Правила одиночества - Самид Агаев Страница 4

— Извините, что перебиваю, — сказала Маша, — но я кончила.

Караев развел руками, потом полез в карман, достал несколько купюр и протянул девушке:

— Спасибо за работу, только лучше говорить — я закончила.

— Почему? — спросила Маша, убирая деньги в сумку.

— Без комментариев.

— Не считайте меня ребенком, я понимаю, что вы имеете в виду, только каждый думает в меру своей испорченности.

— Как ты разговариваешь с работодателем?

— А зачем вы ставите меня в неловкое положение?

— Ну, хорошо, — Караев поднял руки, — я был не прав. Пойдем лучше выпьем.

Маша отказалась:

— Спасибо, мне нужно идти.

— Ну, как знаешь.

— До свидания.

— До свидания.

Девушка ушла.

Караев некоторое время постоял перед закрытой дверью, потом погрозил кому-то пальцем и вслух произнес: «И никаких шашней с домработницей».

Утро следующего дня началось с тяжелого пробуждения и тревожных мыслей по поводу собственного поведения с домработницей. Медленно восстановив в памяти события вчерашнего дня и не найдя в них ничего предосудительного, Караев облегченно вздохнул и отправился в ванную комнату.

Через час он в костюме и галстуке сидел перед письменным столом и пил чай из маленького грушевидного стаканчика. На краю стола в рамке стояла фотография молодой женщины в простеньком ситцевом халате. Караев допил чай и, глядя на фотографию, сказал вслух: «Ну, что же, сынок, пора на работу». После этих слов раздался телефонный звонок. Караев подождал, пока включится автоответчик, и услышал женский голос: «Алло, Ислам, это я, Лена, если ты дома, возьми трубку, пожалуйста».

Караев взял трубку и произнес:

— Тебе же русским языком сказали: «Оставьте сообщение — и вам обязательно перезвонят».

— Может быть, для начала поздороваешься, — спросила Лена, — а уж потом будешь ворчать?

— Ну здравствуй.

— Здравствуй, Ислам, ну, как ты поживаешь?

— Спасибо, хорошо. А ты как поживаешь?

— Я соскучилась.

— А-а.

— Что означает твое а-а?

— Вопрос снимается.

— Почему? — не унималась женщина.

— Ни почему.

— Когда мы встретимся? — спросила Лена.

— Ну, как-нибудь встретимся, — пообещал Караев.

— Мы расстаемся?

— Что значит расстаемся? Если быть точным, мы расстались пятнадцать лет назад.

— Тебя это, я вижу, радует.

— Нет, меня это не радует, я просто констатирую, определяю положение вещей. Знаешь такое сочинение, называется «О природе вещей»? Автор — философ по фамилии Лукреций. В школе не проходили? А в институте? Не надо было лекции пропускать. Я не издеваюсь, я совершенно серьезно говорю.

— Как Маша убирается?

— Чисто. Слушай, а ты по симпатичней никого не могла найти?

— Я это сделала намеренно. А ты полагал, что приведу тебе провинциальную красотку, чтобы она тебя окрутила и вытянула из тебя твои денежки? Нет, мой милый, с Машей я могу быть за тебя спокойна, я знаю твой вкус. На нее ты не позаришься.

— А если она меня соблазнит? Как знать, человек слаб… Ну ладно, мне пора на работу. Я, можно сказать, в дверях стою. Что за манера у тебя звонить с утра пораньше?

— Ну сейчас же не раннее утро, — сказала Лена, — уже одиннадцать, между прочим.

— Ну, правильно, — подтвердил Караев, — одиннадцать. Москва только проснулась. Ты, Елена, на стройке не работала?

— Ты бы еще спросил, не работала ли я в трамвайном депо, — возмутилась Воронина, — конечно, не работала. Я, между прочим, выросла в семье министра.

— Не работала, поэтому ты не знаешь, что раньше отсчет времени начинался с открытия винных магазинов, а открывались они, как ты уже, наверное, в силу своей проницательности догадалась, в одиннадцать утра. Это сейчас водку можно купить в любое время, а в те времена в неурочный час — только у таксистов, ферштейн?

— Иди ты к черту, — вдруг обиделась Воронина и бросила трубку.

За прилавками друг против друга стояли два молодых азербайджанца и лениво переговаривались. Перед ними на лотках были выставлены горки экзотических фруктов и овощей. Вдоль рядов медленно шла молодая женщина. Заприметив ее, один торговец заметил: «Хорошая штучка, а, племянник?»

— Неплохая, — согласился племянник, — ты будешь клеить или я?

— К кому подойдет, тот и будет, — ответил дядя.

После этого они замолчали, принялись выжидать, как два суслика в засаде.

«Жертва» приблизилась к прилавку племянника.

— Почем апельсины? — спросила женщина, взяв оранжевый плод в руки.

— Шейсат рублей, — приветливо ответил торговец, добавил: — но тебе бесплатно дам.

— Что это ты вдруг расщедрился? — удивилась женщина.

— Давай вечером встретимся, — предложил торговец, — туда-сюда, погуляем.

— С какой это стати? — она подбросила и поймала апельсин, и у торговца вдруг возникло чувство тревоги.

— Красивый ты, — торопливо сказал он, следя за апельсином, — мне нравишься.

— У нас в России, парень, красивых девок много, если с каждой будешь встречаться, в убыток торговать станешь.

Женщина положила апельсин на место, повернулась и ушла.

— Соскользнула, — с сожалением сказал племянник.

Ала, [1]— возмутился дядя, — да ты ее спугнул, с человеком сначала поговорить надо, потом уже пригласить.

— Ала, ты своим делом занимайся, — огрызнулся племянник, — а то спугнул я ее! Нет, стихи я ей читать должен. Вот смотри, еще один идет, посмотрим, что ты сделаешь.

К прилавку приближалась еще одна молодая женщина. Дядя окликнул ее издали:

— Ко мне подходи, пожалуйста, дорогая, выбирай что хочешь.

Женщина послушно подошла и спросила:

— Почем у вас киви?

— Гиви? Гиви сто двасат рубли.

— Ой-ой-ой, что же так дорого?

— Почему дорого? — искренне удивился торговец, — пока привезешь — тому дай, этому дай, такой цена получается.

— Ага, ты еще скажи, пока вырастишь, — иронически заметила женщина.

— Нет, нет, зачем вырастишь, врать не буду, — добродушно признался торговец, — Занзибар вырастил, у нас тоже можно вырастил, климат позволяет, но никто не сажает. За сто рублей возьми, а если хочешь, бесплатно возьми, я такой чаловек.