Курт парит мозги - Эрленд Лу Страница 4

Я? говорит Курт. Нет.

Но Анна-Лиза зажигает свет и ловит Курта с поличным — язык-то у него высунут.

Курт, ну что за детский сад, говорит Анна-Лиза.

Сама такая, отвечает Курт.

С меня довольно, говорит Анна-Лиза. Иди и ночуй в своем траке, раз так.

Отличная идея, говорит Курт. Берет одеяло и плетется вниз, к траку. Наконец оба засыпают.

Наутро Анна-Лиза просыпается гораздо позже, чем хотела. Она ужасно проспала. И Курт с Бадом тоже. Обычно они легко вскакивают ни свет ни заря, разбуженные громкими криками в комнате Лены и младшего Тоже Курта. Каждое утро у них обязательно скандал, потому что этот Курт, называемый еще и Шипучка Курт, норовит вскочить пораньше и сразу запустить машинку для приготовления газировки, а Лена любит поспать подольше. Но сейчас оба уехали со школой. Тоже Курт пошел с классом в поход в горы, а Лена со своим классом отправилась к морю. Шипучка Курт ехал как на каторгу, потому что учитель строго-настрого запретил брать с собой газировочную машинку. Зато Лена радовалась поездке точно ребенок, потому что ночью можно будет пробраться к мальчишкам и натолкать им полные уши зубной пасты.

Открыв глаза и осознав, который час, Анна-Лиза вскакивает как ужаленная. Она будит Бада. Тот приходит в полный восторг от того, что в доме такая паника.

Ему всегда казалось, что если Анна-Лиза ни свет ни заря мечется как угорелая, день проходит впятеро интереснее. Пока она пьет кофе, не присаживаясь к столу, Бад распевает но все горло. Приветик, мама, папа, поет он. Приветик, Курт и Лена, хотя вас дома нет, зачем же вам привет, уж лучше бы конфет, сходить чтоб в туалет… и потом что-то там еще такое про какашки… нет, это я, пожалуй, забыл… ну не важно.

Посреди Бадовых песнопений на кухню выходит Курт.

Привет, Бад, говорит он. Опять ведешь себя как ребенок, слышу я.

Какие мои года, отвечает Бад.

Как спали? спрашивает Курт.

Мне приснился кошмарный сон, говорит Бад.

Правда? откликается Курт.

Мне приснилось, что девчонка хочет взять меня за руку, говорит Бад. Вы представляете, какой ужас?! А потом она стала настаивать, чтобы мы обнимались и целовались. Фу, гадость. Самый кошмарный сон в моей жизни. У меня мурашки по спине, даже когда я рассказываю. Бва, какая мерзость!

Эти кошмары лечатся возрастом, говорит

Курт.

Поторапливайтесь лучше, говорит Анна-Лиза. Мы чудовищно опаздываем. Вам надо бежать в детский сад.

Кстати, бежать не надо, говорит Бад.

Как не надо?

Совсем не надо, я сегодня дома. И завтра тоже. И послезавтра. А потом суббота, я точно дома сижу. По воскресеньям никто не работает. В понедельник снова домашний день…

Чепуха на постном масле, говорит Анна-Лиза.

А вот и нет, отвечает Бад. Я забыл вам кое-что отдать.

И он вытаскивает из кармана письмо и протягивает его Анне-Лизе.

Это что? спрашивает она.

Это вам из детского сада, отвечает Бад. Я еще вчера должен был отдать, но забыл. Я же маленький.

Анна-Лиза вскрывает письмо и читает: «Родителям Бада: к сожалению, Бад отчислен из детского сада. Причина этого отчасти в том, что Бад ведет себя совершенно как ребенок, а отчасти в том, что появился маленький мальчик из Африки. Мы все очень сочувствуем ему и считаем, что место в детском саду ему нужнее. Всего вам самого хорошего. Привет, Ригмур».

Вот видишь, вставляет Бад. Эти пришлые занимают наши места в детских садах, а нас выгоняют на улицу. Мы с папой давно это говорили.

Золотые слова, говорит Курт. А скоро они отнимут у меня работу, и нам останется сопли жевать. Я действительно не понимаю, почему бы им не жить у себя.

Не городи глупостей, говорит Анна-Лиза. Это, конечно, не больно удачно, что ты, Бад, остался без места, но я совершенно уверена, что мальчику из Африки оно нужнее, чем тебе. И представь себе, как интересно будет ребятам, когда в садике появится африканец. Он угостит их вкусными африканскими блюдами и познакомит с африканской музыкой.

А я что буду делать? спрашивает Бад. Если оставить меня дома одного, я, возможно, даже туалет не найду, и тогда — сам понимаете.

Ты поедешь со мной на работу, говорит Курт. Все равно корабли у нас не швартуются, делать нечего. Мы целыми днями едим паштет на пристани.

Норвежский? спрашивает Бад.

Еще бы, говорит Курт.

Это хорошо, говорит Бад. А то я испугался, не китайский ли. Говорят, он на вкус приблизительно как какашка.

И я то же слышал, говорит Курт.

Сладу с вами нет, сердится Анна-Лиза. Я лично уверена, что у китайского паштета очаровательно пикантный вкус. Ну, пока, я побежала.

И она убегает, чтоб не опоздать на автобус, который отвозит ее в архитектурное бюро, где она целый день рисует и раскрашивает дома.

Бад с Куртом сперва убирают со стола, а только потом садятся в желтый трак и отчаливают. По дороге они заезжают в магазин и покупают банку норвежского печеночного паштета, самую большую, какую только можно достать за деньги.

Не идет у меня из головы этот кошмарный сон, говорит Бад по дороге от магазина в порт. Я целую девчонку. В губы. Ничего более ужасного и сделать, наверно, нельзя.

Можно, можно, успокаивает Курт. Не забывай, что ты еще мал и понятия не имеешь об этих вещах.

Что ты будешь делать — ну все время о своем возрасте забываю, кивает Бад. Но все равно. Это не сон, а безумие.

На причале атмосфера мрачнее некуда. Парни полукругом обступили Гуннара, который как раз собирается что-то сказать.

Парни, я делаю это не с легким сердцем, говорит он, но у меня нет другого выхода, кроме как попросить вас отсюда почти в полном составе. Отправляйтесь по домам мозги канифолить. У меня нет для вас работы. Кроме Коре и Курта, все уволены. Уматывайте давайте.

А что мы будем дома делать? говорит один из парней. Не можем же мы целыми днями мозги канифолить?

Хоть парьте их, хоть скипидарьте, дело ваше, говорит Гуннар. Счастье еще, что по телевизору в наши дни показывают много интересного. Про спорт, например. Футбол и гонки. Немало передач и о животных.