Острое чувство субботы. Восемь историй от первого лица - Игорь Сахновский Страница 4

— Поедемте, — говорит, — со мной завтра на презентацию?

— Некогда мне с вами презентовать, я на дачу собираюсь.

— Тогда, — говорит, — я сам не поеду, а вас на дачу отвезу.

Уже совсем откровенно спрашиваю: «Чего тебе надо? Я вроде бы не твой формат, столько лишнего веса!» А он: «Ты что! Был бы человек, а красивое тело я сам сделаю. Хочешь, я тебя потренирую?»

— Иди, — говорю, — делай чьё-нибудь другое тело. А я ещё посмотрю на твоё поведение.

Нет, он, конечно, мачо, загорелый весь. А мне-то что?

Сижу потом на работе, звонит: «Еду за тобой! Есть уникальный план! Сначала мы к тебе едем отдыхать, а потом — тренироваться».

Я говорю: «Отдыхать ко мне мы с тобой вряд ли поедем. А вот тренироваться тоже вряд ли».

И тут он заявляет: «Дура ты. Мне богатые девушки за секс деньги предлагают, лишь бы с ними поспал. А ты за так не хочешь, дура последняя!»

После этого, правда, ещё звонил — уже звал просто в кино. Прислал мне фотографию своей голой спины. Готовился к соревнованиям и нашел на спине какой-то жир. И не стрёмно ему было спину мне присылать?

Хотя зря я собой любуюсь. Чем тут любоваться? Я, может, даже низко себя вела.

Люба пятый номер говорит: «Ничего низкого с твоей стороны. Это с его стороны низко было так знакомиться с девушкой!»

А он же спортсмен, возит с собой банки с едой. Жира нет, углеводов нет, ест по часам. А встречные девушки должны служить доказательством его успеха.

И что у нас теперь есть на горизонте? Ничего нету. И лето уходит.

Насчёт сезонов могу сказать: я не люблю осень, зиму и весну.

А сейчас вот чувствую, лето умирает. Хожу, реву. Мысленно, конечно.

Ночью пошла полюбоваться на тот сайт с причесоном, как на разбитое корыто. Есть хоть кто-нибудь живой, с углеводами?

Ну, и что я вижу. Анкета, без фотографии.

Евгений, 44 года. Знак зодиака — Водолей.

О себе. Кажется, неплохой собеседник.

Познакомлюсь с девушкой в возрасте 20–60 лет.

Кого я хочу найти: собутыльника и друга.

Не женат, детей нет.

Ладно, собутыльник так собутыльник.

Начали разговаривать. Как-то внезапно договорились, что пособутыльничаем. Не сегодня, а завтра, например, или в выходные.

Он спрашивает: «Что пить будем?» Говорю: «Я не гурман». Он отвечает: «А я гурман. Но пока, извини, поработаю».

— Что за ночная работа? — не могла не спросить.

— Ну, как тебе сказать. Проект один срочный сочиняю.

— Про что?

— В двух словах, про цветной воздух.

— Может, ты воздухоплаватель?

— Нет, я дизайнер.

Ох, мама родная, думаю.

В пятницу спрашивает: какие планы на вечер? А я только приехала, чего-то жарю на плите.

— Приятного аппетита, — говорит. — А может, потом по стаканчику? Я заеду. У меня хороший погреб.

— Какой ещё погреб?

— Винный.

— Может, ты маньяк? — спрашиваю. — На женщин нападаешь? А то я крепкая девочка, могу и сама при желании напасть. Сознавайся, в погребе удушал кого-нибудь?

— Нет, у меня там только вино дорогое.

Приезжает, смотрит на меня. И тут я понимаю, что, наконец-то, снова пропала.

Особые приметы: старые глаза и молодое лицо, очень чёткие губы. Не скажу, что он мне сразу сильно понравился. Сразу мне никто… Но чувствую, что — может.

Едем мы к нему. Лучше бы не ездили. Дом — белая горячка одинокого миллионера, фантазии братьев Гримм. И так мне печально стало! Знаю заранее, что мне лучше не вглядываться. Печально из-за того, что я с такими гражданами чувствую себя неполноценной. Ну, то есть у них своя свадьба, а я — сама себе звезда.

Мы, конечно, спустились в этот погреб, там вино понатыкано в стенки. Он спрашивает, с чего начнем: «Романи-Конти» или «Перрье-Жуэ»? Я говорю:

— Не выёживайся, пожалуйста! Бери любое.

Ходили мы в погреб несколько раз. Потом лень стало спускаться, начали доставать из шкафа.

А у него в комнате, рядом с кухней, огромная круглая кровать, типа степь да степь кругом, но на четыре сектора поделена. Я в жизни таких больших кроватей не видела. Сидим в отдалённых секторах, дегустируем бутылки.

Возле камина полупрозрачные камни — как будто непроизвольно растут. Спрашиваю: кто эту суеторию придумал? Сам, говорит. Ещё какую-то премию получил.

Просыпаюсь ночью на той же кровати, в своём секторе, вся в одежде, как была… Красотка! Ноги на полу, причёски нет. Короче говоря, произвожу обратное впечатление.

Озираюсь, он где-то вдалеке залёг, на другом конце степи. Тоже просыпается. «Пойдём сюда», — говорит. Кое-как дошла, уснули.

Ну, разделись, правда, частично. Утром просыпаемся в обнимку, ничего не поняли, смутились.

Я умылась, взяла бутылку вина и пошла на крышу. Там площадка с плетёными креслами и чей-то старинный корабль стоит.

Оттуда, прямо с крыши, звоню Любе пятый номер. Говорю: «Люба, я дура дурацкая, мне раз в пятилетку мужчина понравился, а я опять веду себя неприглядно!»

Посмотрела ещё на утренний город, выпила вина, уронила бокал, пока спускалась.

Он с утра жарил креветки и зелёную лапшу варил.

Плохо мне было, неудобно. Ну, не могу я с такими людьми общаться. Мне кажется, я из другого измерения.

В общем, довез он меня до дома, и всё.

Я мысленно попрощалась навеки, налила себе чаю, набрала фамилию в Яндексе и тихонько охренела.

«Миланский триумф», какие-то обложки сверкают, Дино де Лаурентис обнимает за плечи, рядом дама, вылитая Моника Белуччи. Рядом Филипп Старк говорит: «экселент» и «сплендид».

Ну, ясно. Ещё раз попрощалась.

Назавтра снова звонит:

— Слушай. А почему ты сказала, что мы с тобой больше не увидимся?

Я даже не помню, что произносила такие слова.

— А почему ты спрашиваешь?

— Да мне тут скоро предстоит хирургическое вмешательство…

— Опасное что-то?

— Ну, такое вмешательство, что я после него — или пан, или пропан.

(В Интернете потом глянула: пропан, пишут, огнеопасный газ. Взрывается, и всё такое. Чуть не заплакала.)

— Вот я и подумал: либо ты меня хоронишь, либо совсем не интересую тебя как мужчина.

— Мне, — говорю, — немножко стыдно признаться. Но ты меня именно что интересуешь как мужчина. Даже если ты половой маньяк. Но твой светлый знаменитый образ, твой погреб и твоя круговая кровать с секторами портят всё это дело напрочь.