Свадьба - Николай Куценко Страница 4

– Он может не дождаться тебя, Джая. Прилетай сейчас.

– Но у нас так нельзя. Это шанс! Меня наконец-то могут заметить. Если я не полечу… если не я, то пошлют кого-то другого. Тут все сложно, мама! Тут правила! Ты просто не понимаешь этого, – стала кричать в трубку Джая.

– Джая, он может не дождаться тебя. Он хочет тебя видеть перед смертью.

– Я не могу, мама. – Джая заплакала и положила трубку. Через день она улетела в Париж.

В зале сидело человек сто. Лидер стоял на сцене, прижимаясь телом к кафедре и жестикулируя правой рукой. По делу и без дела. По повадкам руководителя было видно, что выступает он если не каждый день, то уж через день – точно. Люди в зале боролись за право задать вопрос первыми. Кто-то, получив наконец это право, прокричал:

– Скажите, а как вам удалось сделать такую блестящую карьеру? У вас есть рецепт, которым вы с нами поделитесь?

– Я всю жизнь работал, всю жизнь… сколько себя помню. Как только я закончил колледж и попал в компанию, я все время трудился – по шестнадцать, по восемнадцать часов я вкалывал! Вот и весь секрет!

Зал зааплодировал. Прозвучал следующий вопрос.

– А как вы отдыхаете? – его задал тощий китаец в какой-то нелепой кофте.

– Я редко отдыхаю, я почти все время в полетах. Но это мой выбор и я о нем не жалею!

Потихоньку очередь дошла до Джаи. Она долго ждала этого и стала нервничать. По телу пробежала дрожь, и дыхание стало учащаться. Ей становилось страшно. Она вдруг ощутила всю важность происходящего, всю ценность этого события. Она поняла, что сейчас ее записывают камеры и что трансляция идет на весь мир. И что любая оплошность, любая неточность будет видна всем и может погубить ее карьеру. У Джаи стало перехватывать дыхание и задрожали коленки. Когда ей передали микрофон, она уже с трудом могла говорить, а ее руки нервно тряслись. Джая вдруг почувствовала, что в левом кармане завибрировал ее мобильник. Она судорожно его достала и увидела, что ей звонит мать.

«Видимо, с отцом все плохо», – подумала Джая и почувствовала нахлынувшее отчаяние, от которого сдавило всю грудь. Ей было невыносимо тяжело и хотелось поскорее убежать из этой комнаты, куда-нибудь скрыться, да хоть под землю провалиться, лишь бы не оставаться тут. Шли секунды.

– Девушка, задавайте вопрос, мы ждем, – нарушил тишину ведущий.

– Вам… вам когда-нибудь было плохо? Вам было страшно из-за того, что творится вокруг вас? – еле выдавила из себя Джая. По щекам ее стекали слезы, размывая темную тушь. В кармане продолжал вибрировать телефон.

По залу пробежал легкий гул. Все были в недоумении от вопроса. Лидер тоже немного опешил и даже прокашлялся перед ответом.

– Страшно? Да… наверно. Я помню, мы заключали контракт с японцами и они не хотели подписывать его. Мне позвонил президент… – Джая перестала слышать, что он говорил, в ее голове стоял гул. – Это было действительно страшно, я боялся, что мы так и уедем – не подписав. Вот тогда мне чуть не стало плохо!

– Извините, – не дождавшись конца ответа лидера, Джая выбежала из аудитории. Вся заплаканная, она села в такси и поехала в аэропорт, где купила билет на ближайший рейс в Индию.

Она прилетела домой поздно вечером. Отца уже похоронили. Весь дом был заполнен родней, большинство из которой либо плакало, либо причитало, издавая странные звуки. Мать стояла в стороне от всех и смотрела куда-то вдаль. Она не плакала: ее лицо было бледным, как стена. Было видно, что мать находится в глубоком шоке. С отцом Джаи она прожила большую часть своей жизни. Джая подошла к матери и тихонько ее обняла. Та, ничего не ответив, протянула Джае конверт. Джая распечатала его и достала записку с текстом:

«Джая, милая моя девочка, я научил тебя не бояться тигров и диких зверей, но не научил не бояться людей. Но ведь последние боятся первых, а первых ты побеждала еще в детстве. Прости меня за все. Твой отец».

