Чародейка из страны бурь - Валерия Вербинина Страница 4

Сам Антуан родился и вырос в Кемпере, куда по службе перевели его отца – чиновника. Будущий инспектор полиции ходил в местную школу и привык с детства говорить на двух языках – французском и бретонском, но потом судьба забросила его в Париж, который с легкостью перемалывает и людей покрепче, чем провинциал из Финистера. Непрочные связи, еще соединявшие его с Бретанью, почти все оборвались после отъезда, да и бретонский язык он успел подзабыть, обретаясь в столице. «Да и потом, какой из меня бретонец? Отец родом из Прованса, с материнской стороны бабка – ирландка… Правда, Мариэтта всегда говорила, что упрямство у меня – исконно бретонское. Этого уж не изменить. Да, точно».

Бросив последний взгляд на океан, на лодки рыбаков и бездействующий маяк, Антуан повернулся и, засунув руки в карманы, зашагал прочь. Мысли его неотвязно крутились вокруг незнакомцев, которые рискнули поселиться на острове с такой дурной славой, и он решил во что бы то ни стало узнать, кем они являлись и что, собственно говоря, им было нужно в этих краях.

Вообще-то проще всего было бы попросить тетку навести соответствующие справки, и можно не сомневаться, что уже к вечеру Антуан знал бы всю подноготную чужаков, но инспектора не прельщали легкие пути. Конечно, Мариэтта была бы только рада услужить племяннику, но это означало, что ему не придется ничего делать самому – только высказать просьбу и ждать, когда ее выполнят. Другое дело – если он сам отправится в бистро, центр местных сплетен, или отыщет папашу Руайера, у которого чужаки купили лодку, и попытается разговорить его. Трудность дела усугублялась тем, что бретонцы – народ недоверчивый, не склонный к излишним откровениям, и Антуан не удержался от азартной усмешки, представив, сколько усилий ему придется приложить для достижения своей цели.

«Во-первых, приглашу Руайера выпить со мной стаканчик, во‑вторых, поинтересуюсь, как его дела, а потом уже можно будет навести разговор на главное…»

Тут он увидел, что находится возле дома кюре Жозефа. Сам священник, высокий, тощий мужчина средних лет, стоял в саду, опираясь на лопату, и мрачно смотрел на ростки у своих ног.

Местные жители очень уважали кюре Жозефа, даром что он был не бретонец, а француз. Когда однажды налетела буря и одна из лодок не вернулась с лова рыбы, кюре молился в церкви всю ночь напролет, пока не пришло известие, что часть потерпевших крушение рыбаков подобрал проходивший мимо корабль и таким образом спас им жизнь. Сам кюре жил скромно, не вызывая пересудов, и был только один момент, который если не делал его притчей во языцех, то, во всяком случае, не на шутку интриговал прихожан. Дело в том, что кюре ненавидел тыквы.

Об этой странной неприязни стало известно, как только кюре Жозеф обосновался в деревне, но что осталось тайной, так это причина, породившая столь необычное отвращение. Любое упоминание о тыкве – или, не дай бог, ее появление в любом виде – выводило обычно спокойного и рассудительного священника из себя. Было доподлинно известно, что когда на местном базаре продавали тыквы, кюре нарочно делал крюк, чтобы обходить его стороной. На человека, который простодушно признавался, что ничего не имеет против пирогов с тыквой или тыквенных семечек, отец Жозеф смотрел так, как будто его собеседник только что вступил на дорогу, прямиком ведущую в ад. К несчастью, сам кюре любил возиться у себя в саду, и дьявол, который, должно быть, уже давно размышлял, как ему подступиться к практически безгрешному священнику, с радостью ухватился за эту возможность. Словом, когда отцу Жозефу пришла в голову фантазия выписать по почте семена каких-то необыкновенно вкусных и притом неприхотливых огурцов, отправитель, само собой, перепутал и прислал семена тыквы. С той самой поры жизнь кюре превратилась в кошмар. Тыквы захватили его маленький уютный садик и навели там свой рыжий пузатый порядок. Как ни бился кюре, как он ни воевал с захватчиками, сколько ни пытался растить на своей земле кабачки, редис или картофель, все было тщетно: единственным, что ему удавалось на славу, оставались тыквы. Они плодились и множились, вырастая порой до гигантских размеров, так что в конце концов слава о священнике, у которого в саду растут тыквы необыкновенной величины, дошла до самого Кемпера, и оттуда прислали доходягу-фотографа, который запечатлел для вечности кюре, стоящего с видом мученика среди грядок, заполненных глыбообразными чудовищами. И хотя продажа рыжих монстров приносила кое-какие деньги, отец Жозеф оставался безутешен и то и дело предпринимал новые попытки разделаться с возмутителями своего спокойствия. Видя сейчас выражение лица священника, Антуан подумал, что тот, должно быть, опять проиграл и что, стало быть, тыквы снова вырастут на славу.

– Доброе утро, господин кюре! – крикнул инспектор.

– Доброе утро, господин Молине, – сдержанно ответил священник. – Вы уже слышали новость?

– Какую?

«Уж не расскажет ли он мне о тех, что поселились на острове Дьявола? Ну-ка, ну-ка… А ведь в самом деле: кюре наверняка должен быть в курсе, что это за люди. Хоть он и кажется человеком, погруженным в себя, на самом деле он очень даже хорошо замечает все, что происходит вокруг…»

– Фредерик Варен сбежал, – объявил священник.

Антуан остолбенел.

– Вы шутите, надеюсь?

– Какие тут могут быть шутки? – устало ответил кюре. – Уже вчера ходили об этом слухи… Даже до нас докатились. Представляете, мэр Кемпера запретил давать информацию в газеты – боялся, что это скажется на его репутации… и на репутации властей, само собой. Они надеялись быстро схватить Варена после того, как он скрылся, и привести смертный приговор в исполнение, но он, ясное дело, бежал не для того, чтобы снова попасться…

Антуан слушал священника, и на скулах инспектора перекатывались желваки. Фредерик Варен бежал, а это значит… Значит, что ни одна женщина в Бретани не может чувствовать себя в безопасности. На счету этого подонка восемь убийств, совершенных с особой жестокостью, а теперь, когда он на свободе, сколько еще беззащитных женщин он убьет?

– Черт побери! – вырвалось у инспектора. – Простите, господин кюре… Но как? Как вообще получилось, что он сумел бежать? Я думал, местная тюрьма вполне надежна…

Тут он совершенно некстати вспомнил, что знаменитый преступник Видок [3], ставший впоследствии не менее знаменитым сыщиком, когда-то ухитрился сбежать именно из вполне надежной кемперской тюрьмы, и разозлился.

– Пройдемте в дом, – предложил кюре. – Снаружи холодно… И учтите, – продолжал он, – я знаю только то, что мне рассказали. Возможно, ваши коллеги сообщат вам больше подробностей.

– Я здесь на отдыхе, – сердито бросил Антуан.

– А я разве говорю, что нет? – прищурился его собеседник.

Мужчины устроились в небольшой гостиной, и кюре достал бутылку сидра. С точки зрения Антуана, или той части генов, которая досталась ему от бабушки-ирландки, это был не алкогольный напиток, а лишь паршивенький лимонад, но инспектор помнил, что священник приехал из Нормандии, где без сидра не мыслят свою жизнь, и смирился.