Короткометражные чувства - Наталья Рубанова Страница 4

Однако я не застал тебя, Лë. Твоя высокохудожественная натура парила бог весть где в поисках сюжета для новой непонятной мазни (кстати, у тебя купили картину, что оказывалось выше моего понимания).

Дверь в мастерскую была не заперта, и я вошел. Все как всегда: холсты, краски, скульптурки, бумажки, шедевр прикладной литературы «Как выращивать грибы на балконе» (откуда у тебя эта дрянь?)… Мой взгляд упал на записку — чей-то бисерный почерк сообщал о встрече в 18:30 у каких-то там ворот, но я не придал этому значения, Лë, да и стоит ли придавать значение случайным запискам? «У тебя дивное имя», — думал я, пуская колечки дыма.

Лë-РА. Лë. Солнце моего бога. Лë, просто Лë — «грех мой, душа моя». Я стал вспоминать твои черты, стал подумывать даже, как разнообразить наш секс…

Размечтался.

А потом застукал вас. Как смешно… Как странно… Как глупо, боже мой, как глупо и подло! Ты променяла меня на какую-то девку… Да ты… ты просто извращенка!

Я. Люблю. Извращенку. Гадаю, почему она странная… не такая, как все… А она, оказывается, больше любит девок…

Дважды два — пять.

Я ненавижу тебя, Лë. Ты нас предала. Ты растоптала то, к чему нельзя прикасаться. Я знаю, о чем говорю.

Но вот в чем фишка: вы неплохо смотрелись вместе — прости, Лë, спонтанный вуайеризм (записал в ежедневник; наверное, живя с тобой, слишком легко двинуться, что я и не преминул сделать).

Да, так бывает. Ваша любимая изменяет вам с себе подобной. Я не верил, хотя, казалось бы, что особенного я увидел? А вот что: Лёре было хорошо, более чем хорошо, без меня. Я испугался. Онемел. Не мог шевельнуться. [17]

И все-таки, положа руку на сердце, вы были красивы. Я удивился, Лë, твоей пластике — со мной, значит, ты часто оказывалась скованной… У меня засосало под ложечкой. Я увидел тебя совсем иной, Лë! Радостной. Черт, черт!.. Я сжал кулаки… Значит, все это время ты… Лживая сука. Дерьмо. Паршивая лесбиянка!

Лë-РА… Чудесное имя, не правда ли? Солнце. Моего. Ббббога.

Ты называешь ее моя киска: ничего более чудовищного я не слышал. Вы хохочете. Наверное, кто-то назовет меня «ограниченным гомофобом»: пусть.

Я — «ограниченный гомофоб»?..

Однако нельзя не сказать, будто я вам не завидовал…

Я пытался остудить голову и посмотреть на это другими глазами. Тогда-то и увидел…

…двух элегантных — кого? нимф? Одна, с серыми глазами, казалась чуть старше. Это была ты, Лë.

Разнузданная откровенность привносила в «действо» шарм, неведомый мне. Вы смаковали «любовь», если это, конечно, была она.

«Гомофобия (греч. homos — одинаковый, phobos — страх) — собирательное определение для различных форм негативной реакции на проявления гомосексуальности, а также на связанные с ней общественные явления» (переписал из словаря в ежедневник).

Мне бросили мне вызов. Вы понимаете, что делаете, нет?.. Ты, вот именно ты, Лë, понимаешь?

Кажется, сегодня я совсем не сержусь… Я ушел незамеченным, а потом долго бродил по старому парку. Замечательная погода!

Купил два кекса и тут же съел. Всегда записывать в ежедневник такие вещи. [18]

Да, ты права — я, наверное, смешон. Смешон и консервативен. Я люблю нормальных женщин. Или даже баб: есть такая порода. Они не играют на губных гармошках. Не курят траву. Не рисуют зеркала из глины. Обожают свои герани и фикусы. Воскресные обеды. Не страдают от переизбытка людей. Вообще от людей не страдают! Им не требуется, как воздух, одиночество для этого проклятого творчества!!

Они почти не читают. Смотрят сериалы. Между делом и как-то легко — даже если и в муках — рожают. Сплетничают. Вяжут: у них самые разные спицы, какой угодно толщины! Они спят только с мужчинами, Лë, даже если и изменяют…

Я все время оглядываюсь — а что ты скажешь на то, на это?.. Спасает только работа: высококвалифицированное рабство от сих до сих. А ты отмахиваешься: «Слётов, уймись, а?» — и мне ничего не остается, как ждать, когда ты, Лë, соизволишь снизойти до меня, простейшего.

Я — одноклеточый. Одноклеточный гомофоб?

Кекс — отличная вещь: как-то успокаивает. В детстве я выковыривал из кексов изюм и ел. Мать ругалась.

Мы, наверное, слишком разные: не понимаю, что мне теперь-то от тебя нужно? Душа? Тело? Родинка?

Милая Лë, пойми, я должен!

Видишь, как сверкает серебром гильотина?..

Ты превращаешь жизнь в ад, томительный кошмар, от которого не убежать, от которого не скрыться… Никогда никуда не скрыться.

Откуда ты взялась, Лë? Можешь объяснить, нет?.. Откуда глазищи? Откуда волосы цвета пыльного асфальта? Да вся твоя жизнь, в сущности, пыль… Кажется, ты и не заметишь, когда уйдешь из нее. Зачем ты живешь, Лë? Чтобы изводить меня?

Нет, уже нет… Даже не осуждаю… Что ты, девочка… Ты же всегда фонтанировала… Играла… Почему нет… Подруги: отлично. Черта-с-два догадаешься. Просто подруги.

Как и Ло, ты тоже, Лë, играла в теннис. Ловкость. Грация. Капельки пота на лбу. Год назад вы встречались на корте с какой-то шатенкой.

…просто капельки пота на лбу.

Значит, ты изменяла мне уже давно. Но чем я не устраивал тебя, чем? Чем?! Нормальностью? Обычностью? Полом? Чем?!

Я идиот. Я знаю наверняка. Но не сумасшедший. Нет. Нет-нет. [19]

Вы накурились травки: все чаще я находил анашу в «Огоньке».

Ты виновата в том, что случилось, ты сама!

Лёра… Бааажественное создание. «Художница. Интеллектуалка. Извращенка» — вот слова, которые я мечтал высечь на твоем сером (а каком еще!) надгробии. Я любил и ненавидел… Ты же не испытывала ко мне ни того, ни другого, и это-то и было самым ужасным, самым унизительным.

Ты резала на кухне салат, а рядом сидела «подруга». Вы поминутно целовались. Лёра, я чувствовал, что зверею… Я ведь постоянно следил за вами… Поверь: видеть, как кто-то вместо меня лезет тебе под юбку…

И как вы только меня не замечали! Как хорошо я прятался!