Люси Краун - Ирвин Шоу Страница 4

Со стороны лагеря для мальчиков, на противоположном берегу, на расстоянии полумили от озера доносились слабые звуки горна. Друзья слушали молча, потягивая из своих бокалов, до тех пор пока звуки не замерли, оставляя легкое эхо, плывущее по поверхности воды.

— Горн, — проговорил Оливер. — Такой старомодный звук, не правда ли? — Он сонно уставился на плывущую вдали лодку, где сидели его жена и сын, готовые скрыться в тени гранитного шельфа. — Подъем. Равняйсь. Смирно. Отбой. — Он покачал головой. — Готовят молодое поколение к светлому будущему.

— Может им лучше использовать сирену, — ответил Петтерсон. — В укрытие. Враг в воздухе. Отбой тревоги.

— Тебе очень весело? — добродушно заметил Оливер.

Петтерсон ухмыльнулся.

— Действительно весело. Просто доктор всегда кажется более умным с насупленным видом. Я просто не могу удержаться.

Некоторое время они сидели молча, вспоминая музыку горна и лениво думая о старых добрых военных годах. Телескоп Тони лежал на траве рядом с Оливером, и он сам не зная зачем поднял его. Он приложил телескоп к глазу и навел резкость на поверхность воды. Далекая лодочка приобрела четкие очертания и выросла в размерах в кругляше линзы, и Оливер мог видеть, как Тони медленно сматывает свою удочку, а Люси поворачивает в сторону дома. На Тони был красный свитер, хотя на солнце было довольно жарко. На Люси был купальник, открывавший ее спину темно-коричневую на фоне серо-голубого гранита дальней скалы. Она равномерно и с силой налегала на весла, лишь изредка оставляя белый след пены на гладкой поверхности воды. Корабль мой возвращается в родную гавань, подумал Оливер, внутренне улыбнувшись напыщенности своего сравнения по отношению к этому скромному явлению.

— Сэм, — произнес Оливер, не отрывая телескопа от глаза. — Я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Да?

— Я хочу, чтобы ты сказал Люси и Тони именно то, что ты сказал мне. Петтерсон, казалось, уже совсем заснул. Он развалился в своем кресле, уронив подбородок на грудь, полузакрыв глаза и вытянув свои длинные ноги. Раздалось кряхтение:

— И Тони тоже?

— Именно Тони прежде всего, — ответил Оливер.

— Ты уверен?

Оливер положил на землю телескоп и решительно кивнул.

— Абсолютно, — сказал он. — Он полностью доверяет нам… Пока что.

— Сколько ему сейчас? — спросил Петтерсон.

— Тринадцать.

— Удивительно.

— Что удивительно?

Петтерсон ухмыльнулся.

— В этом возрасте в наше-то время. Тринадцатилетний мальчик, который доверяет родителям.

— Послушай, Сэм, — прервал его Оливер, — ты снова изменяешь своей привычке говорить умные вещи.

— Может быть, — согласился Петтерсон, сделав глоток из своего бокала и устремив взгляд на лодку, все еще маячившую вдали на залитой солнцем поверхности воды. — Обычно люди просят докторов говорить правду, — ответил он. — А когда они получают то, что хотели… Уровень разочарования всегда очень высок, когда речь идет о правде, Оливер.

— Скажи мне, Сэм, — парировал Оливер. — Ты всегда говоришь правду, когда тебя об этом просят?

— Редко. Я исповедую другой принцип.

— Какой же?

— Принцип легкой успокоительной лжи.

— Я не верю в существование такого понятия, как успокоительная ложь, — сказал Оливер.

— Ты ведь родился на севере, — улыбнулся Петтерсон. — А я, если ты помнишь, в Вирджинии.

— Ты имеешь такое же отношение к Вирджинии, как и я.

— Ладно, — сдался Петтерсон. — Мой отец из Вирджинии. Это не проходит бесследно.

