Девушка, которая читала в метро - Кристин Фере-Флери Страница 4

Стеклянная дверь переливалась, отражая в себе кусок неба; но в глубине комнаты горела лампа.

Жюльетта подняла руку и постучала.

– Не заперто!

Мужской голос. Бархатистый, даже чуть хрипловатый, с легким неопределенным акцентом. В глубине комнаты распрямился длинный силуэт. Толкнув дверь, Жюльетта увидела груду коробок, и верхние, стоявшие слегка набекрень, зашатались. Она невольно вскрикнула: “Осторожно!” – но поздно: коробки повалились на пол, подняв облако пыли. Девушка закашлялась, прикрыв ладонью рот и нос; послышалось нечленораздельное ругательство, и она увидела, вернее, угадала какое-то движение: мужчина упал на колени – брюнет, весь в черном, довольно худой, – и другой рукой вытирал катящиеся из глаз слезы…

– Нет, только не это! Я же все разобрал… Вы поможете?

На сей раз тон был вполне приказным. Жюльетта, не в силах вымолвить ни слова, кивнула и наугад двинулась вперед, на свет, голос шел оттуда, значит, мужчина был один, он махал руками, костлявые запястья торчали из слишком коротких рукавов, пыль теперь немного осела, и она видела его профиль, четкий, почти резкий, с прямым носом, как у некоторых греческих статуй или у воинов на фресках в Кноссе, прошлым летом она на две недели ездила на Крит и с тех пор часто видела их во сне, как они бегут на приступ, потрясая дротиками, а в их больших удлиненных глазах горит мечта о воинском бессмертии.

– Конечно, – пробормотала она наконец, без всякой уверенности, что он ее слышит.

Он сгребал в охапку рухнувшие тома, бестолково суетился, как неумелый пловец. Книги накатывали на его ноги до самых ляжек, валились друг на друга, переплеты соскальзывали, распадались веером, открывались, ей вдруг показалось, что она слышит живую трель синичьих крыльев, когда та вспархивает с куста.

Теперь она стояла прямо перед ним; он поднял глаза, не скрывая растерянности, по-детски простодушно:

– Я уже не помню, как их разложил. По тематике и по странам, наверно. Или по жанрам.

И добавил, словно извиняясь:

– Я такой рассеянный. Дочка меня все время бранит. Говорит, у меня голову давно птичка унесла.

– Заида? – спросила Жюльетта, уже сидя на корточках и погружая руки в ворох страниц. – Она ваша дочь?

Перед ней громоздилась почти полная подборка романов Золя: “Карьера Ругонов”, “Добыча”, “Проступок аббата Муре”, “Страница любви”, “Накипь”, “Нана”, “Творчество”… Она собрала их в ровную стопку на полу, поодаль от книжного прибоя.

– Вы ее знаете?

– Это она предложила мне зайти, да.

– Надо ей сказать, чтобы была поосторожнее.

– У меня такой опасный вид?

Из-под Золя на нее нахально глядела мужская физиономия, перечеркнутая тонкими усиками. Она прочла заглавие – “Милый друг”.

– Мопассан, – сказала она. – А там Доде. Натуралистические романы. Наверно, вы пытались разобрать их по жанрам…

Он не слушал.

– Нет, с виду вы не опасная, – согласился он, с минуту подумав. – Вы работаете в книжном магазине? Или вы учительница? А может, библиотекарь?

– Нет, ничего подобного, я… я работаю в недвижимости. Но дедушка у меня торговал книгами. Я в детстве обожала его магазинчик. Обожала ему помогать. Обожала запах книг…

Запах книг… Она чуяла его еще с улицы, как только видела узкую витрину, куда дед всегда выставлял только один том зараз; обычно это бывал альбом по искусству, он стоял открытым на своем аналое, а хозяин каждый день переворачивал одну страницу. Она помнила, как прохожие останавливались посмотреть картину дня, пейзаж Рёйсдала, портрет Грёза, марину Николя Озанна…

Для маленькой девочки, а позже подростка это был дворец из “Тысячи и одной ночи”, где она укрывалась дождливыми вечерами по средам, куда заходила расставлять новичков по стеллажам или почитать в задней комнате. Дедушка, страстный библиофил, в вечном поиске редких изданий скупал целые библиотеки случайных книг, большая часть которых громоздилась в высоких сундуках справа от двери. Копаясь в этих сокровищах, Жюльетта находила не только классиков детской литературы, но и произведения почти забытых авторов – Чарльза Моргана, Дафны Дюморье, Барбе д’Оревильи, и целый выводок английских романисток вроде Розамунды Леманн. Романы Агаты Кристи она щелкала как орехи…

До чего же было хорошо!

Голос человека в черном резко выдернул ее в настоящее:

– Вот, держите эти. Теперь вспоминаю, я не знал, куда их положить. Значит, они готовы уйти, я так думаю.

Жюльетта рефлекторно подставила руки, взяла протянутый ей ворох книг, а потом удивленно повторила:

– Готовы уйти?

– Да. Вы же за этим сюда пришли? Вы хотите тоже быть передатчиком? Вообще-то надо было бы сперва вас расспросить. У меня список вопросов есть, вон там, – он махнул рукой куда-то в сторону стола, заваленного бумажками и вырезками из газет, – но когда надо, никогда не могу его найти. Зато могу предложить вам кофе.

– Я… Нет, спасибо, мне надо…

– Я все-таки должен вам объяснить… как мы работаем… мы, то есть они, потому что я сам… В общем, все довольно сложно. Я из дому не выхожу.

Он встал, гибко опершись на руки, перешагнул через коробки и направился в глубь комнаты, где на маленьком столике стояло нечто вроде тщательно отделанных строительных лесов, а еще чашки и коробка со старинной надписью “Печенье Лефевр-Ютиль”.

– Это моя кофемашина собственного изобретения, – пояснил он, не оборачиваясь. – Она работает более или менее по принципу пеллетной печки… Понимаете, о чем я?

– Не совсем, – пробормотала Жюльетта, чувствуя, что проваливается куда-то за пределы реальности.

Она опаздывала. Теперь уже сильно опаздывала. Хлоя, наверно, уже звонила ей на мобильный – он был выключен – спросить, не заболела ли она, месье Бертран уже открыл дверь своего застекленного кабинета, слева от входа в агентство, уже снял пальто и повесил его в шкаф, проследив, чтобы плечи легли точно на вешалку, с крюка которой свисал кружочек из кедра, от моли. Он тоже уже включил личную кофемашину, положил два кусочка сахару в чашку лиможского фарфора с двумя тонкими золотыми полосками по ободку, единственную, как он ей однажды сообщил по секрету, что сохранилась от материнского сервиза, мать была женщина прелестная, но взбалмошная, все остальные перебила, швыряла их в голову отца, обнаружив, что он изменяет ей с секретаршей, классика жанра. Уже звонил телефон – один раз или два. Хлоя ответила на звонки. А который час? Жюльетта беспокойно взглянула в окно (почему в окно?), потом вдохнула запах кофе и забыла свое чувство вины. Мужчина энергично крутил ручку деревянной мельницы. И напевал, словно забыв о ее присутствии. Она скорее ощутила, чем услышала, как мелодия на миг обволакивает ее, а потом затихает.

– Меня зовут Солиман, – сказал он, оборачиваясь. – А вас?