Джая села на корточки и заплакала.

Филипп стоял перед столом главного буровика одной крупной сервисной компании и пытался объяснить цель своего визита. На бледном лице гостя проступали капельки пота, было видно, что Филипп чувствует себя не комфортно и сильно нервничает.

– Мы продаем программное обеспечение в области бурения скважин. – Сказав это, он выдержал паузу, видя полное безразличие на лице буровика. – Это специализированный софт такой.

– Что еще за софт такой? – довольно грубо спросил буровик, закуривая сигарету.

– Это инженерные расчеты, – пояснил Филипп, но по лицу буровика он понял, что яснее тому не стало. – Ну это программный продукт, софт для расчетов, инженерный.

Буровик немного задумался – в его голове блуждали ведомые только ему мысли. Он поднял глаза к потолку, резко выдохнул и радостно прокричал, словно осознав что-то очень важное:

– Понял, это же Windows. Ты бы сразу так и сказал, а то софт какой-то. Придумают же терминов… мать их! – И буровик опять принялся что-то чертить в своем блокноте, выдыхая густые клубы дыма после каждой затяжки.

– Можно сказать, что так, что это Windows, но вот только для буровиков, для инженерных расчетов как бы. То есть калькулятор своего рода, работающий на Windows, – аккуратно стал объяснять Филипп.

– Но это все мелочи жизни уже. В общем, суть я понял. Но нам не нужен Windows. Или как его там… мать его?

– А в чем же вы инженерные расчеты проводите? Если, конечно, не секрет?

– Да нет никакого секрета, все на бумаге делаем.

– А сейчас это можно уже на компьютере делать, ведь это гораздо удобнее и точнее.

– Ладно, Филипп, хватит мне мозги засирать ерундой всякой, сходи к Ивану Петровичу… Знаешь его? У нас он по этой части, а мне уже на объект надо ехать.

Буровик встал со стула, быстро оделся и позвонил водителю. Пройдя мимо Филиппа, он нехотя протянул тому руку и вышел из кабинета, сильно хлопнув дверью. Филипп вздрогнул и замер на месте. В кабинете стало тихо. Так тихо, что Филипп закрыл глаза и прислушался к этой звенящей тишине. Становилось легче, напряжение постепенно отступало. Внезапно он вспомнил университетские аудитории, в которых когда-то читал лекции по истории. Вспомнил их запах и чувство защищенности, которое когда-то там было. Его лекции посещали все студенты курса – Филипп был лучшим преподавателем и блестящим лектором. Даже те, кто не любил историю, приходили просто послушать Филиппа. Лекции несли людям не только глубокий и тщательно выверенный материал, но и заряжали всех какой-то неведомой позитивной энергетикой. Люди выходили с них словно заново родившиеся, чистыми и просветленными. Филипп же, в свою очередь, будучи блистательным оратором, раскрывал все свои способности во время выступлений и чувствовал отдачу со стороны зала, чувствовал любовь и уважение слушателей. Но это было давно. Так давно, что Филипп успел позабыть те времена.

В начале девяностых большую часть преподавателей университета сократили, но Филиппа решили оставить как одного из лучших педагогов. Через полгода он ушел сам. Из-за небольшой зарплаты ему хронически не хватало денег на содержание семьи. Жена все время ворчала, а появление еще одного ребенка заставило Филиппа всерьез задуматься о поисках новых источников доходов. Поначалу Филипп пробовал заниматься репетиторством, но уроки истории брали неохотно, больше из сострадания и жалости к Филиппу. И тогда он решил, что в жизни надо что-то менять. Причем кардинально. Решение пришло спонтанно, вместе с другом, приехавшим в гости из Сургута.