Адвокат шайтана - Максим Кисловский Страница 40

Класс недовольно зашумел, но прозвучали и одобрительные возгласы в поддержку Толика. Призывы Екатерины Николаевны к спокойствию на учеников не подействовали. А Толик, ободрённый тем, что его доводы нашли понимание среди некоторых одноклассников, тем временем продолжал:

— Если бы немцы объединились намного раньше, то где бы у Андерсена жили его принцы и принцессы?

Но в ответ на этот вопрос класс услышал весьма распространённый педагогический аргумент против проявления интеллектуальной независимости воспитанника.

— Выйди из класса! — треснув указкой о стол, взвизгнула Екатерина Николаевна.

Толик молча подчинился и, засунув руки в карманы брюк, побрёл с урока. Дойдя до двери, он обернулся к классу и шутливо произнёс:

— Я очень рад, что покидаю ваше злое королевство…

Как и всякий педагог, Татьяна Борисовна ненавидела детей. Поэтому, когда сбылась её заветная мечта стать директором школы, она старалась как можно реже проводить беседы с учениками и их родителями. Происходило это по особым случаям. Сегодня был один из них.

В кабинете директора Сергей Якимов был всего лишь второй раз за всё время своего обучения в школе. Впервые он оказался здесь, когда ещё будучи первоклассником был замечен в том, что помогал своим соученикам выбрасывать цветочные горшки с подоконника классной комнаты на головы прохожих, шедших мимо здания школы. К счастью, тогда никто не пострадал. Но наказание последовало незамедлительно — всех маленьких хулиганов классный руководитель отвёл в кабинет к директору школы, где на них обрушился такой поток ругательств и угроз, которых Серёжа не слышал даже от своих отца и матери во время их самых жестоких ссор. В тот момент, когда дети услышали, что им грозит за содеянное, они зарыдали хором, испуганно прячась друг за друга и громко всхлипывая наперебой: "Я больше не бу-у-ду…". Не плакал только Серёжа — он не понимал, почему из-за такого пустяка Татьяна Борисовна злится и ругается.

В этот раз всё было по-другому — ведь время стирает из памяти обиды и переживания. Всё остается в безвозвратном прошлом. Татьяна Борисовна, хотя и держалась подчёркнуто строго, вела разговор очень вежливо, не повышала голоса и даже иногда улыбалась.

— Нет-нет, даже не сомневайтесь, Надежда Александровна, — продолжала настаивать Татьяна Борисовна, обращаясь к матери Сергея Якимова. — С такими данными, как у вашего сына, только в МГИМО. Уж поверьте мне, педагогу с двадцатилетним стажем.

Рассуждения директрисы о будущем своего сына Надежда Александровна слушала молча, учтиво кивая головой и беспрестанно теребя замусоленный уголок старой серой шали, свисавшей у неё с плеч.

Сергей сидел рядом с матерью напротив стола Татьяны Борисовны, но в их разговор не вмешивался. Отвернув голову в сторону окна, он задумчиво рассматривал крошечные листики на ветках могучего тополя, раскинувшего свою крону подле стен школы. Сергей был там, за окном, под ярким апрельским солнцем, на свежем весеннем воздухе. Разве в такую пору могут интересовать какие-то мелкие, почти никчёмные вопросы — где продолжать учиться, например? Кем быть или куда пойти работать? Весна на дворе! Да возрадуемся же, друзья!

Татьяна Борисовна, заметив созерцательную улыбчивость на лице Сергея, обратилась к нему:

— Ну что, Серёж, пойдёшь в МГИМО учиться?

Сергей, внезапно отвлечённый от своих вдохновенных раздумий, повернулся к Татьяне Борисовне, на миг их взгляды встретились. Оценив, с какой доброжелательностью на него смотрит когда-то казавшаяся грозной женщина, Сергей посмотрел на мать. Надежда Александровна ласково взглянула на сына и улыбнулась. В ответ на улыбку матери Сергей кивнул головой.

— Ну вот и умница, — облегчённо произнесла Татьяна Борисовна и встала из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена.

Выйдя в коридор из уютного и тихого кабинета, мать с сыном оказались в мире шума, визга и гулкого топота, сотрясавшего своды здания — школьники бежали в столовую. Толпы маленьких человечков проносились мимо Сергея и его мамы, не давая им возможности пройти по коридору. Встав возле окна, они решили переждать эту стихию. Через минуту основная волна детского потока начала ослабевать, унося за собой оглушительные раскаты в другую часть здания. В этот момент в коридоре появилась Зоя Ивановна. Увидев Сергея, стоявшего у окна со своей мамой, классный руководитель громко поздоровалась с ними и подошла вплотную к Надежде Александровне. Сергей давно столкнулся с привычкой этой учительницы разговаривать с собеседником "лицом к лицу". Достаточно было одного разговора с ней, чтобы надолго запомнить всё безобразие, которое творилось в полости её рта. Там не хватало шести зубов.

— Как хорошо, что я вас встретила, — обрадовалась Зоя Ивановна, обильно обрызгав слюной Надежду Александровну. — Были у директора? Очень хорошо. И что вам сказала Татьяна Борисовна?

— Да вот в МГИМО собираемся, — стеснительно ответила Надежда Александровна.

— Я так и знала! — воскликнула Зоя Ивановна, одарив сияющей улыбкой своего ученика. — Ничего, привыкнешь, Серёжа. Там прекрасные условия, прекрасные преподаватели.

Сергей посмотрел на маму. На её измождённом лице сверкали капельки слюны Зои Ивановны. Данная от природы тактичность удержала Надежду Александровну от того, чтобы демонстративно утереться на глазах у собеседницы, а той стало стыдно за свою неопрятность в общении с людьми. Сергей тоже дипломатично промолчал.

Поскольку профессиональное любопытство Зои Ивановны было удовлетворено полностью, а беседа ни о чём во время обеденного перерыва была бы ещё более пустым занятием, чем беседы о политике, она пожелала Сергею успехов и поспешила в столовую.

По дороге домой Сергей не проронил ни слова, несмотря на то, что его мама много говорила о его будущем, о трудностях его дальнейшей карьеры. Уже подходя к подъезду дома, где жила семья Якимовых, Сергей услышал весёлую мелодию, доносившуюся из открытого окна. Песня была знакомой:

Во французской стороне,

На чужой планете,

Предстоит учиться мне

В университете…

"Прощание со Швабией" в русском переводе, довольно сильно урезанном и приблизительном, была известна советской публике как "Песня вагантов" или "Из вагантов".

До чего ж тоскую я —

Не сказать словами…

Плачьте ж, милые друзья,

Горькими слезами!

Маленькая горстка шутливых строк из немецко-латинской средневековой поэзии удивительным образом стала одной из самых популярных песен в среде советского студенчества.

На прощание пожмём

Мы друг другу руки,

И покинет отчий дом

Мученик науки.

Наверно, каждый студент, собиравшийся в путь, ведущий в "мудрости обитель и разума чертог", напевал про себя эту песенку.

Ну, так будьте же всегда