Дендрофобия - Наталья Горская Страница 40

Дела конкретного в политике вообще не было, а только дежурная болтовня с народническими придыханиями о том, как дорого обходится государству и казне этот чёртов народ с микроскопическими потребностями, и как ты из кожи вон лезешь ради этого нетребовательного народа, будь он неладен. Да и вообще, лучше быть первым парнем в своей деревне, чем последним мальчиком на побегушках в чужом мегаполисе с несколькими центрами тяжести. Можно и не выставлять свою кандидатуру на выборах, но при этом править миром. Не всем, конечно (на кой тебе этот расплывчатый и неопределённый весь мир), а своим миром.

Но так он стал думать позже. А когда эта лихоманка только начиналась, присмотрел он себе какого-то союзника в помощники, а потом вдруг выяснилось, что помощник этот сам смотрит на него как сюзерен на вассала. Обычная в те годы история: каждый хочет быть господином в стране вчерашних рабов. Но Авторитет не признавал никаких авторитетов и в вассалах никогда не ходил. Он вообще не терпел, чтобы кто-то брал над ним шефство, никогда ни перед кем не заискивал и даже не представлял себе, как это делается. Поэтому пришлось объяснить этому сюзерену доморощенному who is who. Но тут кикс вышел, переборщил малость: объяснил настолько доходчиво, что отдал его недавний союзник богу душу. Сразу понял, что задел какую-то важную деталь в чужом механизме, наступил на хвост чьим-то интересам, и сразу запахло жаренным.

Так у него на войне бывало, когда вдруг останавливаешься и понимаешь, что следующий шаг делать нельзя. Стоит только опустить ногу на землю, как произойдёт взрыв. Вот и после кикса стало всё внезапно взрываться да само собой постреливать. А тут ещё власть чего-то вдруг очнулась и вроде как засобиралась наконец-таки «дать заслон обнаглевшей донельзя преступности» – не могла же вольница начала девяностых длиться вечно. Стали шерстить биографии кандидатов и иже с ними, стали выяснять, откуда в скатившейся за грань нищеты стране у некоторых наглецов имеют место быть такие совершенно безумные деньжищи на предвыборные кампании… Откуда-откуда? Оттуда!

Странная у нас всё-таки власть: спит-спит, а потом проснётся и выдаёт подданным свои сны за реальность. Уж и ежу понятно, что трудом учителя или врача, рабочего или тракториста в нашей стране человек себе на выборы денег не заработает. Уж понятно, что не на вспоможение человек живёт. Ясно, как белый день, что довелось ему преступить какую-то черту, совершить пусть бесчестный, но зато выгодный для себя поступок – в России честность и выгода никогда не дружили. Вот и пришлось впутаться в какой-то бизнес сомнительного качества, кого-то предать и продать, заключить дипломатическое соглашение чуть ли не с самим дьяволом, чтобы заложить на этом предательстве фундамент баснословного состояния. А что делать, если честно работающие граждане у нас копят на пылесос несколько месяцев? Чуть ли не кредит в банке берут для покупки утюга! Это какая должна быть зарплата или пенсия – или как это всё теперь называется – чтобы на неё нельзя было пылесос сразу купить?!

Авторитет вспомнил, как ехал с дочкой по Лиговке, и она вдруг попросила новые наушники для плеера. Зашли в какой-то магазин бытовой техники, и увидел там Авторитет бабульку лет семидесяти. Бабушка божий одуванчик из «Операции Ы» – в таком же пальтишке сталинской эпохи, в стоптанных валеночках. Приценивается бабулька к утюгам, спрашивает девицу в торговом зале, нет ли чего «подешевше». А куда дешевше-то, если самый дешёвый утюг стоит всего-то тысячу рублей? И вот у этой бабки, у которой трудовой стаж, наверно, полвека, а то и больше, нет денег на такой пустяк! Представил Авторитет свою мать, как она, беззащитная старушка, так же будет испуганно шарахаться от дорогих витрин большого и холодного города, искать что-то подешевше. А мимо снуют равнодушные и неживые существа, которых и убивать-то не надо, потому что давно уже умерли. И им теперь ничего другого не остаётся, как торопливо сновать туда-сюда мимо сверкающих и манящих роскошью витрин, этих бастионов современной цивилизации, общества потребления, которое прячется за ними от реального мира, как за щитами, свято веруя в их надёжность.

Чего-то тогда там внутри сжалось, чего никогда с ним прежде не случалось, и купил он самый лучший утюг с гарантией. Сунул бабке той: «На, мать, бери и никому никогда не верь, если тебе будут что-то дешёвое предлагать». Бабка стоит, глаза углами выцветшего платочка с головы утирает, а дочка обняла отца за шею тонкими ручонками и говорит с восхищением: «Папка, ты самый лучший человек на свете!». Хорошо, когда твои дети в тебя так верят…

Вот с сюзереном тогда плохо вышло. Понял Авторитет, что этот сюзерен сам у кого-то в вассалах бегал, и теперь этот кто-то хочет с ним поквитаться за «испорченное имущество». Выяснил он, что этот кто-то – такая большая шишка, что дух захватывает от мысли, что ты можешь завалить такого борова. Так дух захватывает, что даже дышать не можешь… от астмы такой!

Жена тогда сразу почуяла недоброе, взяла его как щенка за холку и вовремя утащила за границу:

– Давай-ка, Котёнок, съездим в Европу. А то ведь, не ровен час, помрём, и не увидим, как цивилизованные народы живут.

Уж он и брыкался, и рвался в бой, и страдал от разлуки с привычным укладом жизни, но жена остудила его пыл.

– Да когда же ты, чёрт седой, навоюешься?! Когда всё ваше мужское племя научится спокойно жить? Вот попробуй, вернись в Россию! Ты поедешь – и я за тобой. Тебя там «шлёпнут» – и меня следом. Так и знай!

Пожили сначала в Финляндии и Швеции, потом в Германии. Больше всего его там пенсионеры удивили. Наши ходят в рванине с виноватым видом, словно задолжали чего кому, а там на лицах стариков такая непоколебимая уверенность и покой, каких и на физиономиях нашей суетливой и наглой элиты не увидишь. И он сам как-то успокоился, подлечил нервишки. Не чтобы специально их лечил, а просто уклад жизни там какой-то не располагающий к нервным болезням. От нечего делать нашёл одного психиатра, русского профессора, который эмигрировал ещё из СССР, потому что развивал неприемлемую для тоталитарного и милитаризированного общества тему: особенности психических расстройств и поражения нервной системы у военных и тех, кто побывал в зоне вооружённых конфликтов. Профессор сказал, что при его мощной комплекции и запущенной форме психоза медикаментозное лечение может иметь непредсказуемые последствия, гипноз не подействует, поэтому показана только беседа – логотерапия. Авторитет даже обрадовался, что не надо таблетки пить, но психиатр предупредил, что таблетки – это ещё не самое горькое лекарство на свете: «Можешь отказаться, пока не поздно, а то меня из вашего брата многие потом убить хотят, столько всего из них выходит. Будет ломать – терпи. Такое говно полезет, что сам удивишься». Но ему понравилось – так много о себе нового узнал! Ломало, правда, конкретно. Астма и «мальчики кровавые в глазах» куда-то пропали, словно и не было их. Даже седина местами почернела!

Смотрел на себя в зеркало с видом расстроенного ребёнка и доставал жену расспросами о потемневших волосах, не стал ли он похож на крашеного.

– Может, наголо побриться?

– Давай, начни народ пугать. Хотя красоту таку уже ничем не испортишь.