Белку!!!

– Миленький, чем же помогу тебе?! Ты уж сам позвони ей…

– Да куда?!!! Куда я ей позвоню?!!! У нее нет телефона! Ну, позвоните ее родителям, просто пусть передадут ей, что я ее люблю!!!

– Внучек, я-то им и не звоню. Они сами… Сынок мне звонит, каждый день. Это папа Эллочки. Передам, конечно. Только…

Бабушка не договорила, но Димка и сам все понял.

* * *

С родителями Белки отношения испортились сразу, как только они поняли, что их дочь попала в беду. Впрочем, отношения не простыми были давно. Белка самостоятельной стала рано. Как школу окончила, так родителям сказала: «Жить буду так, как мне нравится! От вас наелась любви родительской, более не желаю!»

Сказала как отрезала. В их семье все решали деньги. У отца Эллы бизнес был давний, серьезный, в сфере финансовой. Он хотел, чтобы дочь пошла по его стопам, а она хотела стать ветеринаром. Назло маме и папе. За то, что в их огромном загородном доме не было места ни кошке, ни собаке, ни хомячку. Животные были для родителей Эллы пустым местом, баловством, от которого, «кроме грязи, ничего»!

А ей было так одиноко в их большом доме! И будь у нее котенок или щенок, она бы, наверное, услышала папу. Дело, бизнес – это серьезно. Но ей хотелось любви и тепла. Хотелось получать и хотелось отдавать. И она сделала свой выбор, как только у нее появилась возможность: блестяще окончив школу, Белка стала работать и учиться, но не там, где хотели родители.

Из дома ее за такое непослушание поперли. Отец рассчитывал, что, лишив дочь крыши над головой, он заставит ее покориться. Но Элла собрала вещи и ушла. Сначала жила при ветклинике: с позволения главного врача оставалась ночевать в кабинете на кушетке. С утра убегала на учебу в ветакадемию, днем работала: зашивала раны, закапывала уши, делала уколы. По вечерам бегала в приют для бездомных животных, где бесплатно лечила брошенных кошек и собак.

Элка была счастлива. У нее не было родительского дома с джакузи и зимним садом. Она убирала лотки за кошками и чистила собачьи клетки, у нее пять лет не было отпуска, а порой не было денег, но она была счастлива, потому что была нужна тем, кого люди лишили тепла и дома. И они были нужны ей. Она была на равных с четвероногими ребятами. Ее тоже отлучили от дома. Но она, в отличие от животных, могла выжить в этом мире, а им без нее было не очень сладко.

Отношения с мужчинами у Эллы складывались не очень хорошо. Можно сказать, что не складывались совсем. Она была слишком придирчива. Она препарировала мужчин: характер, внешность, привычки – на предметное стеклышко, сверху покровное, капельку физраствора, и под микроскоп. А потом просто раскладывала его на молекулы и атомы. И в итоге получалось, что их молекулы и атомы крутились на разных орбитах. Чужеродными они были. Это первое. И второе: ей надо было покровительствовать, по-матерински вынянчивать любимого человека, быть выше, умнее, заботливее. А ей чаще встречались самодостаточные мужчины, которых распирало от этой самодостаточности. Причем порой она была дутая, и это было видно. И от этого было смешно.

А еще ей хотелось, чтобы рядом был единомышленник, чтобы он понимал ее, чтобы не задавал ненужных вопросов. Например, зачем она принесла из приюта домой старого немощного кота, доживать…

– Ему там так плохо было! Вокруг молодые и здоровые, как поросята веселые. А Тихон – старый, больной… Он устал от жизни, и свистопляски, которые устраивали приютские ребята, утомляли его. У Тихона по шесть-семь раз в день случался эпилептический припадок… – рассказывала она потом все понимающему Димке.

А когда Тихон только поселился в ее доме, у Элки как раз зарождались романтические отношения с одним симпатичным мужчиной. Он был хорош ровно до того момента, как она пригласила его к себе в гости.

Тихону в тот день было очень плохо. И едва Элла с кавалером сели пить чай, как у кота приключился приступ. Тихона трясло, он катался по полу и утробно завывал. Это длилось всего две минуты, но было так страшно. Элка видела это уже много раз, но привыкнуть к этому так и не могла.

Она бросила чай и торт и кинулась выполнять привычную работу: вытерла кота влажной пеленкой, завернула его в теплый плед, уложила в коробку. Потом тряпку на швабру и протереть пол – все уже отработано до автоматизма.