Интимная теория относительности - Януш Леон Вишневский Страница 4

Когда он пришел к родителям просить ее руки, то принес матери белую сирень. Сей час, когда она покупает календарь на следующий год, уже в магазине вырывает страницу с пятым месяцем…

Они познакомились на пляже в Хорватии, где она проводила каникулы с родителями. Он был инструктором по дайвингу и приехал с институтским клубом из Берлина. Красивый, атлетически сложенный, всегда с улыбкой на лице. Это был даже не курортный флирт. Одна обыкновенная вечерняя прогулка. Через две недели после возвращения он позвонил. Спросил, не хочет ли она вечером с ним встретиться. Она согласилась. Думала, он во Франкфурте. Оказалось, он специально приехал на эту встречу из Берлина. Через десять месяцев принес ее матери белую сирень…

Два года спустя во время отпуска в Словакии он упал с дельтаплана на скалы. Тогда они переехали в квартиру рядом с парком. Выбрали это место, потому что дом стоял неподалеку от ее работы и квартира была приспособлена для передвижения в инвалидной коляске. Кроме того, он уверял, что за время реабилитации так натренирует руки, что сможет самостоятельно, без ее помощи, выезжать в парк.

Этим он усыпил ее бдительность. Обманул ее. Может быть, она неправильно воспринимала его депрессию и отрешенность. Может быть, слишком мало сигналов замечала, когда он говорил о своей ненужности и отсутствии какого-либо смысла в пробуждениях по утрам. Может быть, слишком редко повторяла ему, что всегда больше всего любила его голову. И что всегда будет любить, потому что никто никогда не целовал ее так, как он. Может быть, ей нужно было чаше раздеваться перед ним и подставлять грудь и низ живота для поцелуев.

Она должна была заметить, что уже год он не плакал и не проклинал Бога, а часами сидел в своей комнате с закрытыми жалюзи. Может быть, он давно предупреждал о своем решении, а она, каждый день занятая уходом за ним и его реабилитацией, не сумела этого понять. Может быть…

Сейчас Анке знает, что он постоянно тренировал мышцы рук, чтобы хватило сил совершить самоубийство. Когда в тот день она вернулась из парка, он был уже мертв. Он не хотел испачкать кровью ковер, поэтому разложил большое купальное полотенце и в коляске заехал на него. На столе оставил кассету с прощальным письмом. Он смог перерезать бритвой вены, но руки слушались его недостаточно хорошо, чтобы написать письмо. Рядом с кассетой лежали аккуратно сложенные документы. Оригинал ипотеки на квартиру, завещание, доверенности на банковские счета, свидетельство о рождении, страховой полис. Даже сейчас, спустя столько лет, больнее всего ей вспоминать это чудовищное зрелище — бумаги на столике около инвалидной коляски. Нельзя было так поступать! Нельзя было уходить по заранее обдуманному плану. Даже если она не заслужила жизни с ним, то по крайней мере заслужила иной его смерти…

Для нее его самоубийство было равносильно аннигиляции. При аннигиляции всегда исчезают два существа.

В Германии каждые сорок минут кто-нибудь лишает себя жизни. Для людей в возрастном диапазоне от пятнадцати до тридцати пяти «самоубийство» — вторая после дорожно-транспортных происшествии причина, записанная в свидетельстве о смерти. В мае, когда мир пробуждается к жизни из летаргии, счастье других становится невыносимым. В этом солнечном месяце самоубийство совершают гораздо больше людей, чем в сумрачном ноябре. Редко случается, что умирает только один человек.

Может быть, если бы это был не май и не цвела бы эта проклятая сирень, она успела бы вернуться? Может быть…

Он оставляет машину на маленькой асфальтированной стоянке возле метро и идет боковыми улочками к их дому. Покупает газету и банку кока-колы в киоске напротив и останавливается за живой изгородью, окружающей площадку перед деревянным киоском. Он приезжает сюда каждую среду около четырех. В этом году девочки возвращаются из школы вместе именно в среду. Он видит их уже на повороте, около ресторана. Откладывает газету, прячется за живую изгородь и смотрит на них. Мартуся всегда идет чуть поотстав, по краю тротуара, слегка наклонившись вперед, чтобы уравновесить тяжелый ранец. Агнешка обычно шествует впереди, часто замедляя шаг и заглядывая через забор в сад соседней с их домом виллы. Они останавливаются у ворот, ведущих к вилле. Агнешка достает из ранца пакетик с сухим кошачьим кормом и маленькой ручкой запихивает гостинец между прутьев. В эту минуту девочки так близко, что он может хорошо рассмотреть их лица. Иногда они идут, держась за руки. Прячась за живой изгородью, он отворачивается, чтобы мужчины, пьющие пиво у киоска, не увидели, что он плачет. Вскоре девочки исчезают за поворотом. Тогда он закуривает и медленно идет к машине. Они поженились в Польше. По любви. Были тогда еще студентами. Одиннадцать лет назад, после того как она нашла на чердаке в Доме своей бабки в Грудзёндзе какие-то бумаги с немецкими печатями, переехали в Гамбург. Он согласился только потому, что она так хотела. Они окончили курсы немец кого, но тут оказалось, что несколько лет обучения в Польше засчитают только ей. Она поступила в университет, а он научился клеить обои, ремонтировать ванные и красить стены. Когда родилась Мартуся он ночами носил ее на руках, если у нее болел животик, ходил с ней по врачам, только он знал, какие ей нужны прививки. Если бы у него была грудь, он бы ее кормил, лишь бы не будить измученную учебой мать. Стал готовить детскую еду, знал, какие памперсы лучше защищают кожу от влаги и какие сказки надо рассказывать четырехлетке. После рождения Агнешки жена сказала ему, что на немецком рынке труда ценятся только биологи со степенью. Он поверил. Она готовилась к экзаменам, а он одевал Мартусю и вывозил коляску с Агнешкой на соседнюю детскую площадку, чтобы дети не мешали матери сосредоточиться в тишине.

Она все лучше говорила по-немецки. Он, с испачканными краской руками, все хуже вписывался в компанию, которую она приглашала на свой день рождения. Когда он впервые отвел Мартусю в школу, она не смогла с ними пойти: именно в этот день она получала кандидатский диплом.

Она начала работать. Он забирал Агнешку из детского сада, ходил на родительские собрания в Мартусину школу. «Во время испытательного срока надо себя показать», — говорила жена, когда вечерами все позже возвращалась домой.

Два года назад, за неделю до Сочельника, она вернулась ночью с вечеринки, организованной фирмой, где работала, разбудила его и сказала, что не любит и они друг другу не подходят. Утром он собрал вещи и переехал в квартиру, которую ремонтировал.

Спал, постелив пальто на бетонный пол. В Сочельник напился и осколком бутылки из-под полки хотел перерезать себе вены. Утром, в первый день праздников, еще не протрезвев, поехал домой. Просил, чтобы она разрешила ему вернуться. Кричал. Ругался. Бил ногами в дверь. Она не пустила его в квартиру. Подарки для Мартуси и Агнешки оставил у порога. Соседи вызвали полицию. Через два месяца он получил повестку в суд. Суд разрешил ему видеться с детьми раз в две недели. По субботам между 17.30 и 19.30. Его обязали найти постоянную работу, чтобы он мог «решить проблему алиментов, от чего будет зависеть, как часто он сможет видеть детей».

Он не выдерживает две недели. Когда напьется, не может выдержать и двух часов и тогда идет к их дому и смотрит на окна. В следующую среду — День матери. Он купит девочкам цветы. Для их мамы.