Молодые, способные - Скарлетт Томас Страница 38

– Поддается? – спрашивает Энн.

– Тише. Не отвлекай его, – шикает Эмили. Наконец Брин поднимается. У него ноют колени.

– Тут с ходу ничего не сделаешь, – сообщает он. – Может, подождете пока внизу?

Из комнаты доносится шум. Какой-то стук.

– Эй, кто там? – кричит Джейми. Эмили пробивает нервный смешок.

– Ну кто там может быть, глупый?

Брин припадает к замочной скважине, но ничего не видит. Стук прекращается.

– Наверное, летучая мышь, – высказывается Пол. – На чердаках они бывают.

– Уфф... – облегченно вздыхает Тия. – Может, пойдем отсюда?

– Или птицы на крыше, – вносит свою лепту Энн. – Наверное, у них там гнездо.

– Да какая разница! – отмахивается Тия. – Пошли вниз?

Брин рад, что больше незачем изображать возню с замком.

– «Признавайся или отдувайся»! – предлагает Эмили, когда все возвращаются в гостиную. Запас авантюризма у всех иссяк.

– Чего? – спрашивает Брин.

– Такая игра, когда говорят только правду? – уточняет Тия.

– Ага, – кивает Эмили, – или задания выполняют. Эмили возбуждена. «Признавайся или отдувайся» —

ее любимая игра. Она напоминает Эмили ночевки у одноклассниц, грозы, романы, каникулы с однокурсниками.

Джейми и Брин заглянули в кладовую, и теперь в камине пылает уголь. В гостиной становится жарко. Есть вино, сигареты, бокалы, пепельницы (ладно, блюдца) – что душе угодно. Эмили опять на диване рядом с Брином, Тия и Джейми устроились на другом диване. Пол и Энн на полу: Энн греет руки перед камином, а Пол разлегся вдоль дивана Эмили, подпирая голову ладонью, и, похоже, дремлет.

– Как в нее играют? – спрашивает Тия.

– Никогда не пробовала? – удивляется Эмили.

– Нет. Разве что в Израиле... Не помню.

– Ты бывала в Израиле? – вмешивается Брин.

– Ага, в кибуце.

– И один мой кореш тоже.

Все ждут продолжения, но рассказывать Брину нечего.

– Правила такие, – нарушает молчание Эмили. – Кто-нибудь – скажем, я – начинает игру. Я выбираю, кому задать вопрос – например, Энн, и она выбирает, признаться или промолчать. Если она готова признаться, тогда я задам ей вопрос, на который она должна честно ответить. Если Энн захочет промолчать, тогда я придумываю для нее задание. Затем она выбирает человека, спрашивает его, он выбирает, признаваться или отдуваться, и так далее. Вот и все.

– А если тот, кого ты выберешь, не захочет отвечать? – спрашивает Джейми.

– Надо! – заявляет Эмили.

– А если он откажется? – допытывается Тия.

– Тогда ему придется выполнить задание, – объясняет Эмили. – Если же он выберет признаваться, а потом солжет – Пол, тебя это в первую очередь касается, – будет платить штраф.

– Штраф? – Джейми ежится. – Весьма зловеще.

– А как же! – откликается Эмили. – Штраф придумаем заранее. Пусть тот, кто проштрафится, обежит вокруг острова пять раз. Голышом.

– Класс, – хихикает Энн.

– Ты шутишь? – спрашивает Джейми. – Смотри, какая темень. Свалиться со скалы проще простого.

– Значит, всем придется говорить правду, – улыбается Пол.

– Все согласны? – Эмили обводит взглядом остальных.

Кивают все, кроме Тии, которая хмурится.

– А можно просто послушать? – спрашивает она.

– Нет, – качает головой Эмили. – Если играть, так всем.

– Почему это?

– Если будешь просто слушать, узнаешь все наши секреты, а мы твои – нет. Так нечестно.

– Не гони, – останавливает ее Брин. – Какие еще секреты?

– Как это какие! В них вся соль игры! – восклицает Эмили.

– А я думал, в нее ради секса играют, – замечает Пол.

– Это в «Русского почтальона», – поправляет Эмили.

– И в «Признавайся или отдувайся» тоже, – возражает Энн.

– А ты откуда знаешь? – спрашивает Брин. – Ты и секса-то не нюхала.

– И все-таки знаю, – заявляет Энн. – И играла почаще тебя.

– Что же до сих пор ни с кем не перепихнулась?

– Да потому что всегда признаюсь, балда, – усмехается Энн.

– А если они тоже бессмертны? – Эмили разливает вино.

– Ну, если никто не умирает, тогда ладно, – отзывается Джейми. – Это здорово.

– И так и этак здорово, – вмешивается Пол. – Вот я перед смертью перекачаю свои мысли куда-нибудь – конечно, если к тому времени такая техника появится.

– А если не появится? Или ее изобретут уже после твоей смерти? – спрашивает Эмили и смеется. – Посмотрим, как ты запоешь!

– Ему-то что? Он уже умрет, – напоминает Энн.

– А ты бы как поступила? – спрашивает Пол у Энн.

– В каком случае?

– Если бы пришлось выбирать между немедленной смертью и вечной жизнью.

– И то и другое неплохо, – отвечает Энн.

– Рехнулась? – спрашивает Эмили. – И то и другое – отстой. Мы же только что говорили.

– Нет, – возражает Энн. – Отстой – то, что у нас сейчас. Даже дебил в нашем положении согласился бы или умереть сразу, или жить вечно. Поэтому я понимаю самоубийц. Если смерть неизбежна, чего ждать? Главная подлянка жизни – нам известно, что она рано или поздно закончится. Не может не закончиться, но никто не знает, когда это будет. Можно погибнуть под колесами в двенадцать лет, можно отпраздновать столетний юбилей. Неизвестно, когда тебя отсюда заберут. Вот это – отстой. Я никогда не строю планы на завтра или на послезавтра – может, завтра меня уже не будет в живых. Загорится дом, пока я сплю, вломится серийный убийца с топором – да мало ли. А может, я в двадцать с чем-то внезапно умру во сне. Гораздо веселее было бы знать, что никогда не умрешь, – не пришлось бы каждую минуту ждать конца. А так живешь – как будто смотришь единственную копию классного фильма на дрянном проекторе: сидишь и не знаешь, когда он зажует пленку и сдохнет. Будь я посмелее, покончила бы с собой, просто чтобы не маяться от неизвестности. Если точно знаешь, что не увидишь конца фильма, зачем вообще его смотреть? К чему лишние разочарования?

Слушателей эта вспышка поражает.

– Вечная жизнь – по кайфу, – говорит Брин.

– Мы даже здесь могли бы жить и ни о чем не волноваться, – прибавляет Пол.

– Ты и так не волнуешься, – напоминает Тия.

– Пожалуй, да, – соглашается он. – Кто следующий?

– Я, – спохватывается Эмили. – Выбираю Энн.