Счастливая карусель детства - Александр Гайдышев Страница 4

Зато к нашему с Таней удовольствию бабушка отнеслась к состоянию своего мужа с явным чувством юмора.

— Ну все же, Петр, согласись, что не все, как ты, могут находиться за столом в состоянии напыщенного церемонного индюка, обвешенного салфетками. Вот ребята и дурачатся.

Дед явно хотел осадить бабушку в свойственной ему категоричной форме, но, увидев на лицах своих оппонентов смешливое и радостное выражение, резко отмахнулся и с видом непоколебимого достоинства удалился на улицу с чашкой чая.

— Делайте, что хотите, варвары!

Мы дождались, пока дедушка отойдет на безопасное расстояние и радостно рассмеялись. Утереть нос деду — дело чрезвычайное, которое иногда удается только бабушке, и только благодаря ее своеобразному чувству юмора, против которого ее уважаемому и благовоспитанному супругу противопоставить совершенно нечего.

— Но, Саша, неужели вы с папой так действительно едите? — бабушка продолжала смеяться, и мне даже показалось, что только что полученная информация о ее сыне и внуке привела ее в состояние искреннего восторга.

Я тоже был вне себя от радости, меня переполняло чувство гордости за свою сопричастность к победе над незыблемым авторитетом нашей семьи.

— Да, бабушка, мы иногда с папой дурачимся и даже наперегонки слизываем с тарелок манную кашу, совершенно без ложек. Правда я ему почти всегда проигрываю, потому что он взрослый, а я маленький, и у него язык длиннее.

— Только, пожалуйста, не говори этого дедушке, а то он и так, похоже, расстроился. Как бы твоему папе не пришлось поплатиться за твою честность на ближайших выходных.

— Понял, не скажу.

Я уже допивал компот, когда с улицы раздался властный и громкий голос деда, напоминающий о том, кто есть главный в нашей семье, и однозначно дающий понять, что шутки окончены.

— Саша, подойди, пожалуйста, сюда, к тебе пришли.

Сердце мое дрогнуло, интуиция подсказала, что случилось явно что-то неожиданное и не очень приятное. Я выбежал на улицу и обомлел: у верандного крыльца стоял и неуверенно переминался с ноги на ногу Александр Емельянович собственной персоной, да еще и в придачу со своими внуками, которых я мысленно уже отправил в Швецию. Близнецы же были как всегда спокойны и даже заулыбались, увидев вновь меня.

— Саша, тут вот какое дело, — начал слегка виновато сосед, бегло переводя взгляд с земли то на меня, то на дедушку, — в общем, ребята уезжают домой, в Швецию, и пришли за своими игрушками.

В воздухе повисла многозначительная и продолжительная пауза. Я молчал и стоял на крыльце, ощущая, что долго это продолжаться не может, но не мог решиться ни на какие действия.

Все пропало, катастрофа! Я отчетливо понял, что проиграл и не имею ни малейшего шанса оставить мои дорогие, недавно обретенные машинки у себя. Как безжалостна судьба, которая так жестоко отбирает счастье у одного ребенка, чтобы не добавить ни капельки другим. Верил я еще недавно, что жизнь моя так прекрасна и замечательна, а теперь оказывается, что было это всего лишь моей фантазией.

— Ну что же ты медлишь? Иди и принеси ребятам их игрушки!

Ну вот, наконец, все и встало на свои места. Дедушкин голос вывел меня из оцепенения и окончательно вернул к действительности. Через несколько секунд я уже стоял на крыльце, крепко прижав к себе коробку, но так и не решаясь сразу передать ее законным владельцам.

Решение было найдено автоматически. Сняв крышку с ящика, я начал медленно доставать машинки и бросать их попеременно Антосу и его брату.

Ребята подумали, что это такая игра, и начали их ловить, подчиняясь установленным мною правилам. Почему я так поступил? Все очень просто: я прощался с каждой из двенадцати машинок по отдельности, и мне нужно было время для того, чтобы в последний раз взять их в руки, внимательно рассмотреть, погладить и, волею судьбы, навсегда расстаться с ними, передав в руки старых владельцев.

«Моя инвалидка» была последней. Антос, не сумев удержать машинку в руках, выронил ее на землю, и она распалась на части.

— Саша, если хочешь, можешь оставить эту машинку себе, — Александр Емельянович поднял и положил передо мной на перила крыльца «инвалидку», — ребятам все равно она вряд ли пригодится.

Конечно же, мне очень-очень хотелось оставить у себя хотя бы одну машинку на память, пусть даже и такую, как эта, но в тот самый момент я ощутил, как несоизмеримо большее чувство заставляет меня поступить иначе, и повинуюсь я ему всецело и безропотно.

— Благодарю вас, не нужно, у меня все есть, — ответил я, напрягая все свои душевные силы, чтобы не разрыдаться прямо сейчас на людях, — извините, но сейчас мне хотелось бы закончить обед.

— Надеюсь, недоразумение разрешилось успешно? — спросил дедушка, с легкой иронией поглядывая на русско-шведское трио.

— Да, конечно! Всего хорошего, до свидания! — Александр Емельянович кивнул на прощание нам с дедом, и в следующий момент троица уже шагала по тропинке, идущей к их даче. Антос и Алекс изредка оборачивались и махали нам руками на прощание.

Не в силах больше держать себя в руках, я вбежал в дом, упал на свою кровать, уткнулся носом в подушку и беззвучно зарыдал, стараясь по возможности себя не выдавать. Впервые за свою жизнь я испытал столь глубокое потрясение из-за ощущения своей неполноценности. Мечта, не успев по-настоящему осуществиться, рухнула в одночасье. Как оказался сложен и запутан мир, в котором ребенок мог испытать такое унижение.

— Что же ты плачешь, чудак-человек, ты поступил абсолютно правильно и выбрал единственно возможное решение, не надо расстраиваться по пустякам, — дедушка пытался меня утешить и ободрить, и, пожалуй, его слова постепенно начали возвращать меня к привычному ходу мыслей, хотя чувство жалости к себе все же не хотело быстро исчезать.

Дедушка похлопал меня по плечу и вышел, предоставив возможность мне самому разобраться в своих чувствах, и я, получив необходимую долю бесценной поддержки, был очень благодарен ему за это.

Действительно, ничего страшного не произошло, и я никого не вправе был винить в случившемся. Все вернулось на свои позиции, а значит, не стоило на этом и зацикливаться. Ведь жизнь моя еще только начинается, и очень много в ней будет еще побед и разочарований. Но постараться надо не оступиться и сохранить себя. И еще тогда я понял, что если бы там, на крыльце, я поступил иначе, то, наверное, потерял бы намного больше, чем приобрел.

1

Дед являлся для нашей семьи примерно тем, чем является для планет Солнечной системы звезда по имени Солнце. Мы все ощущали гигантский, зачастую подавляющий магнетизм его личности. Он был немногословен, но произносимые им слова были наполнены предельным смыслом и силой, спорить с ним не решался никто, включая бабушку. Нередко резкость и категоричность его мнений и высказываний встречали у членов семьи несогласие и даже негодование, но повлиять на него и изменить было невозможно, и наоборот, он сам, часто того не желая, постоянно влиял и менял под себя свое окружение.