Запуск разрешаю! - Станислав Новицкий Страница 40

— Фодки нет?

— Нет, — улыбнулся я и широко распахнул чемодан.

— А это что? — у таможенника снова, как при первой нашей встрече, округлились глаза.

Рядом с грибами я упаковал три пластиковые двухлитровые канистрочки. Они были невесомыми, чистыми и пустыми. В них мы с Молчановым покупали жидкий брусничный концентрат. Его разводили водой из-под крана. Получался отличный морс. Три пустые канистры с широкими удобными горлышками я решил взять с собой. Это сейчас пластиковых бутылок — горы на каждой свалке. А раньше таких и не видывали. Думаю, пригодятся. Буду возить в них с Украины повидло. Вишневое, грушевое, абрикосовое. Можно варенье, самогон, мед. А то таскаешь через всю страну мутные трехлитровые банки. И тяжело, и непрактично. А тут — легкая, удобная, прозрачная бесплатная тара.

— Зачем фам пустые емкости? — спрашивает таможня.

— Надо, — говорю.

— Фы можете объяснить, что в них?

— В пустых канистрах?

— Да.

— В которых ничего нет?

— Да, так.

— А вы как думаете?

— Думаю, они не дейстфительно пусты.

Разговор принимал шизофреническую окраску. Откуда-то срочно явился переводчик. Энергичный и шустрый:

— Что в канистрах?

— Говорю вам — ничего. — Объяснять, что в СССР нет пластмассовой тары, как-то, думаю, унизительно и непатриотично.

— Фы еще тогда показались мне сомнительным человеком, — напоминает таможня.

— Когда это? — не понял переводчик.

— Да перевез он недавно через границу ящик водки, — объяснил Молчанов. — Подумаешь.

— А-а.

— Сейчас мои потозрения усилились, — сказал таможенник. — Они не пустые.

— Давайте отвинчу крышку, — говорю. — Посмотрим.

— Не прикасайтесь, — рука в белой перчатке легла на чемодан.

Таможенник что-то начал объяснять переводчику.

— Он хочет вызвать экспертов, — коротко перевел тот.

Потом они долго куда-то звонили. Наконец явились какие-то люди в голубых халатах. Взяли мой чемодан с грибами и пустыми канистрами. Куда-то отнесли, предварительно натянув резиновые перчатки. Через час вернули чемодан, рядом поставили канистры. Сказали что-то таможеннику, развели руками и извинились. Помню немое удивление таможни: «Эти странные, загадочные русские зачем-то вывозят из страны пустую тару. Наверное, взяли откуда-то пробы воздуха. Думают, опять перехитрили. Не вышло». Чтобы хоть как-то досадить, признается язвительно:

— Мы продули фаши бутылки.

— Вот как? — Я делаю огорченное лицо: задание сорвано, все пропало, предстоит трудное объяснение с Центром. И все же складываю канистры обратно в чемодан.

— Проходите, пожалуйста.

Наконец заветная дверь на летное поле открылась, и мы бросаемся к родному самолету. На радостях Молчанов забывает портмоне. Обнаруживает пропажу только после дозаправки в Мурманске.

Як-40 летит на высоте нескольких тысяч метров. Мы возвращаемся домой. Молчанов то и дело наведывается к пилотам. Что там? Есть ли новости?

Наконец, через мурманских диспетчеров летчики связались с Киркенесом. Дежурному норвежского аэропорта подробно объяснили, где могут быть деньги.

— Пусть на стойке посмотрит, на стойке, — горячится Молчанов.

— Хорошо, — неторопливо говорит дежурный. — Схожу посмотрю.

— Он посмотрит, — передали нам по цепочке мурманчане.

Десять минут томительного ожидания. Наконец приходят обнадеживающие сведения. Вернулся дежурный и сказал:

— Да, там, на стойке регистрации, лежит черное портмоне.

— Он его взял? — не выдерживает напряжения Молчанов.

— Спросите у дежурного, — просят мурманского диспетчера летчики, — он забрал бумажник?

Пауза. Помехи. Наконец связь восстановлена.

— Нет. Он его не взял.

— Как не взял? Почему?!

— Вы же не просили, — спокойно отвечает норвег. — Но, если надо, я позже его заберу. Перед окончанием смены.

Молчанов взвыл и схватился за голову:

— Нет, они нормальные? Эти тупые, тупые, тупые капиталисты меня доконают.

Как-то позвонил Вася Черный, бывший финансист, из разорившихся. Мы были мало знакомы. Не встречались лет пять. И вдруг звонок. С чего бы? Начал с претензий.

— Зря указал мой домашний телефон на ракете. Говорил же тебе…

Вася, Василий Никитич, давно не работал в банке, но по привычке обращался ко всем на ты. Голос его, как всегда, был глухой и недовольный. Голос для банкира — рабочий инструмент. Злой и раздражительный, к примеру, для безнадежных дебиторов, вредных клиентов и назойливых просителей.

«Банка нет, а голос остался», — успел подумать я.

— Предупреждал же — будут звонить, требовать денег, — продолжал недовольно Вася. — Третий день какой-то чукча донимает. Замучил всех домашних.

— Чукча? В каком смысле?

— В прямом. То ли с Нарьян-Мара, то ли с Койды. В командировку приехал. Каждый час звонит из гостиницы: «Банка? — спрашивает. — Кредит дай, однако. Деньги очень-на нужны. Новая лодка покупать нада».

— Так вроде уже нет банка, — говорю.

— Давно закрылись. А реклама только сейчас сработала.

— Ничего не понимаю. Какая реклама?

— Он номер моего телефона увидел в тундре. На какой-то лодке. А лодка сделана из обшивки ракеты.

— Неужели…

— Ну да, той самой. Вот и звонит.

Мир устроен разумно и правильно. Что бы ты ни делал, чем бы ни занимался, поступки выстраиваются в длинную, непрерывную цепь событий. Связанные тайными нитями, они непрестанно перекликаются, вытекают одно из другого. Жизнь — не дискретные, хаотичные, разрозненные движения (хотя иногда кажутся таковыми), а сплошная, непрерывная линия. Все сделанное когда-то имеет свое продолжение.

Конец двадцатого века. Время рождения массового предпринимательства. На каждом углу броские вывески: кооперативы, банки, фонды, торговые дома. Ваучерами торгуют на улицах и рынках. Везде. В мясных, овощных и даже рыбных отделах. Головы вчерашних советских людей посещают безумные коммерческие идеи. Цель одна — заработать быстро, много и без напряжения. За активными штатскими в бизнес потянулись энергичные военные. Звонит как-то ракетчик Ваничкин, тот самый, с которым я познакомился на космодроме «Песецк», и говорит…