Халтурщики - Том Рэкман Страница 39

— Чего вы пытаетесь тут добиться? — спрашивает он на прекрасном английском.

— Все в порядке, — лопочет Уинстон, — мы журналисты.

— На кого вы работаете? — мужчина обращается к Уинстону, хотя смотрит на Снайдера.

— На газету, — отвечает Уинстон. — Вы тоже журналист?

— Я из министерства внутренних дел.

Услышав это, Снайдер делает шаг вперед.

— Рич Снайдер, зарубежный корреспондент. Приятно познакомиться. Чувак, ты отлично говоришь по-английски. Искренне завидую тому, что ты владеешь двумя языками. Мы, американцы, в этом плане никчемны. Повтори-ка, как тебя зовут?

— Я служу в министерстве внутренних дел, — говорит он, а потом добавляет что-то резкое в адрес зевак, и толпа немедленно рассасывается. Затем он снова обращается к Снайдеру: — Я не в восторге от этой вашей темы. Вы собирались писать о половых извращениях в Египте. Половых извращений в Египте нет. Половые извращения — западный феномен.

— Хотелось бы, чтобы это было так, брателло.

Человек из министерства сухо улыбается.

— Выберите другую тему. Напишите о чем-нибудь приятном. О чем-нибудь хорошем, что делается в нашей стране. А не об этом, — он корчит мину, — когда все путаются друг с другом.

— На какую же тему мне тогда писать?

— Это же твоя работа, не так ли? Я рекомендую прочитать «Египетскую газету». Там печатаются отличные статьи.

— О том, какая миссис Мубарак хорошая домохозяйка? Послушай, если ты не хочешь, чтобы я писал о сексе в Египте, подкинь мне что-нибудь поинтереснее.

— Что тебя интересует?

— То же, что и всех. Самая денежная тема Среднего Востока: терроризм.

Человек из министерства резко поворачивается к Уинстону.

— Убери блокнот! Это не для протокола!

— Меня интересует Аль-Гамаа аль-Исламия, — продолжает Снайдер. — Войнушка в Верхнем Египте. Я хочу знать о сотрудничестве с американскими органами госбезопасности. И взять интервью у спецназа.

— Заходи в мою машину.

По всей видимости, Уинстона это приглашение не касается, так что он остается у лотка с фруктами, а черный «седан» уезжает.

Он слишком поздно понимает, что ключи от квартиры остались у Снайдера. Уинстон звонит ему на мобильный, но тот не отвечает. Ближе к ночи Снайдер наконец берет трубку.

— Эй, чувак, ты чего с нами не поехал?

— Я не знал, что и меня звали.

— Я тебя не слышу. Я в военном аэропорту.

— Вы когда вернетесь? Я снова не могу попасть домой.

— Я определенно вернусь.

— Но когда?

— Не позже выходных.

— Мне нужны ключи от дома!

— О боже, расслабься. Ты слишком нервный. Получай от работы удовольствие. Послушай, я часа через два лечу на С-130. Проведи для меня кое-какое расследование. — И он начинает сыпать названиями организаций.

— А как же мои ключи?

— Перезвони мне через пять минут.

— И мой компьютер у вас.

Снайдер кладет трубку.

В течение следующих трех часов Уинстон перезванивает ему каждые пять минут, но мобильный Снайдера отключен. Уинстону приходится просить у Зейны, корреспондента из информационного агентства, у которой он снимает квартиру, запасной ключ. Он настаивает на том, что в качестве компенсации за неудобства угостит ее чем-нибудь в ближайшем пабе.

Зейна заказывает — по-арабски она говорит бегло, — выбирает столик и приносит две пинты пива «Сакара». Она садится, откидывает с лица намазанные гелем черные пряди волос, демонстрируя бесшабашную улыбку.

— Ну что, — спрашивает она, — нравится тебе Каир?

— Ага, тут реально интересно, — отвечает он. — Я кое-чем недоволен, но это так, мелочи.

— Например?

— Да ничего серьезного.

— Назови хоть что-нибудь.

— Ну, дышать трудновато, воздух очень грязный. Как будто у тебя выхлопная труба под носом. От жары у меня иногда голова кружится. И еда не всегда съедобная. Может, мне просто не везло. И мне не нравится, что это полицейское государство. А еще мне иногда кажется, что местные хотят меня пристрелить. Хотя это только тогда, когда я с ними разговариваю. Тут я сам виноват — арабский я освоил так себе. Но в основном, — подытоживает он, — тут довольно интересно.

— А что насчет Снайдера? Как он тебе?

— Ты его знаешь?

— Ну конечно.

— Что я о нем думаю? — Уинстон колеблется. — Ну, должен признаться, что с первого взгляда он кажется слегка, ну, наверное, амбициозным, что ли. Но, узнав его получше, я начинаю думать, что он…

— Очень амбициозный.

Уинстон отвечает неожиданно откровенно:

— Козел, вот что я хотел сказать. — Он протирает стакан. — Прости. Надеюсь, я тебя не задел?

— Не говори ерунды. Он мне не друг, — отвечает она. — А над чем вы работаете?

— Я толком даже не понимаю. Честно говоря, до того, как он приехал, я еще ничего написал. Но я двигался вперед. По крайней мере я так думал. Я знакомился с городом, учил арабский. Я бы рано или поздно что-нибудь выдал. А потом вторгся он. И захватил мой ноутбук. Ему как-то удается одновременно втаптывать меня в грязь и заставлять чувствовать себя так, будто я ему чем-то обязан. Но он постоянно пытается меня подбодрить — все время говорит, что я наверняка получу эту работу, что у него шансов нет, что якобы очевидно, что выберут меня, и так далее. Но чем больше времени я с ним провожу, тем более смешным я кажусь самому себе. Я не понимаю, почему человек с таким опытом вообще пытается устроиться на эту работу.

— Ирак, — поясняет Зейна. — Он хочет попасть в Ирак. Снайдер искал возможность попасть туда, как только началась война. Он рассказал тебе, чем занимался до того, как прилететь в Каир?

— Награду какую-то получил вроде бы?

— Он вел блог об Ираке. Точнее, о своих попытках туда попасть. О том, как его завернули на границе с Ираном, Турцией, Сирией, Иорданией, Саудовской Аравией, Кувейтом. Слава богу, Ирак граничит со многими странами — так что материала для публикаций у него было предостаточно. Тут надо отдать ему должное: он человек целеустремленный. Он больше, чем просто красавчик.

— Ты считаешь его красавчиком?

— Ну, он такой весь из себя мужественный военный корреспондент. Некоторым женщинам это кажется сексуальным, — говорит она. — А что касается Ирака, проблема в том, что никто не в состоянии понять, что он за птица. Американцы ему не доверяют, иранцы думают, что он из ЦРУ, иракцев он просто пугает. Никому не ясно, что он делает, ведь его не спонсирует ни одно издание.

— А почему его никто не спонсирует?