Исповедь гейши - Радика Джа Страница 40

Скажу вам честно, до того дня я была равнодушна к садам. Красоту я видела только в одежде. В отличие от других мамаш, чьи дети учились вместе с Харукой, я не ходила на экскурсии по садам Токио и не участвовала в чайных церемониях, которые там устраивались. И курсы икебаны я тоже не посещала. Мое представление о «садах» ограничивалось детскими площадками, куда я водила детей, когда они были маленькими. Но сейчас, когда я вышла на террасу, меня поразили две вещи. Передо мной предстал не просто сад, а нечто одушевленное, похожее на человеческую жизнь с ее красотой и уродством, бурной деятельностью и мирным покоем. И жизнь этого сада ощущалась как очень правильная, потому что в нем все было на своем месте и имело свое назначение. Там не находилось ничего лишнего, ничего такого, что можно убрать, не нарушив общую гармонию. Поэтому не было скученности, места хватало всем, и каждый мог свободно дышать и проявлять себя.

Минут двадцать я как зачарованная смотрела на сад, пока до меня не донеслись звяканье посуды и шум передвигаемой утвари. Поняв, что готовят завтрак, я наконец оторвалась от созерцания сада и пошла в храм. Там я увидела жену священника, умытую и опрятно одетую, которая возлагала на алтарь вареный рис и фрукты.

— Доброе утро, — приветствовала она меня, зажигая благовония. — Я как раз заканчиваю возлагать дары. Завтрак уже в вашей комнате. Я приду чуть попозже.

— Пожалуйста, не торопитесь, — вежливо возразила я. — Я могу подождать, пока вы закончите, а потом мы вместе позавтракаем.

— Нет, дитя мое. Вы, должно быть, проголодались, а мне еще надо помолиться.

— Так вы тоже служите в храме? — удивилась я.

— Нет-нет. Только когда мужа нет, — засмеялась старушка. — Кто-то ведь должен делать подношения богам и разговаривать с ними, чтобы они не думали, что о них забыли.

Я посмотрела на статую, у ног которой лежали еда, цветы и благовония, и вдруг опустилась на колени рядом с матушкой. Аромат благовоний и свежего риса приятно разморил меня, словно я была ребенком, сидящим на материнских коленях. Когда матушка начала размеренно повторять «Ханья синьё мита хара…», я молитвенно сложила руки и закрыла глаза.

Из транса меня вывел громкий звон колокола. Матушка медленно поднялась с колен и помогла встать мне. Потом она отвела меня в комнату, где уже закончили сервировку стола, на котором стояли чашки с рисом, свежим соевым творогом, кунжутными лепешками и овощами. Все было так вкусно, что я проглотила пищу за считаные минуты. Не успела закончить есть, как в комнату вошла жена священника, неся чайник и коробочку с чаем. Чай, который она приготовила, был самим совершенством. В сравнении с ним то, что подавали в гостиницах, теперь воспринималось как жалкая самодеятельность. В ответ на мою похвалу матушка только пожала плечами.

— Это вода из святого источника делает чай таким вкусным.

— Из святого источника? — заинтригованная, спросила я.

— Да, он старше нашего храма, а тому уже 650 лет. Храм и был построен на этом источнике.

— А мне можно на него посмотреть? — с энтузиазмом спросила я.

— Конечно. Я покажу вам тропинку, которая к нему ведет, — ответила старушка с доброй улыбкой.

Я рассыпалась в благодарностях и предложила помыть посуду, но она и слышать об этом не захотела.

— Сегодня отдыхайте. А вот завтра будете мне помогать, — со смешком ответила она.

Тогда я вернулась в сад и села на террасе погреться на солнышке. Я ни о чем не думала, сосредоточившись на процессе своего пищеварения. Солнце приятно припекало, и перспектива провести здесь несколько дней в блаженной праздности показалась мне вполне привлекательной. Потом стало скучно, но тут появилась матушка и присела рядом. Она принесла корзиночку со свежими рисовыми вафлями и сушеной хурмой. Мы молча ели вафли, созерцая сад.

— Ведь правда хорошо сидеть, глядя на такую красоту?

— Просто замечательно, — согласилась я.

— С каждым днем я все больше люблю этот сад.

Я промолчала. Ее чувства были мне понятны, но полностью разделить я их не могла. Ведь я была в чужом доме. А как можно любить то, что тебе не принадлежит?

— Надеюсь, вам у нас понравится, — нарушил мои мысли голос матушки. — Вы долго были больны?

— Больна? — удивилась я. Раньше никто не считал меня больной. — Я не больна. А что, у меня такой вид?

— Нет-нет. Конечно, нет. Но вы ведь здесь из-за своей болезни?

— Можно сказать и так. Но сейчас я совершенно здорова, — с нажимом произнесла я. Как она смеет называть меня больной!

— Да-да, конечно, — немедленно согласилась старушка. — Вы прекрасно выглядите, у вас отдохнувший вид. Надеюсь, вам у нас хорошо.

Я резко поднялась.

— Пойду прогуляюсь.

Матушка чуть испуганно кивнула:

— За воротами идите направо, потом мимо поля с голубой изгородью, за бамбуковой рощей свернете налево. Там есть тропинка к дому Накада-сан. Если встретите ее, передайте от меня привет. От дома Накада-сан сюда ведет дорога. Если заблудитесь, спросите, как дойти до храма Мёриндзи, вам всякий скажет.

— Я так и сделаю. Спасибо, — вежливо ответила я, сожалея о своей резкости.

По дороге я никого не встретила, что меня очень обрадовало. Не давали покоя эти неприятные слова — «больна, болезнь»… Что там наговорил Рю этой бабушке? Будь он сейчас рядом, так и съездила бы по физиономии. Значит, все его сладкие речи, его доброта и внимательность были только притворством? Мне хотелось обругать кого-нибудь от злости, но, к счастью, никто не попался под руку. К тому времени, когда я вышла к рисовым полям, гнев мой поутих. Я выросла в городе и никогда не видела рисовых террас. Они привели меня в восхищение — по склону холма карабкались вверх сотни ровных ступенек. На некоторых уступах еще виднелся неубранный рис, на других склонялись под тяжестью плодов апельсиновые деревья. Между полями зеленел бамбук и чернели крыши домов.

Мое внимание привлекла деревянная скамеечка под табличкой с надписью: «Исторические рисовые поля». Сев на нее, я стала читать текст. А прочитав, взглянула на рисовые поля уже другими глазами. Оказывается, они существуют уже больше тысячи лет. Я почувствовала себя маленькой и незначительной. Вспомнился вкусный завтрак, запах вареного риса в храме, и тяжесть внутри меня куда-то пропала. Токио стал далеким и каким-то нереальным. И такими же далекими и нереальными стали магазины, деньги и весь мой роскошный гардероб. Настоящими были только эти дали и рисовые поля. Может быть, я и вправду была больна? Но теперь это не имело значения.

Когда я вернулась в храм, меня уже ждал сытный обед. Утолив голод, я не могла удержаться от вопросов. Кто живет в этой деревне? Куда делась вся молодежь и как выживают старики? Матушка слегка оживилась, но быстро погрустнела, рассказывая, как вся молодежь уехала в город лет пятнадцать назад и теперь дети приезжают только на обон, праздник почитания предков, и еще во время сбора урожая, чтобы помочь старикам родителям.