Арабская жена - Таня Валько Страница 40

— Да прекрати, ты ведь не ребенок, у тебя есть своя собственная голова на плечах! — сержусь я, вспомнив Метека и остальных его дружков из Польши. — Я всего лишь хочу, чтобы ты… чтобы и ты хотел быть со мной… — Я путаюсь в словах, желая рассказать ему о самых больших своих опасениях. — Я заметила, что арабские мужчины избегают женщин, в особенности собственных жен. Они избегают их все время, разве что кроме тех моментов, когда делают им детей. Кажется, это единственная близость, которая возможна здесь между мужчиной и женщиной.

— Именно поэтому я не хотел жениться на арабке. Не хотел брать в жены женщину, лишенную собственной воли, женщину, не испытывающую ко мне любви — любви, которая вроде бы должна прийти позже… Но потом, как показывает жизнь, становится только хуже. — Задумавшись о чем-то, он печально вздыхает.

Мы лежим, обнаженные, на горячей крыше и всматриваемся в небесную синь. Солнце осушило пот на наших телах; если не двигаться, то его лучи даже приятно ласкают нас.

— Слушай, нам с тобой грозит солнечный удар, и тогда уже мы оба окажемся в больнице, — говорит Ахмед, приподнимаясь на локте. — У тебя отвалится носик, а у меня — мой малыш. — Он указывает на свой большой пенис, который я снова, сама не желая того, довела до эрекции.

— О нет, он далеко не малыш, — смеюсь я, кокетливо отбрасывая волосы с лица.

Мы снова приближаемся друг к другу и на этот раз неторопливо погружаемся в наслаждение, шепча нежные слова и клятвы в вечной любви.

Солнце уже клонится к горизонту, а мы, счастливые и словно обновленные, в обнимку возвращаемся к остальному обществу. Сейчас между нами все даже не так, как было в Польше, — все так, как не было еще никогда! Мы наконец сломали стену, возникшую между нами, начали говорить друг другу о своих чувствах, опасениях, ожиданиях. Так близки мы еще не были, и ведь не только в сексе дело — важнее всего единение душ. Теперь я в этом убедилась.

Дети спят на расстеленных в гостиной матрацах, среди них и наша Марыся. Мужчины играют в шашки или в бильярд, некоторые спят, а женщины прилегли на плетеных ивовых матах в тени полуиссохшей акации. Они сплетничают — уж сегодня-то им есть о чем и о ком поболтать!

— Пойдем, я покажу тебе дом, — говорит Ахмед и берет меня за руку.

— Замечательно! — Я бесстыдно трусь бедром о его бедро, но на сей раз он не отодвигается от меня и не возмущается.

Главный вход ведет прямиком в гостиную — более тридцати квадратных метров размером. На полу запыленная плитка, видно, что стены белили давно. С потолка тут и там свисает паутина, на которую никто не обращает внимания. Никаких ценных вещей здесь нет, за исключением разве что сорокадвухдюймового телевизора и музыкального центра «Sony». В углах свалена какая-то старая мебель и поломанные стулья.

Лавируя между лежащими на полу людьми, мы проходим в другие комнаты, в которые ведут двери из гостиной. Размер каждой из этих комнат по меньшей мере двадцать квадратных метров, и в каждой есть большое окно. В стенах зияют дыры, оставшиеся от кондиционеров.

— Их украли, — поясняет Ахмед, следя за моим взглядом. — Нужно будет нанять более порядочного гафира [15].

— Так здесь и сторож есть? — удивляюсь я: по состоянию дома этого не скажешь. — Что же здесь еще стеречь? Если аудиоаппаратуру перевезти домой, останутся голые стены.

— Думаешь, дармовые стройматериалы невозможно сбыть на вторичном рынке? — смеется он. — Хуже всего нелегальные мигранты. Подобный тип может разобрать одну из стен твоего дома, чтобы сколотить себе хижину… Может ограбить тебя, даже убить, а потом — ищи ветра в поле! Ведь по документам его не существует, он не пересекал границы, паспорта у него нет, он нигде не зарегистрирован… Да тут нужно пятерых гафиров нанимать!

В кухне есть все необходимое для ведения хозяйства: бойлер, кухонный комбайн с хлебопечкой и холодильник, — но оборудование старое, кажется, что оно разваливается на глазах. Ванная выглядит гораздо лучше — возможно, ею просто никто не пользовался: облицовка с коричневыми разводами без единой трещины, как и кафель на полу. Душевая кабинка сияет белизной, а унитаз совсем чуть-чуть протекает.

— Все обычно пользуются другим туалетом — тем, который во дворе. Он ближе, — поясняет Ахмед, заметив удивление в моих широко раскрытых глазах. — Но я не советую тебе ходить туда. Обходи десятой дорогой! — смеется он.

— А патио сзади ты видел? — спрашиваю я, как будто это я показываю ему свой дом. — Там так красиво! Там прекрасно! Мне бы хотелось временами сидеть там и рвать спелые виноградные гроздья над головой. — Я тащу его за руку к выходу из кухни, чтобы выйти во внутренний дворик.

— Это и мое любимое место, — говорит он.

Держась за руки, мы садимся у пыльного каменного стола и пристально смотрим друг другу в глаза. Мы и сами не понимаем, как вышло, что мы так отдалились. Слава богу, это уже в прошлом.

— Больше никогда, — одновременно шепчем мы оба, и наши губы сливаются в нежном поцелуе.

— Через неделю, моя принцесса, я приглашу тебя сюда на ужин, — обещает Ахмед.

— Знаешь что? Дай-ка мне метлу, ведро и тряпки. Я уже сегодня здесь приберусь немного. — Я вскакиваю на ноги, готовая приняться за работу.

— Кошечка, успокойся. Здесь нужна целая армия людей. Я сам все организую.

— У-у… — разочарованно тяну я. — Но я хочу уже сегодня… прямо сейчас, немедленно!

— Раз уж тебе тут так нравится, завтра я одолжу у Малики машину и мы приедем сюда вдвоем. Ты будешь распоряжаться прислугой в доме, а я посмотрю, как дела в поле, удастся ли спасти хотя бы какую-то часть урожая. Быть может, у нас еще получится навести здесь порядок? — Он сажает меня к себе на колени, крепко обнимая за талию.

Весь вечер мы проводим на нашем патио, обнимаясь и целуясь.

Темнота застает нас лежащими на каменной скамье. Сплетясь в объятиях, мы спим, словно дети, отдыхая после бурного дня.

— Эй, пора ужинать! Неужели никто не проголодался?! — слышу я голос Мириам.

— Ахмед, Ахмед! — осторожно бужу мужа я. — Уже зовут к столу, а я так и не помогла им в кухне. Они будут на меня злиться.

— Беги к ним, я тоже сейчас приду.

Я мчусь в ванную, быстро принимаю прохладный душ, смывая липкий пот и пыль. Вытираясь бумажными полотенцами, обеспокоенно замечаю, как покраснели от солнца мои плечи и лицо.

— Блонди! Куда вы подевались?! — кричит из кухни сердитая Малика. — Может, они вернулись в город? Их вообще хоть кто-нибудь видел?

— Они должны быть где-то здесь, — спокойно отвечает Мириам. — Возможно, девчонка осматривает свои новые владения. В Польше, думаю, у нее таких не было.

— Я здесь, я здесь! — отзываюсь уже у входа. — Действительно, тут у вас есть чем восхититься. Мне страшно нравится. Ужасно! — силюсь описать свои чувства я.