Лили и осьминог - Стивен Роули Страница 4

Звонит Трент, предлагает поужинать вместе, я отказываюсь, но Трент не принимает отказы, поэтому я соглашаюсь, чтобы избавить нас обоих от двенадцати раундов борьбы с переменным успехом. Мне неловко оставлять Лили даже на лишний час, но вместе с тем я понимаю, что мне надо с кем-нибудь поговорить, и если не с Дженни, тогда с Трентом. Он умеет вразумить меня, ему всегда это удавалось – с тех пор, как мы познакомились в первый день учебы в Бостоне. Он шумный техасец, я – сдержанный уроженец штата Мэн, и его шарм южанина пленил меня так же мгновенно, как его – моя северная прохладца. Эта дружба возникла в тот самый момент, когда он постучался в дверь моей комнате в студенческом общежитии и спросил, не хочу ли я прогуляться в «7-11» за сигаретами; он стал Феррисом Бьюллером для моего Кэмерона Фрая [2].

С тех пор, как нам было по двадцать два или двадцать три года, Трент убеждал меня не париться. По его словам, все случится с нами, когда нам стукнет двадцать девять. Скандальный разрыв? Ну и черт с ним. Работа без перспектив? Все лучше, чем напрасная потеря времени. Любой другой стресс? Зачем уделять ему хоть одну лишнюю минуту – так или иначе все случится, когда нам будет двадцать девять. Поначалу я приставал к нему с расспросами. Почему двадцать девять? Почему не двадцать восемь? А потом запаниковал. А если со мной ничего не случится, пока мне не исполнится тридцать один? Я не умел материться до седьмого класса, не знал, что такое интернет, до 1995 года. Я боялся отстать. Но бравада этих слов и уверенность, с которой Трент произносил их, в конце концов обратили меня в его веру. Я так и не удосужился спросить, о чем речь, – что именно должно с нами случиться. По-моему, он и сам толком не знал.

А потом на излете двадцать девятого года моей жизни я нашел Лили. За день до моего тридцатилетия.

Когда я прибываю в ресторан, Трент уже сидит там. Это наше привычное место. Нам оно нравится тем, что когда заказываешь мартини, его приносят в замороженных бокалах, а потом, когда отопьешь примерно половину, тебе приносят новый замороженный бокал для остатков. И даже переливают за тебя и подают свежие оливки. Удивительно, правда? Сервис!

– Привет, дружище. Я тебе мартини заказал, – объявляет Трент.

– Спасибо. А еще кое-что найдется?

– Тедди! – отзывается он с упреком, удивляясь, как я только мог подумать, что он забыл. И выкладывает на стол «валиум». Я сую таблетку в рот, слегка жую и запихиваю под язык. Под языком эффект ощущается быстрее. Трент ждет минутку, чтобы подействовало.

– Так ты объяснишь мне, что стряслось?

Я поднимаю палец, призывая его подождать, и одновременно тщательно, до полного растворения рассасываю крошки таблетки между языком и нижней челюстью.

– У Лили осьминог, – слова имеют привкус сырого мела, они вылетают у меня прежде, чем я успеваю опомниться. Значит, мне и вправду настоятельно требуется поговорить об этом.

Трент озадачивается.

– Что?

– Осьминог. На голове. Над глазом, – подробное разъяснение ничего не дает. Он смотрит на меня растерянно и подозрительно. Поэтому я подытоживаю: – Вроде твоего.

Трент – единственный из моих знакомых, который имел дело с осьминогом не только, допустим, в своем салате. К нему осьминог явился в девяносто седьмом. В то время мы были соседями по квартире здесь, в Лос-Анджелесе. Однажды ночью я застал его на диване, в растерянности растирающим собственную икру. «У меня нога онемела», – сказал он.

Не знаю, то ли воображение срабатывает, то ли ожидание, когда подействует «валиум», но я делаю выдох и даю волю диазепамовым видениям: мы с Трентом, оба двадцатишестилетние, и наша старая, неопрятная квартира становятся для меня такими же реальными, как в то время, когда мы жили там.

Как выяснилось, левая сторона тела Трента немела уже несколько месяцев, и назначенная врачом МРТ выявила там еще совсем крошку-осьминога. Через несколько недель Тренту сделали операцию, и несмотря на всю травматичность события, выздоровление прошло быстро, и мы вскоре оправились. Позднее я гадал, почему он молчал так долго. Обычно мы часами обсуждали события жизни каждого из нас вплоть до мельчайших деталей – в тот раз мы подробно разбирали лесбийские кулачные бои. Какой должна быть плотность ткани для простыней, чем объясняются достоинства египетского хлопка. Сколько знаменитостей у нас есть шанс заманить на какую-нибудь из наших вечеринок. Почему у нас всегда пригорает овсянка. Нормально ли это – пригласить на свидание медбрата, с которым я познакомился на вечеринке «Вся выпивка – по пятьдесят центов» в баре «Апач». Зачем мы вообще зашли в бар под названием «Апач»? (За выпивкой по пятьдесят центов). Так что нам с избытком хватило бы времени все выяснить до того, как я застал растерянного Трента на диване.

Трент похлопывает меня по руке, и я отвечаю ему взглядом. Сегодня в ресторане оживленно, посетителей больше, чем обычно.

– Тебя унесло, – сообщает Трент. Должно быть, «валиум» уже подействовал. – Как это – «вроде моего»?

– Ну, не совсем как твой, потому что ты своего не видел, а у Лили он сидит на голове, на самом виду.

– Ее… осьминог?

– Да.

– У меня никогда не было осьминога.

– Да был же! А если не было, тогда, интересно, какого черта они вытащили из тебя в Сидарс, когда вскрыли тебе череп.

– Они вытащили о… – начинает он и запинается.

– А мы, по-твоему, о чем говорим, черт возьми?

– Я думал, об осьминоге.

– Вот именно.

Приносят наши мартини. По три оливки в каждом. В молчании мы пригубливаем бокалы. Водка прохладным бальзамом проливается мне в горло и наконец-то смывает привкус пыли, сохранившийся под языком. Я полощу ею рот, и она обжигает его.

– Закажем фаршированные яйца? – Не знаю, чем он вообще спрашивает – от фаршированных яиц я никогда не отказываюсь. Он подает знак официантке и делает заказ. Мне не понадобилось даже рта открывать. – Ветеринару звонил?

Я киваю.

– Ее посмотрят только в понедельник.

– А когда ты впервые заметил… э-э…

– Осьминога? Вчера вечером. Он взял и показался мне. Если он и раньше был там, я его не замечал. Хотя и странно. Он не шевелится, просто сидит, свесив щупальцы вдоль ее морды. По-моему, он… спит.

Трент вылавливает две оливки из своего бокала пальцами, а я зубами стаскиваю одну с зубочистки. И замечаю, как он мысленно производит подсчеты.

– Сколько уже Лили?

– Нет.

– Что?

– НЕТ, – я непреклонен. – Я же вижу, что ты делаешь, – оцениваешь и сравниваешь варианты, которые у меня есть. Во-первых, к ветеринару я еще не ходил, и не знаю, можно ли избавиться от осьминога, прицепившегося к голове, и каким образом.