Дядьки - Валерий Айрапетян Страница 4

Сородичи медленно расходились, обдумывая детали скандала, которые, возведенные в кубическую степень, будут переданы близким и не очень людям, пропустившим такое зрелище.

А тем временем Наиль, точно врубелевский демон, недвижно восседал под тутовым деревом и на протяжении нескольких часов дотошно исследовал точку, лишенную пространственных координат, но обладавшую для него каким-то сакральным смыслом. Истинную природу странностей дяди Наиля так и не удалось никому постичь.

Дядя Наиль, дядя Наиль! Боже, каким великаном, сверхчеловеком он мне казался! Будучи ребенком, я куда больше постигал сущность этого маленького жилистого человечка, нежели без конца рассуждавшие о нем взрослые. Впрочем, взрослые никогда не приближались к истине ближе детей, а бесконечное говорение обо всем на свете лишало их рассудка окончательно. Уже тогда я понимал, что люди потому и треплют языком без остановки, что бессильны что-либо сказать.

Другие мои дядьки из арменикендского круга — все до единого — были выше и крупнее Наиля. Иные достигали двух метров в росте (впрочем, это были единственные вершины, покоренные ими), но великаном казался именно дядя Наиль. Рядом с Наилем они казались смешными и нелепыми, как мартышки в компании льва. Его все время переполняла какая-то нечеловеческая энергия. Он почти не стоял на месте, а когда все-таки замирал, то усиленно вращаться начинал окружавший его мир, дабы не нарушить равновесия сил.

Движение, покой и хаос — в этой триаде умещался весь Наиль, мой дядя. Ища покоя, он не переставал двигаться, пока не смешивал все в хаотичном кружении, а немного отдохнув, возобновлял свои поиски снова.

Наилю исполнилось восемнадцать лет, и отец, всегда презиравший сына за истеричность, но никогда не признававший своего участия в развитии оной, и пальцем не пошевелил, когда из военкомата пришла повестка на имя его чада. Бабушка Люся пыталась скандалить, даже отказалась от еды, но дед проявлял такие чудеса несговорчивости, что Наиль в конце концов был вынужден отдаться во власть непобедимой Красной армии.

Надо сказать, что дисциплина и дядя Наиль отличались друг от друга еще больше, чем атомы водорода и осмия в таблице Менделеева. А тут тебе — подъем на рассвете, отбой в разгар вечера. Сел — встал. Упал — отжался. Картошка, деды, чистка сапог, пришитые подворотнички, вонючие портянки, наряды вне очереди и так далее и тому подобное.

В столь диком для моего дядюшки месте оставался только один выход, чтобы не сойти с ума: найти близких по духу людей. А поскольку дух у дяди Наиля был скроен, скажем так, по уникальным лекалам, то он нашел себе приятелей по интересам, которые играючи уместились в одной колоде карт.

Через три месяца жестокой карточной резни до моего деда дошли новости, что Налик очень нуждается известно в чем. Письмо от Налика пришло на имя бабы Люси, но получил его дед Асатур и, предвидя недоброе, вскрыл первым. Дед мой не был бедным человеком, и поскреби он по сусекам, то наскреб бы тысяч десять, но овладевшее им злорадство победителя только укрепило его в чувстве собственной правоты, поэтому, ни секунды не раздумывая, он заявил, что это дело его не касается. А дело было серьезное. За неуплату карточного долга Налика, как фуфлыжника, могли сначала известным способом опустить, а потом и порешить вовсе.

Кроме всего прочего, карточный долг одного из членов семьи порочит разом и всю семью, а ничто не стоит дороже, чем честь семьи, особенно в мире, где все еще помнят о таких вещах. Поэтому следовало поскорее найти человека, который умеет красиво и с достоинством выходить из подобных ситуаций.

И такой человек был.

Узнав о проблеме, баба Люся, облив мужа крайне разносортной грязью и трезво оценив степень его равнодушия и даже некоторого удовлетворения от постигшей сына беды, понеслась к дяде Леве — родственнику и очень авторитетному человеку. Если у кого-то случалось неподъемное горе, возникал неразрешимый спор или дело касалось таких вещей, как подкуп крупных чиновников, то все без исключения родственники шли за помощью и советом к Леве. Дядя Лева был отцом другого моего дяди — Адика — и приходился моей бабке мужем ее родной сестры, то есть зятем.

Дядя Лева очень внимательно выслушал путаный рассказ бабы Люси и несколько раз поправлял ее вопросами, когда, увлекшись, она переходила к перечислению отрицательных качеств своего нерадивого мужа. Быстро вникнув в суть дела — благо его отпрыск не ушел далеко от Налика — и поинтересовавшись суммой долга, Лева нырнул в дом и вскоре всплыл перед родственницей, держа в руках две плотно перетянутые пачки четвертаков. Бабушка смотрела на денежные плитки, которые магически отливали фиолетовым цветом, наблюдая, как в его сиянии пританцовывает могущество и спасение ее сына.

— Вот, Люся, держи. Пять тысяч, как ты и просила, — спокойно, без жертвенной патетики сказал дядя Лева. — Даю на два года, без процентов.

Бабка моя, будучи женщиной волевой и гордой, не удержалась на ногах — так естественно рухнула на колени и впилась губами в домашние тапочки зятя, что тот не менее естественно растерялся, покраснел и заплакал.

— Вставай, Лусинэ, вставай, — дядя Лева поднял ее за локоть и нежно обнял. — Что поделаешь, если мир так устроен? Надо… надо друг другу помогать. А как еще? А больше никак…

— Лева, ты человек с большим и чистым сердцем! Не то что мой — всем помогает бесплатно, а на сына своего плевать хотел! Депутат хренов!

— Эх… — только и выдохнул родственник, проводил все еще всхлипывающую женщину до ворот, обнял ее на прощание и закрыл за нею дверь.

Добравшись до дому, бабушка умело пересчитала деньги, взяла под руки мою мать и, поймав такси, поехала за двести километров, в военную часть, спасать задницу своего нерадивого сына. Честь Налика была спасена, и семейство по этому поводу ликовало целых две недели, пока не пришла весть, что Наиль проигрался еще на три тысячи.

Пока баба Люся вытягивала в судорожных истериках деньги из моего дедушки, прошла еще неделя, в течение которой Налик, в качестве предупреждения, получил кирпичом по голове, отчего из левого уха у него потекла кровь, а вместе с нею и способность этого уха воспринимать всяческие звуки. Налика положили в госпиталь с диагнозом «открытая черепно-мозговая травма». Несмотря на силу удара, дурь из головы дяди Налика выбить не удалось, а вот обострить его психопатичность удалось очень хорошо.

Теперь, когда в госпитале к нему подходил врач интеллигентной наружности и справлялся о его здоровье, дядя Налик что есть силы орал:

— Пошел на х. й, козлина! На х. й!!! — после чего видавшего виды невропатолога сметало из палаты со второй космической скоростью.

Правда, спустя минуту в палату врывались откормленные парни, которые, усердно работая руками, расширяли диагноз моему родственнику, не оставляя без внимания даже его перебинтованную голову. После третьей воспитательной процедуры, когда отхаркивающийся кровью Налик загибался на полу, санитары заявили ему официальным басом, что если еще хотя бы раз они увидят еле улепетывающего по коридору доктора, то Налик найдет свой орган, на который он трижды посылал лечащего врача, на соседней койке. Такая перспектива остудила Налика, и в дальнейшем он посылал доктора лишь в мысленной форме, улыбаясь во весь рот и бешено вращая выпученными глазами.