Зло - Ян Гийу Страница 39

Да, но ты уж точно не Махатма Ганди. Он боролся за правое дело, освобождение своей страны, и поэтому получил поддержку всех людей в Индии. Ты говоришь также, что драться с системой — правое дело. Наверное, так оно и есть. И пусть ты ни разу никого не ударил после квадрата, именно твоя сила позволяет тебе расхаживать, издеваться над членами совета и даже иногда выставлять их на посмешище. Конечно, всё может лопнуть с треском в любой момент, если ты зайдёшь слишком далеко. Мы ведь окружены полуидиотами, которые только и хотят сами стать членами совета. Так что не создавай вокруг этого шумихи, пусть всё останется как есть. Ты ведь всё равно победил самое худшее, разве не так?

Ах, Пьер, не только Ястреб и его тупые приятели заполняют наш класс. Большинство парней, может, не великие умники, но уж точно и не дураки. Просто они ходят сюда так долго, что на самом деле поверили, что мы, ученики Щернсберга, становимся здесь людьми более крутого типа, потому что учимся принимать и наносить удары, выполнять и отдавать приказы. Многие верят в это или хотят верить, чтобы не выказать себя трусом, по крайней мере. Но можно убедить их на личных примерах, что трусость преодолима. И тогда все устроится. И ты сможешь говорить всё, что хочешь, о Ганди и о нашем «интеллектуальном» будущем. Чёрт побери, сейчас уж точно облава в любом случае. Ага, господин Ганди, немного пассивного сопротивления с тем, чтобы не вытирать зубную пасту с простыней и книг.

Для неявки под арест или на штрафные работы признавались две уважительные причины.

Первая: каждый ученик имел право воскресным утром пройти три километра до церкви и принять участие в службе. И никакого возмездия в виде дополнительной отработки или отсидки под замком, дабы компенсировать затраченное время. Поэтому, главным образом весной, да еще при хорошей погоде, набожность среди штрафников, наказанных лишением выходного дня, резко возрастала.

Второй считалось участие в тренировках сил ополчения. В Щернсберге существовало своё собственное подразделение Сёдерманландского корпуса самообороны, которое время от времени инспектировал некий полковник.

Склады этой полувоенной структуры располагались в двух красных бараках по соседству со стрелковым тиром. Там имелся набор стальных касок 30-х годов с тремя коронами, выгравированными на лбу, комплекты серой полевой униформы модели 40-х годов, винтовки системы «Маузер», штыки, ручные гранаты, пластиковая взрывчатка, запалы, военные ботинки, автоматические винтовки, пулемёты (изношенные механизмы которых зачастую отказывали), а также четыре автомата и множество боеприпасов. Склад был весьма прилично укомплектован для мирного времени, и причиной тому, вероятно, являлись хорошие связи школы и шведской армии.

Правда, реалисты не очень-то культивировали уважение к силам самообороны. Хотя стрельба из автомата боевыми патронами выглядела по-настоящему мужской забавой, но не всех мальцов радовала перспектива ходить в слишком просторной и от этого смешной униформе. Да и тренировкам добровольные защитники отечества могли посвящать лишь свободное от других занятий время. То есть среди потенциальных воинов всегда не хватало представителей данной категории учащихся. Поэтому их заманивали туда различными льготами.

В качестве одной из них предлагалось право на курение — даже для тех, у кого отсутствовала справка от родителей. То есть, пока ты одет в униформу, разрешалось спокойно дымить сигаретой. Соответственно удавалось и хранить среди военного снаряжения разного рода курительные необходимости. Именно благодаря этой привилегии и возможности отвертеться от ареста и штрафных работ, пока продолжаются сборы, комплектовался скромный контингент реалистов в обусловленном количестве двадцати человек. Чем, кстати говоря, покрывалась потребность в рядовом составе. Ведь четырёхклассники, гимназисты из высшего дворянства и члены совета, входившие в школьное военизированное формирование, автоматически становились командирами разного уровня. Но кем-то следовало командовать!

Именно поэтому Бобру удалось выбить особые привилегии для реалистов после длительных переговоров с директором и советом.

Бобёр являлся учителем математики и преподавал также в классе Эрика и Пьера. Прозвище своё он получил из-за двух очень больших и выдающихся наружу передних зубов. За кафедрой он был немного неуклюж и застенчив, но, когда переодевался в униформу со знаками различия командира школьных подразделений, с ним происходили персональные превращения, наводящие на мысли о докторе Джекиле и мистере Хайде.

Узнав, что Эрика и Пьера ждали штрафные работы в ближайшие выходные, он попросил их остаться после урока и уговорил встать под ружьё. По крайней мере на срок штрафных работ Пьера.

Их не особенно привлекала предложенная перспектива, но решили все-таки не отказываться и в девять часов утра следующей субботы оказались около штаб-квартиры самообороны.

То были два красных деревянных барака. Перед ними выстроилось всё войско, разделённое на пять маленьких армий, каждая во главе со своим командиром.

Бобёр дал «вводную ориентировку» (именно такое название неожиданно получил его рассказ о том, кто что должен делать). Вид у него был не больно презентабельный. Голову украшала каска, а униформу портупея, и, намереваясь что-то разъяснить, он переходил на крик, неистово жестикулируя, называл школяров «стариками», ругался и вспоминал беспрерывно разные наименования женских половых органов. А командиры из совета или из четвёртого класса гимназии подражали ему.

«Скажи этой чёртовой сучке, чтобы он вытер сопли и подобрал задницу!»

«Чёрт, неужели пулемёт снова обосрался!»

«Вы ходите как мешки с дерьмом, страдающие плоскостопием!»

И так далее.

Они маршировали из стороны в сторону по школьной территории под ливнем иронических комментариев проходящих мимо соучеников. Насмешники иногда попадали в поле зрения Бобра, угрожавшего «записать имена», но известно было, что это лишь «благие намерения». Эрик и Пьер обретались в самом конце строя и неизменно получали замечания за ходьбу не в такт или за смех, который они не могли сдержать.

«Здесь, чёрт меня побери, не над чем хихикать!» — орал Бобёр, и уже этого хватало вновь рассмешить Пьера.

Правда, упражнения по стрельбе в тире были намного интереснее. В силах самообороны, конечно, использовали не обычные круглые мишени, а имели запас армейских — ростовых, головных и поясных. В перерывах отдавались команды на перекур, и тогда ученики реальной школы могли возлежать на траве рядом с членами совета и курить, будучи сейчас мужчинами в военной форме. Каждое упражнение содержало теоретическую фазу, где Бобёр толковал о возможном развитии военных действий в случае нападения русских. Ожидалось оно через Норланд или Сконе, при серьезном численном превосходстве противника. Но, конечно, шведы не чета «ихним» солдатам. Ну и так далее. Эти рассуждения сильно напоминали утренние молитвы в стокгольмской Школе.

Однако регулярно требовалось и поиграть в войну. И тогда возникало два лагеря: враги — русские (как правило, эту роль отводили реалистам) и свои — шведы (гимназисты под личной командой Бобра).