— Не важно откуда твой отец, — возразил Оливер, — должен ведь ты говорить правду хоть ИНОГДА, Сэм.

— Да, — кивнул Петтерсон.

— Когда?

— Когда я считаю, что человек может переварить ее, — сказал Петтерсон не покидая своего легкого почти шутливого тона.

— Тони переварит, — сказал Оливер. — У него крепкое нутро.

Петтерсон кивнул:

— Да, это правда. А почему бы нет — ему уже тринадцать. — Он сделал очередной глоток и поднял бокал, поворачивая его в ладони, как бы внимательно изучая. — А Люси? — спросил он.

— О Люси не беспокойся, — жестко ответил Оливер.

— Она согласна с тобой? — настаивал Петтерсон.

— Нет, — Оливер нетерпеливо отмахнулся. — Ее послушать, так Тони должен дожить до тридцати лет с твердым убеждением, что детей находят в капусте, что никто никогда не умирает, что Конституция гарантирует, что Энтони Крауна все будут любить больше всего на свете, больше жизни самой. Петтерсон улыбнулся.

— Смеешься, — сказал Оливер. — До рождения сына всегда думаешь, что только и будешь воспитывать его и давать образование. На самом деле это последнее, что ты делаешь. Приходится вести непрерывную борьбу за каждую крупинку его бессмертной души.

— Тебе нужно было завести еще несколько сыновей, — посоветовал Петтерсон. — Тогда сомнения были бы менее мучительными.

— Ну, нет еще нескольких, — категорично отреагировал Оливер. — Так ты будешь говорить с Тони или нет?

— Почему бы тебе самому не сказать ему все?

— Мне хочется, чтобы это прозвучало официально, — пояснил Оливер. — Я хочу, чтобы он воспринял это, как приговор авторитета, не подсказанный любовью.

— Не подсказанный любовью, — тихо и задумчиво произнес Петтерсон подумав при этом: «Что за загадочный человек? Никто другой из моих знакомых не употребил бы такую фразу. Приговор авторитета. Мальчик мой, и не надейся дожить до зрелой старости.» — Ладно, Оливер, — вслух произнес он. — Под твою ответственность.

— Под мою ответственность, — сказал Оливер.

— Мистер Краун?..

Оливер повернулся в кресле. Со стороны дома через лужайку к нему направлялся молодой человек.

— Да? — ответил Оливер.

Молодой человек подошел и остановился перед двумя собеседниками. — Меня зовут Джефри Баннер, — представился он. — Меня прислал мистер Майлс, управляющий гостиницей.

— Да? — Оливер смотрел на него все еще ничего не понимая.

— Он сказал, что вы подыскиваете компаньона для вашего сына на оставшуюся часть лета, — пояснил молодой человек. — Он сказал, что вы собираетесь уезжать сегодня вечером, так что я сразу и пришел.

— А, ну да, — произнес Оливер, встав и пожав юноше руку, одновременно окидывая его изучающим взглядом. Баннер был худощав, немного выше среднего роста. У него были густые черные волосы, уложенные в короткую стрижку, смуглая от природы кожа была покрыта загаром, что делало его похожим на уроженца Средиземноморья. Глаза его были глубокими, по-девичьи голубыми с оттенком фиолетового, и блестели с чистотой детского взгляда. Лицо его было тонким и живым, что создавало впечатление бесконечной молодости и энергии, лоб высокий, покрытый бронзовым загаром. В своем вылинявшем сером свитерке, неглаженных простых брюках и теннисных тапочках, измазанных травой, он походил на гребца, отмеченного печатью природного интеллекта. В самой непринужденности его позы раскованной и одновременно почтительной было что-то от избалованного, но прилично воспитанного сына почтенного семейства. Оливер, который при малейшей возможности любил окружать себя красивыми людьми (их темнокожая служанка в городском доме была одной из самых красивых девушек в Хатфорде), сразу же решил, что юноша ему понравился.