Сперматозоиды - Наталья Рубанова Страница 38

Третий перевал дается несколько легче предыдущих, зато четвертый не калечит лишь чудом — о страховке, конечно, нет речи: «Да тут бабушка пройдет!» — любимая присказка шамана давно не кажется хоть сколько-нибудь убедительной; элементы альпинизма, впрочем, уже знакомы. «За камень крепко держись, ясно? — говорят ей. — Вот так, ухватилась — и всё: да не езди по нем, как по пизде ладошкой!» Сану корежит: впрочем, именно грубость, возможно, и не дает в тот момент сорваться — сорвется она чуть позже.

Для того, чтобы сделать шаг по снежно-ледяной простыни, нужно пробить маленькую дорожку — след — ребром ботинка: метр за метром, метр за метром — да сколько их еще будет, снежников этих?.. Сана останавливается на середине: ребят не видно — снова не дождались… как шевельнуться? По обледеневшему склону, когда страх до кишок пронизывает, — как пройти? Назад пути нет — вопрос лишь в том, есть ли смысл двигаться дальше. Кусая губы, Сана делает шаг, потом еще один… Ничего, в сущности, страшного, а она-то боялась: голову надо выключать, го-ло-ву — тогда легко будет, тогда… В этот самый момент рюкзак и перевесит: о нет, перед глазами не замелькают картинки из экс-жизней, а негромкий стон, вырвавшийся из груди, раздастся, скорей, от удивления, нежели страха. Слетев с обледенелого снежника, будет скользить она на животе — вниз, вниз, беззвучно, безупречно, бессмысленно, — думая лишь о том, что станет с Мартой, если; будет лететь, мечтая разбиться легко, без боли — пусть лучше так, да, пусть так, хоть и глупо расстаться с телом, таким родным и таким, в сущности, непознанным, здесь и сейчас, когда, как кажется, всё лучшее уже намекает на свое присутствие в ее, а не чьей-то еще, жизни… Глупо, Плохиш, тысячу раз глупо — вот так, средь камня и снега — не облегчив душу твою, — из-за нее и исчезнуть…

Все это напоминает компьютерную игру — лети, Сана, лети! Аховый твой полет, пожалуй, и уместится на прокрустовом ложе, предназначенном для того самого словечка, которое тщетно пытался сложить Кай в замке Снежной королевы — впрочем, мумия Хатшепсут упрекнет тебя в самоповторах: она же помнит все твои трещинки, [163]она же считает, будто ты подсажена на Андерсена… Лети, Сана, лети-и! — обернись-ка налево, обернись-ка направо — хороша ли экскурсия, тепло ли тебе, девица?.. Все, что нужно сейчас, — зацепиться: ветку-то видишь? Отче наш… — закрывает глаза Сана и вдруг замечает, что уже не скользит: молись, detka, молись, а главное — не думай о хромой обезьяне.

«Жива?» — с плохо скрываемой тревогой спросит ее, висящую над обрывом, подбежавший шаман. «Цела, не сломана» — «Это страхи твои ушли — нет их теперь больше… С крещением!» — он прищуривается, а Сана, которую, на самом-то деле, распирает от странной, неведомой доселе, гордости — цела! не сломана! — вымученно улыбается и, опираясь на шамана, находит силы усмехнуться: «Спасибо».

Она не чувствует рук, не чувствует онемевших, красных от холода, пальцев — не замечает, как капает на лед кровь из нежной ладони, распоротой острым камнем — она ест снег, горсть за горстью: здравствуй, Плохиш, ну, здравствуй — онемел, разве?.. Да кто, черт возьми, обманул тебя, сказав, будто люди не летают?.. Не набить ли ему морду?..

…

Адам, улыбалась Сана, разглядывая купающегося под высоченным водопадом шамана и представляла его почему-то в костюме «In credibles»: [164]длиннополый жакет, сутажные брюки, серый цилиндр… Недолго думая, она скинула с себя одежду и побежала к другому водопаду: поток оглушил, обрушившись на грудь тяжелой лавиной; прозрачная, хрустально чистая, переливающаяся под солнечными лучами, вода смывала не только кровь, давно струящуюся по ногам, но и, казалось, топила в камнях уродливые сгустки фантомных болей. Сана знала: если перейдет все перевалы, если спустится живой к морю и ощутит неизменность чувства, значит, безусловная любовь, не имеющая к привязке [165]никакого отношения, существует. На кой черт тебе это, вклиниваюсь я, неужто не надоело?.. Осталось немного: дойти живой, отмахивается Сана, вот и идет — идет, чтобы найти камень в форме сердца, а потом, на высоте две тысячи метров, сорвать у горного озера семь шаманских цветков. Как странно, вздыхает Сана, глядя на воду, зеленая трава и белый снег — не пародия ли это на их с П. отношения?.. Она поднимается на холм и, оперевшись о камень, смотрит на скалы. Тишина стреляет сначала в голову, а потом целится в сердце. Найдя пятилепестковую сирень, Сана кладет ее на кончик языка; на спуске она уже не пытается никого догнать — скоро земля, тропа обязательно выведет, упс, приплыли: аул, еще аул, да вот же оно, море, скотина. [166]

…

Эвтаназия: счастье навсегда

Свобода воли и свобода выбора: не об этом ли мечтают люди всю жизнь?

Старость и недуг помогут Вам насладиться этой поистине королевской роскошью, а высококлассные специалисты, работающие в нашем Эвтоцентре, с радостью обслужат Вас по первой Вашей просьбе.

С нами Вы поверите в то, что такие «три кита», как

УСПЕХ,

НАДЕЖНОСТЬ,

и УВЕРЕННОСТЬ

лежат в основе нашей эксклюзивной концепции, позволяющей в кратчайший срок добиться полного удовлетворения даже самого взыскательного клиента.

Ноу-хау заключается в безболезненности осознанного перехода — каждый, обратившийся к нам, получает уникальный шанс ощутить их на собственном теле. Пусть вас не беспокоит то, что оно потеряло форму — высочайшего качества свежие гробы из душистого кедра, изготовленные тут же, в нашей маленькой и уютной мастерской, навсегда скроют его от посторонних глаз.

Мы работаем по предоплате со 100 %-ной гарантией и с гордостью называем нашу услугу уникальной.

Одиноким предоставляются скидки.

Пожизненный результат в день обращения

Мы работаем, чтобы подарить Вам билет в бесконечность!

Сана открывает глаза: да, ее сны — или, что любопытней, тексты снов — вдохновят, возможно, не одного психиатра — или, на худой конец, копирайтера. Впрочем, к черту тексты: она закуривает и вспоминает шамана да брошенное им вскользь молодец. А ведь — надо же! — ни одного человека, пожалуй, не приходилось прижимать ей к себе с такой силой, прощаясь: и П. — П. тоже — при всех — не приходилось…

Странно: впервые в жизни Сане кажется, что мозг ее наконец-то умолкает — и происходит это не в горах, как прописано «в сценарии», а здесь, на банальном курорте. Впервые в жизни не раздражают праздно шатающийся народец, шансон, запахи шашлыков… Она почти летает по узким улочкам, любуется пальмами да сидит на берегу моря — сидит до тех самых пор, пока красная полоска солнца не скроется за горами — в голове нет ни одной мысли, и даже о П. как-то не думается.