Время перемен - Сара Груэн Страница 4

– Вот черт! – шипит она, не заботясь, что я услышу, но все же недостаточно громко, чтобы в случае чего отпереться и списать все на мою глухоту. В сердцах она поддает носком сапога гравий, и тот взлетает фонтанчиком в воздух.

– А ну стой!

Откинув голову назад, Ева останавливается:

– Ну, что на сей раз?

– Что ты сейчас сказала?

– Ничего, – бросает она, по-прежнему стоя ко мне спиной.

– Неправда, сказала. Сама ведь знаешь.

Ответом меня не удостаивают.

– Ты наказана, будешь сидеть под домашним арестом, – объявляю я.

– Вот удивила! – бурчит дочь и удаляется с гордо поднятой головой, время от времени подбрасывая гравий носком сапога.

Я смотрю Еве в спину. Вот она поднимается по уклону, ведущему к крыльцу, и заходит в дом через черный ход, оглушительно хлопнув дверью.

Бедная Мутти. Если она на кухне, Ева ей непременно наябедничает.

Я переключаю внимание на Восторга и провожу рукой по влажной от пота груди лошади. В душе поднимается очередной приступ гнева, направленный против дочери. Однако нет сомнений, что Ева знает, как правильно остудить Восторга, ведь она понимает и любит лошадей так же, как я. Да и проблемы у нее не с лошадьми, а со мной.

Веду Восторга на крытый манеж и не спеша выгуливаю по периметру, время от времени останавливаясь, чтобы пощупать его грудь и проверить дыхание. Убедившись, что Восторг остыл, веду его в денник, где он будет дожидаться утренней трапезы. Другие лошади тоже волнуются и тихо ржут в предвкушении завтрака. Я могла бы сама их накормить, но у рабочих, обслуживающих конюшню, свой, отработанный до тонкостей ритуал, и мешать им не хочется.

Выйдя из конюшни, вижу, как рабочие с грохотом подъезжают на двух допотопных развалюхах. Машу им в знак приветствия рукой и с обреченным видом бреду к дому и малоприятным сюрпризам, что там поджидают.

На полдороге меня вдруг осеняет: стук копыт, что я отчетливо слышала, проснувшись, не имеет никакого отношения к Гарри. Это был Восторг.

* * *

Берусь за дверную ручку и на мгновение застываю на месте, изучая жесткий коврик на полу и собираясь с духом на случай, если Ева еще на кухне. Наконец, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, решаюсь войти.

К неописуемой радости, Мутти на кухне одна, засыпает зерна в электрическую кофемолку. Белокурые волосы, как всегда, стянуты в тугой узел, а стеганый бирюзовый халат застегнут на молнию до дряблого подбородка. Иногда мне приходит в голову, что обвисшая кожа может попасть в застежку. Интересно, случалась ли такая неприятность с Мутти? Если да, то как она с ней справлялась? Наверное, было больно.

Мутти, нахмурившись, бросает взгляд в мою сторону, будто умеет читать мысли, и снова переключает внимание на кофемолку. Рычание кофемолки на время избавляет нас от необходимости начать разговор. Сняв рабочие сапоги, я вешаю на крючок жилет и сажусь за стол.

Мутти ссыпает молотый кофе в кофеварку и нажимает на кнопку. Сразу же раздается знакомое бульканье – значит, она налила туда горячей воды.

Иначе и быть не может. Надо знать Мутти.

Она, прищурившись, снова смотрит на меня, будто в очередной раз прочла сокровенные мысли. Я вспыхиваю и с испугом опускаю глаза, давая мысленно клятву никогда больше не думать о Мутти в ее присутствии.

Мутти отворачивается и, вытерев руки посудным полотенцем, что висит на дверце плиты, вынимает из буфета две кружки, ставит их на стол и садится рядом со мной.

– Ну и что дальше? – спрашивает она с отчетливым немецким акцентом, уронив руки перед собой на стол.

– Что дальше, – уныло повторяю я.

– Может, расскажешь, что произошло? – Приподняв брови, Мутти рассматривает свои руки и поворачивает одетое на безымянный палец золотое обручальное кольцо. Костяшки пальцев распухли, на бледной коже видны старческие пятна.

– А что рассказала Ева?

Мутти оставляет в покое кольцо, складывает руки и смотрит мне в глаза.

– Она говорит, что решила рано утром прокатиться на Восторге, но тут явилась ты и… – Мутти хмурится и отводит взгляд, стараясь подобрать нужные слова. – По-моему, она сказала, что ты совсем взбесилась. Да, именно так.

– Думаю, она забыла упомянуть одну мелочь и не рассказала, как без шлема неслась галопом на неоседланной одноглазой лошади с намерением перепрыгнуть через весьма внушительный забор. Я права?

– Да.

– Именно за этим занятием я ее и застала.

– И что случилось?

– В последнюю секунду Ева увидела меня и развернула коня.

Мутти встает с места и, проплыв к кухонному столу, останавливается перед булькающей в тишине кофеваркой. На мой взгляд, кружки стоят там, где и следует, но Мутти снова их передвигает и только потом идет к холодильнику за кувшином со сливками. На обратном пути она захватывает сахарницу. Всегда уравновешенная и невозмутимая, Мутти представляет собой воплощение гордого достоинства.

Она добавляет сливки в мой кофе и ставит обе кружки на обеденный стол.

Я благодарю Мутти за заботу и, обхватив пальцами горячую керамику, наблюдаю за струйками пара, поднимающегося с поверхности. В центре еще виден маленький водоворот. Наклонившись, отпиваю кофе и едва не выплевываю обратно в кружку: слишком горячо. Поглядываю украдкой на Мутти, ожидая выговора.

Но она, похоже, даже не заметила оплошности и смотрит сквозь меня безмятежными голубыми глазами, ожидая продолжения истории.

– Я и не собиралась беситься. В данной ситуации мне даже удалось сохранить определенное спокойствие. Думала, стану свидетелем смерти собственной дочери.

Мутти молча гладит меня по руке.

– Ну и что мы имеем на данный момент? – интересуется она.

– Непонятно. Ева, как всегда, ушла и не стала разговаривать.

Мутти берет кружку, делает глоток и снова ставит на стол. Потом пробегает указательным пальцем по ободку, будто перед ней бокал вина.

– По-моему, девочку следует отпустить, – изрекает она наконец.

– Твое мнение мне известно.

– Но ты такой вариант даже рассматривать не желаешь, верно?

– Вот именно! И вообще, определись, на чьей ты стороне?

– Разумеется, поддерживаю вас обеих.

Дело в том, что Ева бредит международными юношескими соревнованиями по конному троеборью, которые проводятся в Страффорде. Что ж, я сама виновата, в прошлом месяце разрешила ей участвовать в Кентерберийском конном троеборье во Флориде. Хотела поощрить за хорошее поведение и исправленные оценки, но Ева посчитала это началом своей спортивной карьеры. Кампания по моей психической обработке началась сразу же после соревнований, и с каждым днем дочь проявляла все больше настойчивости.