Один толстый англичанин - Кингсли Эмис Страница 4

Скрипучий голос Джо, а может, его предложение заставило их прекратить спор. Супруга доктора Банга подняла руку, заслоняясь от солнца, и благосклонно взглянула на Джо, демонстрируя высокую грудь и подмышку, чем едва не привела Роджера в бешенство. Ему пришлось свыкаться с существованием треугольника, но четвертый участник – это уж слишком.

– С огромным удовольствием, – ответила Элен, обнажая в улыбке шикарные зубы, – но, к сожалению, я не прихватила с собой купальник.

– И я, – сказал Эрнст.

– О, это не проблема, в кабинках до черта этого добра. Никогда не знаешь, кто может нагрянуть. Вот и держим на всякий случай. Если вы не против, пойдемте со мной, мистер Банг…

– Просто Эрнст, пожалуйста.

– …Эрнст, а моя жена позаботится о вас, миссис Банг…

– Элен. – На сей раз она щегольнула датским акцентом.

– Грейс, дорогая, подберешь что-нибудь для Элен? Чудесно. Ну а ты, Родж, старина? Пожалуй, для тебя можно было бы…

– Спасибо, Джо, не хлопочи, я не буду купаться, если ты не против.

– Как знаешь.

Все, кроме Роджера, отправились переодеваться.

Решение не присоединяться к остальным далось Роджеру без особого труда. Такому, как он, любителю оказаться в постели с женщиной постоянно приходилось решать проблему, каким образом скрыть чудовищную свою дородность. Особенно остро, естественно, эта проблема вставала, когда он, напором или обходным маневром, заставлял какую-нибудь новую пассию выбрасывать белый флаг. Этот момент отодвигался все дальше и дальше по мере того, как рос его живот. Одного взгляда на него, даже на последнем рубеже обороны, могло быть достаточным, чтобы девица вспомнила о долге перед родителями, или мужем, или любовником, или начальником, или соседкой по комнате, или домовладелицей, или человечеством. Но это не все. Свежий опыт говорил ему, что это брюхо, выставленное ненароком или по невнимательности, могло совершенно лишить его благосклонности, которою его прежде дарили. Иными словами, оно способно было остановить женщину. Сделать холодной. В любой момент.

Нельзя было допустить, чтобы такое случилось с Элен. Ужасно досадно, что, не в пример другим женщинам, с которыми он обычно имел дело, она была капризна. Те чаще всего не обращали особого внимания на то, в каком виде он забирается в постель, и это способно было придать особую пикантность их играм. Элен же, напротив, бывала очень требовательна. В частности, она настаивала на том, чтобы если и разоблачаться, то на паритетной, так сказать, основе. Никакого подобия стрип-шоу перед ним, пока он продолжал сидеть в своем безупречном английском костюме. До и после, когда он не задыхался от волнения и ярости, Роджер находил такое ее поведение оправданным. Но это означало, что за возможность по-настоящему рассмотреть ее во всех подробностях, чего он жаждал всегда, надо было рисковать, предоставляя ей равную возможность детально рассмотреть его, возникни у нее такое желание. Только так и не иначе. И приходилось ему довольствоваться мимолетным видением: то бок, когда она выскакивала из постели или юркала в нее, то спина, когда надевала или снимала платье, то краешек груди, когда тянулась, чтобы выключить ночник.

Так что для него, подумал Роджер, это будет, без преувеличения сказать, целое событие – Элен в купальнике. Глаза насладятся ее телом, которое предстанет перед ним если и не в первозданной своей наготе, то хотя бы с той степенью откровенности, какой ему еще не доводилось видеть. Он надеялся, что выдержит подобное потрясение. Довольно улыбнувшись при мысли о собственной предусмотрительности, он полез в карман пиджака за солнечными очками. Теперь он во всеоружии, надо только не забывать время от времени слегка поворачивать голову – и тогда никто не догадается, куда он смотрит. И глазами можно вертеть как хочешь. Поглядывая в сторону кабинок и с нетерпением поджидая появления Элен, он подумал, что можно и не прибегать к подобным ухищрениям, если оставаться на месте, изображая собой сидящего идола из красного песчаника. Он поерзал, устраиваясь удобней на стуле, утер платком взмокшее лицо, забил понюшку в ноздрю и бросил взгляд вокруг.

Не пошли переодеваться и остались только Грейс Дерланджер и, что более удивительно, Ирвин Мечер. Они беседовали в нескольких ярдах от него. Верней, говорил один Мечер. У него был низкий и довольно звучный голос, какого он, по мнению Роджера, не заслуживал. Как не заслуживал и аванса в две или две с половиной тысячи.

– И это ваше право, зарабатывать деньги, – доказывал Мечер, словно защищаясь. – Более того, вы обязаны это делать, это ваш долг. Слыхали мы весь этот бред о том, что, мол, моральный долг – не иметь денег. Кто это установил? Моральные обязательства устанавливаются людьми, и только ими. Скажите мне, как поступают с солдатом, который идет сражаться и не берет с собой винтовку? Его отдают под трибунал, так? И это правильно. Тот, кто не может защитить самого себя, лишает защиты и других. В армии это понимают. Но важней другое. Армия – единственная дееспособная организация, потому что она существует только для одного – выполнять необходимую задачу. Все остальное – не ее дело. Жаль, что никто больше не может использовать ее, армию то есть. Все, что у нас теперь есть, – это ученые, а они ни на что не годятся. Не годятся для того, чего я ищу. Во всем этом слишком много эстетики.

Но вернемся к деньгам: если относиться к ним правильно, они дают потрясающую свободу. У моих родителей были деньги, я их за это любил, восхищался ими. Конечно, когда только и слышишь, что о деньгах и как это важно, иметь их, – это немного надоедает, но не более того. Деньги – замечательная вещь.

Последние слова прозвучали совсем рядом, поскольку. Грейс Дерланджер, заметив сидящего в одиночестве Роджера, направилась к нему, увлекая за собой собеседника. Коренастая Грейс плотно устроилась на стуле и посмотрела сквозь толстые очки на Мечера; лицо ее оставалось непроницаемым. Было трудно сказать, сознает она или нет, что Мечер несет ахинею. Роджер предположил, что сознает, однако не настолько отчетливо, как ему бы хотелось. Сам он, чтобы уверенно определить ахинею, должен был классифицировать ее, отнести к соответствующему виду: либеральная, гуманитарно-гуманистическая, академическая, протестантская, фрейдистская и так далее. Но разговор закончился прежде, чем он успел толком понять, что представляет собой случай Мечера.

Роджер живо повернул голову и увидел приближающихся Бангов. Эрнст обнимал Элен за плечи, несколько загораживая ее, однако не настолько, чтобы скрыть тот факт, что купальник на ней раздельный и довольно откровенный. Возле трамплина к ним присоединились громко болтающие Джо и Паргетер, англичанин; следом подошла девушка Мечера. Группа находилась в постоянном Движении, и все время кто-нибудь заслонял Элен. Роджер следил за нею, как снайпер, ждущий, когда в прицеле окажется генерал.

– Позвольте принести вам еще бокал, – сказал он Грейс, устав ловить момент, и, не дожидаясь согласия, скорым шагом направился к столику с бутылками. Он был уже довольно близко от Элен, когда та точно рассчитанным движением повернулась к девушке Мечера, чтобы что-то сказать ей, и предоставила Роджеру любоваться ее спиной, тогда как лицом оказалась к тому месту, где он только что сидел. Когда он возвратился с выпивкой, она повторила свой маневр, теперь в обратном порядке.