Мольба Мариам - Джин П. Сэссон Страница 40

Самый страшный враг изгнанников — время. Все мы были на чужбине. Мама и папа так страдали, что это стало отражаться на их здоровье. В отчаянии они решили отправиться во Францию и навестить дядю Хакима и его семью.

Вернулись они довольными и сообщили, что мои кузины Зиби и Зармина приспособились к западной жизни. Но самое главное заключалось в том, что Фарид во время поездки в Лондон познакомился с афганской девушкой, которая похитила его сердце. Фарид собирался жениться!

Все мы были изумлены, так как Фарид всю свою жизнь был законченным плейбоем, хотя многие девушки боролись за его внимание. Но, несмотря на наши сомнения, мы были счастливы, если счастлив был Фарид.

Мое настроение тоже улучшилось, когда я вновь увидела родителей после их месячного отсутствия и узнала семейные новости. Я еще не догадывалась, что в ближайшем будущем нас ждут серьезные беды.

Через неделю после возвращения из Франции папино состояние здоровья резко ухудшилось. Его тут же госпитализировали, и врачи обнаружили новую опухоль в мочевом пузыре. Необходимо было оперативное вмешательство и последующая поддерживающая терапия. И вновь мы жили в страхе за жизнь главы семьи.

Папа провел в больнице несколько недель, и, поскольку Надия училась, мы с мамой сидели у него по очереди. У меня была ночная смена, а у мамы дневная.

И вот однажды мама не пришла в больницу.

Мы страшно испугались, решив, что с ней мог произойти несчастный случай, поскольку я тут же вспомнила свою историю с быком. В стране, где коровам было позволено свободно бродить по улицам, могло произойти все что угодно. И я не знала, что мне делать: оставаться с папой или бежать искать маму.

И тут в палату с криком вбежала Надия:

— Мама заболела. У нее сильные боли в области живота. Ей делают анализы.

Врачи не смогли поставить точный диагноз, но все сходились во мнении, что с мамой ничего серьезного. Я несколько недель бегала от одной больничной койки к другой, пока обоих моих родителей не выписали. Папа поправлялся довольно быстро, а мама все больше слабела и бледнела.

К концу 1981 года после посещения ряда специалистов мы получили самые неутешительные известия. Маме был поставлен диагноз: рак желудка. Опухоль была довольно обширной, и она была обречена. В течение нескольких месяцев она находилась в больнице, где врачи старались сделать все возможное, а затем мы забрали ее домой, чтобы за ней ухаживала я. Я мыла ее, кормила и делала массаж. Я любила ее. Однако, несмотря на весь мой уход, ее состояние ухудшалось с пугающей скоростью. Она стонала от боли, пока врач не прописал ей инъекции морфина и не научил меня каждые четыре часа делать уколы.

Весной 1982 года моя любимая мама совсем исхудала, и глаза у нее ввалились. Я носила ее на руках из комнаты в комнату. И однажды вечером она сказала:

— Дочка, если ты действительно любишь меня, помоги мне умереть.

Это была страшная ночь, когда меня терзали сомнения. Утром 11 июня 1982 года я проснулась с первыми лучами солнца, все еще не зная, смогу ли это сделать. Когда пришла к маме, она молча взглянула на меня. И ее взгляд сказал мне все. Следующая инъекция стала самым страшным мгновением в моей жизни. Я преднамеренно увеличила дозу.

Не сводя с меня глаз, она удовлетворенно кивнула. Мое лицо стало последним, что она увидела в своей жизни. Она была моей матерью и всегда любила меня. И я тоже любила ее настолько, чтобы выполнить ее последнюю просьбу.

Я обняла ее исхудавшее тело, и мы до конца смотрели друг другу в глаза.

Моей мамы не стало.

Через четыре месяца после смерти мамы, 30 октября 1982 года, мы с папой отправились в Америку — страну моих грез. Мы мечтали вернуться в мирный Афганистан, но это стремление оставалось несбыточным. Стоило нам вернуться в Кабул, и нас тут же арестовали бы и казнили.

В Америке нас ждала безопасность и благоденствие, если бы не мысли о родине. Мусульманские моджахеды продолжали вести кровопролитные бои с советскими войсками. Через четыре года советского военного присутствия наша страна стала сателлитом Москвы: коммунисты по-прежнему правили в городах, а сельская местность находилась в руках повстанцев.

Когда мы прилетели в Америку, в аэропорту Вашингтона нас встретила мамина сестра тетя Шагул, ее сын Назир со своей женой Хатол и моя двоюродная сестра Разия. Тетя Шагул внешне очень походила на мою мать, так что, когда она принялась меня целовать, моя боль немного отступила.

До нас уже многие члены семьи Хассен переехали в Америку. Благодаря своим дипломатическим связям, им удалось избежать жалкой судьбы, ожидавшей большинство беженцев из Афганистана, живших в палаточных лагерях в бедности и нищете. Шагул обосновалась в Северной Виргинии. И несколько родственников с папиной стороны также поселились поблизости.

В течение нескольких месяцев я словно пребывала в гипнотическом трансе, живя в полной безопасности и с огромным количеством удобств. Мне хотелось узнать все об этой стране с помощью кинофильмов и популярной музыки, но вскоре я поняла, что Америка — страна противоречий. В моем представлении американцы были богатыми и беззаботными людьми, жившими в роскошных особняках, питавшимися деликатесами, любившими друг друга, а по вечерам танцевавшими под мотивы диско.

Но все оказалось гораздо сложнее. Мало кто из американцев был настолько обеспечен, чтобы ни о чем не тревожиться. Большинство жило очень скромно, а многие и вовсе едва сводили концы с концами, так что времени на танцы у них не оставалось. Это было первое ожидавшее меня потрясение.

Второе было связано со взаимоотношениями детей и родителей в Америке. Я выросла в культуре, где отцы семейства обладали непререкаемой властью и ожидали беспрекословного повиновения. Дети в Афганистане не возражали своим родителям. Их видели, но не слушали. Американские дети были гораздо более самонадеянными и капризными и не стеснялись устраивать скандалы на глазах у окружающих. Я слышала, как в супермаркете они спорили с родителями по поводу тех или иных продуктов, а в магазинах требовали купить им игрушки или модную одежду. Подобную дерзость и представить было невозможно в Афганистане.

Третье потрясение ожидало меня в магазине. С новыми короткими юбочками и бикини я мечтала поскорее расправить крылья и освободиться от папиного контроля и традиционных афганских табу. В Америке женщины имели право голоса, и я также мечтала его обрести. Однако, к моему ужасу, папа и остальные родственники считали, что я должна продолжать вести жизнь консервативной мусульманки, даже находясь в стране, обитателям которой было абсолютно наплевать на наши традиции. И мои родственники единодушно заявили, что Мариам Хаиль не будет участвовать ни в каких диско-танцах.

Американские девушки не только носили все, что им нравится, и ходили куда им вздумается без паранджи, они еще пользовались такой сексуальной свободой, о которой ни одна афганка и подумать не могла. Вскоре после приезда я познакомилась с симпатичной беременной американкой. Я спросила ее о муже и в ужасе отпрянула, когда она сказала, что не замужем.