Реаниматолог. Записки оптимиста - Владимир Шпинев Страница 4

Постоянно высокий сахар в крови убил зрение, поразил почки, ранил сердце. Аритмия. Ишемия. Кровеносное русло всех органов с трудом пропускало жидкость. На нижней конечности почернело два пальца. С чем она и поступила.

Не ходит. Лежит. Гниющие пальцы источали неприятный, трупный запах. Несчастная старушка кряхтела и охала. Больно.

Сутки ее капали, корригировали сахар и давление. Обезболивали.

Приходил внук, переживал, сидел, успокаивал. Зять бухой, шатаясь с грязными ботинками, с красной пропитой рожей, гремя посудой, ввалился в отделение. Был послан лесом. Сразу и не понял, пришлось убеждать, что ему здесь не рады. Матерясь, не сразу попав в рукав куртейки, потопал восвояси.

Два пальца. Опытному хирургу делов на двадцать минут. Решил не мудрить – аккуратно, в условиях операционной, полностью подготовившись к неожиданностям, с подачей кислорода через маску аппарата дать внутривенную анестезию. Благо, что женщина не полная и анатомия верхних дыхательных путей не предполагала проблем с доставкой кислорода.

Женщину завезли в операционную. Зал наполнился ароматами гниющей плоти. Подключили датчики. Начали вводить анестетики. Уснула. Все в относительной норме, не считая мерцательную аритмию, которая у нее и была.

Заходит хирург, моется. Размотали конечность.

– Ох, епта! Уже и стопа стала чернеть. Да когда успела? – воскликнул доктор.

– Надо ногу убирать, – предположила опытная сестра.

– По идее – да, надо.

Доктор начал срезать некротизированные ткани.

– Да-с, кровотока тут нет. Придется ампутировать.

А мне пришлось женщину переводить на управляемую ИВЛ. Дело небыстрое, болезненное, анестезия должна быть безопасной и глубокой.

Можно было под спинальной анестезией ей ноги заморозить, но нужно было сразу колоть в спину. Хотя и от этой анестезии у пожилых бывают серьезные проблемы.

Благо, сейчас анестетики короткоживущие, как только наложили последний шов, она проснулась.

Даже и не расстроилась, что осталась без ноги, до того она болела…

Некоторое время назад поступил молодой мужчина с сильными болями в животе.

Худощавый, он корчился от спазмов.

Анамнез, как обычно туманен. Что-то съел, возможно, много, потом прихватило живот, сильно прихватило, да выделения появились сзади, кровянистые.

Молодой, но уже многое повидавший доктор с ворчанием натянул перчатку, приказал стянуть штанины, наклониться, смазав густо палец, залез внутрь. Пациент крякнул от неудовольствия. Врач чуть вскрикнул от боли, что-то внутри сильно и неожиданно кольнуло. Что-то острое и плотное сидело внутрях. Вытащив палец, увидел смесь экскрементов и крови, чужой крови.

– Ты чего такого нажрался?

– Орешков, – потупил парень.

– Каких орешков? – в свою очередь, удивился доктор.

– Кедровых…

– В смысле кедровых? Ядра же мягкие, а там у тебя что-то острое и твердое…

– Я со скорлупой и съел, а некоторые разгрыз, – удивился, в свою очередь, непониманию доктора.

Доктор глянул на пациента как на дебила.

– Надо удалять, скорее всего, под анестезией, иначе порвется кишка.

– Хорошо.

Через некоторое время анестезиолог приказал сестре-анестезиологу ввести реланиум, парень расслабился и разговорился. Оказывается, пациент сожрал немалый мешочек орехов с целью суицида. Да, да, это был сознательный выбор смертельного оружия. Подружка от него ушла, и он съел то, что было под рукой.

Как только несчастный уснул, доктор уверенным движением руками расширил проход, и орехи под давлением вылетели из дупла, мешочек был явно немаленький. Жизнь суицидика стала вне опасности…

Около четырех ночи меня разбудил звонок, женский голос:

– Владимир Владимирович, извините за поздний звонок, нам нужна ваша помощь, мы не можем попасть в вену. Женщина, тяжелая черепно-мозговая травма, нет давления.

Ну вот, наступила моя работа, здесь точно нельзя повернуться на другой бочок и проигнорировать.

Спускаюсь в приемный покой. С туалета слышу утробное: «Бээг, бэээг, бэээг». Выползает полноватая терапевт, вытирает губы и молвит нечто нечленораздельное. Я, не обращая на нее внимания, двигаюсь вперед. Чую характерный запах, и с улицы, снова, только уже в две глотки, «бээээээг, бэээг….».

Запах усиливается, становится непереносимым, мой желудок и сам сжимается. Но мне как врачу, не пристало заниматься опорожнением желудка, когда требуется помощь. Попросил маску. Выползшие из улицы, зеленоватые фельдшер и медицинская сестра не сразу поняли моей просьбы. Я свернул в перевязочную, и моему взору явилось зрелище, не достойное, ни одного пера художника.

На каталке на боку лежала женщина, одутловатое лицо не позволило сразу определить возраст, без исподнего, согнув ноги в коленях так, что с прохода сразу видно было, коего полу пострадавшая. Из двух голых ягодиц видна была лишь верхняя половина, ибо, что выходило из заднего прохода, не переставая ни на минуту, с лихвой хватило бы на анализ небольшого города. Эта куча источала невероятный запах. К горлу подошел комок, и я с трудом его подавил. Нашел маску и занялся обследованием.

Из анамнеза стало ясно, что женщина, будучи в глубоко в нетрезвом состоянии, из показаний родственника, самостоятельно боднула батарею, от чего у нее случилось отключение сознания.

Я обследовал голову пострадавшей, коя находилась в глубокой мозговой коме, увидел ровное отверстие, словно пулевое, оно вдавалось глубоко в головной мозг.

Подошла медицинская сестра:

– Не получается найти вену, пробовала, ну никак, – пожаловалась молодая сестра.

Я, опустив ее руку чуть ниже тела, зажал, перетянул бледное предплечье жгутом.

– О, как же я сразу не увидела эту венку! – воскликнула девушка.

Но было уже поздно, я с удовольствием показал мастер-класс по катетеризации вен, чем потешил свое самолюбие. Потом, правда, потребовалась центральная вена, но для начала лечения и такой венозный доступ вполне допустим.

Давление практически на нуле. Начали капать. Санитарка, не переставая давиться и бэкать, стала разгребать завал у ягодиц. После бутылки раствора пострадавшая стал просыпаться.

Ее повезли в рентген кабинет, где она благополучно навалила еще кучу зловонных отходов жизнедеятельности.

На рентгенограмме подтвердилась лживость показаний родственников – углом батареи невозможно проделать идеально ровное отверстие в черепе. Пусть полиция разбирается.

Чуть позже женщина очнулась. Удивительно, но очаговой симптоматики мы не нашли. Ничего толком не помнит. Пили втроем, дальше – темно. Побрили и офигели от количества шрамов. На голове будто играли в крестики – нолики. Женщина, вздохнув, созналась, что, будучи в нетрезвом состоянии, она буйна, и ее нередко останавливал крепкий мужской тумак.