Опять ягодка - Владимир Качан Страница 4

– Нет так нет. На нет и суда нет и туда нет, – вновь пошутил он. А потом, похабно хихикая, налил себе полный стакан и добавил:

– Ну и хорошо. Мне больше достанется.

После чего, опростав стакан и уже заметно пьянея, как-то совсем уж по-свойски подмигнул Кате и предложил, вернее даже не предложил, а этак директивно повелел:

– Сейчас поедем ко мне в офис. Я тебе свой офис покажу.

При этом Ромуальд аккуратно убирал оставшийся провиант обратно в портфель. Не забыл и расстеленную на скамейке перед «банкетом» газетку «Комсомольская правда».

– Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым, – напевал он в начале знакомства, «сервируя стол» и игриво на Катю поглядывая. Когда же выяснилось, что он любитель женщин и Казанова, его образ стал цельным и вполне гармоничным. Все в нем было, что называется, в тему: и мелкие рыбьи глазки, и пиджачок с лоснящимися рукавами, и потрепанная маечка с выложенной люрексом надписью «Калифорния», и пухленькие щечки, густо обсыпанные красными прожилками, что намекало на хронический алкоголизм и вместе с тем придавало ему почти мультяшный вид озабоченного хомячка. Его довольно костлявое туловище венчала идеально круглая плешь, про которую он опять же пошутил, что, мол, спереди лысеют от дум, а сзади – от дам, и снова хихикнул так, что прямо мороз по коже.

Словом, персонаж впрямую ассоциировался у Кати с незабываемым образом продавца пиявок Дуремара, и все представлялось ей пока этакой забавной клоунадой, в которой ей была отведена роль простого зрителя. Поэтому она чувствовала себя в полной безопасности и уж, конечно, ни в коем случае не жертвой, незаметно, но мощно влекомой в темный омут сюжета. А что плохого-то? Все классно, смешно, комедийное такое приключеньице!..

Катя ошибалась, думая, что офис – всего лишь второй акт этой комедии. В офис приехали на троллейбусе. Да-а, совсем не шикарно ухаживал наш Казанова, в отличие от своего итальянского тезки. Сначала дешевый вермут на скамейке, а не ресторан или на худой конец кафе; затем троллейбус, а не такси, и, наконец, вполне логично, офис оказался вовсе не офисом, а гаражом, в котором стояло автотранспортное средство «Москвич». «Москвич» давно, видно, никуда не ездил, но сиденья в нем откидывались, превращая убогий салон в некое подобие спальни. Видимо, именно тут Ромуальд-Дуремар покорял женщин своим неотразимым обаянием, а также сексом, который воспел в своих стихах.

Не раздумывая, не тратя больше ни одной минуты на хотя бы подобие любовной прелюдии, он обхватил Катин торс длинными костлявыми руками, и поднес жадные толстенькие губы к Катиным. Она быстро увернулась, и тогда Ромуальд-Дуремар тут же изменил маршрут и впился в Катину шею. «Ну точно как пиявка», – подумала она и саданула соискателя ногой по голени. Тот завыл от боли, отлипнув от Катиной шеи, но все равно упорно продолжал тащить ее в машину, на заранее приготовленное откинутое ложе «Москвича». Катя жила в спальном районе, частенько возвращалась домой вечерами и всегда считала нужным знать некоторые способы самозащиты. Газовый баллончик в этот раз был недоступен, не могла она его из сумки достать в сложившихся обстоятельствах, поэтому пришлось припомнить что-то другое из имевшегося в ее распоряжении арсенала. Она вдруг ослабла в цепких объятиях Дуремара и стала оседать на пол, будто теряя сознание. Хватка насильника тоже чуть ослабла, и Катя во время медленного своего падения к его ногам успела четким и беспощадным движением правой руки снизу вверх сильно огорчить паховую область Ромуальда, то есть главное оружие Казановы против женского равноправия.

