Целующиеся с куклой - Александр Хургин Страница 38

На что Лопухнин молча ответил: «Ну, шкура. На бээмвухе куда царь пешком ходил ездит, живёт в трёхкомнатной квартире с отдельным для гостей санузлом, а на стирке и любви экономит».

Нет, не постичь было Лопухнину загадочную немецкую душу. И он даже в сердцах полагал, что души, в нашем исконном понимании, у немцев вовсе не существует.

Ну да Бог с ней, с их душой. С душой было Лопухнину всё понятно. Так же как и с любовью регламентированной. А что понятно, то не волнует и не трогает. Волнуют обычно загадки природы и тайны мироздания. И вот именно такой загадкой явилась для Лопухнина левая грудь Брунгильды пресловутая. Вернее, загадкой был вопрос «почему?». Почему она имела отличную от правой — эталонной, так сказать, груди — конфигурацию? И загадка эта не давала Лопухнину никакого умственного покоя. Он силился её разгадать и не мог. А когда он что-нибудь не мог, его это беспокоило. И бесило.

И вот однажды, как говорится, в один прекрасный день недели Лопухин совершенно случайно и неожиданно для себя присмотрелся попристальнее к другим женщинам города Крайсбурга. Присмотрелся и чуть не оторопел: практически все эти женщины — если к ним хорошо и тщательно присмотреться — имели ту же самую отличительную черту, тот же самый небольшой дефект груди. Ну разве кроме самых молоденьких и упругих, а также эмигранток из бывшего СССР.

— Ни черта себе эврика! — сказал Лопухнин, сделав это, попахивающее расовой теорией, открытие. — Офигеть!

А в прошлом своём был Лопухнин учёным и почти кандидатом наук, и он хорошо знал, что всякое великое открытие требует тщательной проверки и перепроверки. И Лопухнин своё открытие проверил и перепроверил. Эмпирически. Что стоило ему немалых усилий. «Плевать на усилия, — думал он. — Вдруг это судьба моя индейка. Может, я жизнь совою перевернул, сдуру эмигрировав, чтоб это загадочное явление живой природы разгадать. Прославив род Лопухниных и заодно себя лично в веках».

Итак, значит, сначала Лопухнин в качестве научного опыта и втайне от Брунгильды склонил к мимолётной близости трёх подряд немецких женщин. При его знании немецкого языка и отношении большинства немок к безродным иностранцам из России на пособии — это был поистине титанический труд. А учитывая их выдающуюся, не умещавшуюся ни в какие, даже немецкие, рамки внешность, так и вовсе подвиг разведчика. Но харчами перебирать не было у Лопухнина ни времени, ни возможности. И он довольствовался тем, что Бог послал и что попалось под горячую руку само. То есть Лопухнин под видом безопасного секса произвёл подробные в нужных местах замеры, подтвердившие его открытие. Конечно, четыре (включая Брунгильду) положительных результата на всё женское население страны — слишком мало. Но не мог же Лопухнин склонить для проверки к сожительству всех женщин ФРГ. Да у них и возраст не у всех это позволяет.

И чтобы лишний раз убедиться в отсутствии ошибки, Лопухнин трижды, в трёх разных немецких землях, сходил с Брунгильдой за её деньги в баню. Благо, германские бани — общие в самом широком смысле слова. То есть женщины моются и парятся совместно с мужчинами, стариками и детьми. Даже шапочно не знакомыми.

— Вот до чего дошла германская демократия, — восхищался Лопухнин, путешествуя в BMW по стране и разглядывая мокрые женские тела Тюрингии, Баварии и Норд-Рейн-Вестфалии. — Вот что значит по-настоящему открытое общество свободы, равенства и братства.

Забегая недалеко вперёд, надо сказать, что открытие Лопухнина подтвердилось и в банях. Впрочем, это не прояснило ему причин самого явления. Причины предстояло ещё найти. И он искал их не покладая рук и не останавливая мыслительный процесс ни на минуту.

«Что, если они тут все, — мыслил Лопухнин, — от амазонок происходят мифологических? Тех, которым одна грудь мешала из лука стрелять. Правда, те, кажется, правую грудь себе отрезали. Если левшами не были. Или всё-таки левую?

А может, немецкие матери одной правой грудью детей выкармливают и на ноги ставят. По какой-либо их технологии или традиции древне-тевтонской. И правая грудь молоком растягивается, а левая, наоборот, остаётся прежних размеров».

Но тут Лопухнин сам себе возражал — что не все женщины матери. А дефект имеют в той или иной степени все. Но и это он пробовал чем-то объяснить. Тем, что, возможно, их с детства приучают спать на левом боку. Для какой-нибудь пользы их женскому здоровью. Естественно, это было уже полной чушью, поскольку слева у женщины находится сердце, и спать на нём для здоровья не полезно, а вредно.

Да, а решение пришло к Лопухнину откуда не ждали. Как это часто бывает с первооткрывателями чего бы то ни было. Просто случилось озарение, вспышка могучего ума.

Поздним немецким вечером — часов этак в девять — Лопухнин переходил улицу на красный сигнал светофора. Ему показалось, что машин нет ни справа, ни слева. И он как нормальный человек, не получивший в детстве классического немецкого воспитания, пошёл не спеша через дорогу. До середины дошёл без приключений и помех, потом слышит — визг тормозов приближается. Повернулся к визгу лицом, а на него авто прёт неумолимо. Точно такое, как у Брунгильды, только синее и «Пежо». И за рулём, как обычно, женщина. Страшная, что твоя смерть: глаза выпучены, руки в руль упёрты и рот бубликом. Наверно, орёт что-то вне себя. Но главное, видит Лопухнин сквозь лобовое стекло ремень безопасности, и он, ремень этот, женщину фактически перечёркивает от левого плеча к правому бедру. И одна грудь прямо Лопухнину в глаза смотрит целенаправленно, а другой под ремнём как будто и нету.

«Вот она, разгадка, — успел подумать Лопухнин. И ещё он успел подумать: — Всё тайное и загадочное — просто. Просто и постижимо».

Но это ещё бабка надвое сказала. Что просто, а что загадочно.

До Лопухнина ходил у Брунгильды в друзьях-любовниках один старичок — сразу после короткого романа с городским антисемитом она его осчастливила. Натуральный пожилой одуванчик, с белой головой, бородой и усами. Он, когда Брунгильду на погребении антисемита увидел, у него откровенно слюни потекли. И Брунгильда за это сразу его полюбила. Нарушив профессиональное кредо не заводить отношений с потенциальными клиентами. Совет директоров компании служебных романов между персоналом и клиентурой не одобрял. Боясь, что последняя скидку может попросить, пользуясь своим ложно-приближённым к фирме положением. Но и на старуху бывает проруха. Как известно.

— Ты у меня прямо дед Мороз, — сказала старичку Брунгильда в грустный день их встречи. Но в считанные часы произвела переоценку вечных ценностей и сказала: — Нет, ты не дед Мороз, ты дед Огонь!

И старичку это определение понравилось невероятно и польстило до такой степени, что он обещал купить Брунгильде мотороллер «Хонда» с коляской и оставить дом свой после смерти. На вечную память и чтобы в нём жить.

— Правда, умирать в обозримом будущем я не планирую, — говорил старичок. Но дом на южной окраине Розенбурга был у него действительно большой, не дом, а целая недвижимость. Двенадцать комнат на трёх этажах, не считая санитарных, подсобных и гаражных помещений. И отопление не печное, а центральное.