Надо ли говорить, что Ромуальд и его организм были неприятно удивлены такому страшному отпору со стороны потенциальной невесты. Сборнику секс-поэзии с заносчивым названием «Овладею тобой» с этой минуты следовало бы назваться скромнее: скажем, «Овладею, но не каждой». С закатившимися глазами певец плотской любви рухнул на колени, а из его гортани вырвался сиплый и отнюдь не сладострастный стон: «Су-ука! Мать твою! Cу-у-у – ука!»

Продолжения Катя не услышала, так как уже бежала что было сил прочь от «офиса», одновременно смеясь и плача.

Итак, первая попытка стандартным способом избавиться от одиночества окончилась полным провалом. Попытки – хотя бы познакомиться – со вторым кандидатом она делать не стала, и тогда же твердо дала себе слово не предпринимать ничего подобного: не посещать дискотеки, не ходить на вечера типа «Кому за 30» и не пользоваться клубом знакомств в Интернете на сайте «Одноклассники», в котором реальных одноклассников – процент ничтожный, а все остальные – единомышленники Ромуальда Казановы.

Некоторое время еще продолжались турпоходы, сплав на плотах по быстрым рекам, причалы на диких берегах, пение Визбора под гитару у костра и прочие радости бескомфортного туризма, а главное – специфическая бардовская романтика, которая изо всех сил поддерживалась стареющими исполнителями «авторских» песен (хотя, если уж на то пошло, у всякой песни, даже у самой гадкой, есть автор. Так что термин неточен). В идеалы юности грубо вмешивались комары и мошкара, а также невозможность отойти от костра и справить хотя бы малую нужду, так как комары с дикой отвагой камикадзе пикировали на обнаженную задницу и кусали, кусали… Будто девизом всей их своры были слова: «Погибну, но за жопу укушу!» Словом, отдых без удобств, к которым в определенном возрасте начинаешь все-таки привыкать. А поддерживать восторг в груди с помощью «выпьем за нас, ребята!» или «как здорово, что все мы здесь…» становится все труднее, и Катя ходила в походы все реже и реже. К тому же найти там себе пару – не на поход, а на жизнь – стало делом совсем безнадежным: все уже давно родные, друзья, все сто лет друг друга знают, и ждать, что из этого цемента вдруг пробьется нежный росток любви – совсем уж как-то глупо. Да к тому же Катя в последние годы всегда брала сына с собой, и не приведи господь, если он застукает маму в спальном мешке в обнимку с каким-нибудь бардом (ну, в том случае, конечно, если все-таки любовь прорвется через дружбу). Так что и эти двери в брачное сообщество для Кати были закрыты.

Я познакомился с ней тогда, когда однажды ранним утром решил все-таки выяснить – кто же так исступленно зовет голубей. Не для того чтобы поскандалить, а чтобы удовлетворить разгоревшуюся к тому времени любознательность, которая, в отличие от праздного любопытства, есть не что иное, как жажда нового знания. Я вышел во двор и пошел на крик. В окне я увидел молодую, как мне тогда показалось, женщину в нижнем белье, которое могла надеть только особа, не желающая принципиально никого соблазнять. Она, в свою очередь, заметила меня и страшно смутилась, смутилась до ярости, обращенной ко мне и в еще большей степени – к себе. А как иначе: увидеть ее без макияжа, да еще в таком, мягко говоря, простеньком белье, усыпанном красненькими сердечками! Ужас!

По окну я вычислил подъезд и квартиру и поднялся, чтобы выяснить наши зародившиеся отношения. Любознательность, повторяю, была главным мотивом моего поведения. Она открыла дверь сразу, будто ждала, что я обязательно поднимусь и в эту дверь позвоню. Вблизи я увидел уже не столь молодую женщину, а в ее глазах – трогательную смесь, казалось бы, несовместимых вещей: паники и отваги, беспомощности и готовности дать отпор, униженности и гордости. Передо мной стояла женщина с усталым лицом и помятыми губами, но все еще очень красивая. Мы помолчали. Секунд десять мы молчали, глядя друг на друга: я – на лестничной площадке, она – из-за двери, не пропуская меня в квартиру. И правильно, с какой стати? А потом…