Хозяин собаки - Брюс Кэмерон Страница 40

Женщины обеспокоенно заерзали: Альби чуть не проговорилась о том, что нельзя называть вслух, – о великом Зле, которое накрывало землю ночным покровом. Альби, скорбно скривив рот, заунывно продолжала:

– Представьте, каково мне знать, что мой собственный внук, который только недавно появился на свет, обрушил проклятье на наши головы! Еще бы! Ведь он родился, когда мы были на волосок от беды! А его нога! Гноящаяся рана на теле всего племени! Он накличет на нас голод и смерть. Мы должны безжалостно выдавить этот гнойник! – Альби окинула взглядом сидящих женщин. – Посмотрите, что стало с тем, кто вступился за него, с Игнусом?

По сборищу прокатился вздох ужаса. Слова Альби попали в цель.

– Таков наш долг. И хоть сердце у меня разрывается от боли, я должна сказать, – возвысила голос Альби. – Утопим проклятие в дождевой яме, пока оно не обрушилось на наши головы!

Калли замерла: женщины переглядывались, однако избегали смотреть ей в глаза. Белла украдкой бросила взгляд в ее сторону, но тут же отвернулась. Даже лучшая подруга – и та против нее!

Толстые губы Альби сложились в кривую усмешку, и она обратила лицо к Калли, ожидая, что та скажет в свое оправдание.

– Так ты говоришь, проклятие, – тихо начала Калли, не вставая с места. – Но мужчины вернулись с охоты не с пустыми руками, хоть мы и пришли на зимовье слишком рано. Ты говоришь, мы были на волосок от беды, но это ты едва не навлекла на нас беду, когда начала кричать, что младенца следует бросить в реку! Ловчий даже пригрозил убить тебя, если ты не замолчишь!

Слухи об этом давно ходили в племени, и теперь их подтверждали слова Калли. Женщины испуганно переглянулись.

– Ты болтаешь о смерти моего отца, о нашем горе, в котором ты видишь знак судьбы. Но разве не нашим изобилием поперхнулся мой отец? Разве он первый, кто умер, плохо разжевав пищу? И мы должны поверить, будто любой, кто подавится костью, – проклят? Зато Игнус одним из первых велел тебе замолчать, там, у слияния рек, и пригрозил копьем.

– Это к делу не относится, – злобно буркнула Альби.

– Мы никогда не убивали своих! – воскликнула Калли. – Даже тебя, Альби, не тронули, хотя из-за твоих разговоров нас могли обнаружить. Да, охотники пригрозили тебе, но не пустили копья в ход. У Сородичей издавна принято, – кричала она, надвигаясь на Альби, – что ребенок без имени, лежащий у материнской груди, принадлежит матери и только ей одной! А ты, Старейшина, хочешь попрать наши обычаи, чтобы избавиться от несуществующего проклятия, которое якобы довело нас до беды, хотя единственная наша беда в том, что ты слишком рано привела нас на зимовье!

Никто из женщин никогда не разговаривал с Альби таким тоном. Над советом нависла гробовая тишина. Разъяренная Калли тяжело дышала.

– Ее правда, сестра, – промолвила Дрои и повернулась к сидящей рядом Софо. – Мы с Софо живем на свете дольше всех вас и не помним, чтобы совет указывал матерям, как им поступать с детьми, у которых еще нет имени. Помнишь, Адор, как твой первенец, Марс, перекусал всех детей племени? Но совет не стал вмешиваться, и ты сама нашла способ совладать с малышом. А теперь он старший следопыт. Вот как у нас принято поступать.

Софо закивала.

– Правда, правда, – прошамкала она. – И мой отец умер, подавившись куском оленины. Он был хороший человек и добрый охотник. Он не был проклят.

Старейшина, прищурив глаза, набрала побольше воздуху, однако не заговорила, пока не обвела всех женщин изучающим взглядом. Калли ума не занимать: в сложной ситуации женщины всегда выберут бездействие, если им дать такую возможность. Теперь бессмысленно настаивать. Вот уже и Софо ревет по своему прожорливому отцу.

– Хорошо, – снисходительно сказала Альби. – Как Старейшина, я только выражаю общее мнение, но не решаю за всех. Я вижу, что совет намерен повременить с решением, покуда проклятому ребенку не исполнится трех лет. Ждите-ждите. Он получит имя, станет одним из Сородичей и погубит всех нас.

Младенец, лежавший на руках у Калли, шевельнулся и заморгал. Калли улыбнулась ему.

Она выгадала целых три года.

Год девятнадцатый

Волчишка не знала ничего, кроме пещеры. Манящие запахи, проникавшие сюда через расщелину, щекотали ей ноздри, но уже не напоминали о том дне, когда Волчишка вместе с братьями выбралась наружу. Ее миром были пещера, мать и человек.

Человек куда-то запропастился – судя по запаху, вскарабкался наверх и исчез там, где виднелся кусочек неба.

Волчишка была голодна. Когда она прикладывалась к материнским соскам в последний раз, то ощутила вкус крови, и мать яростно отпихнула ее, так злобно щелкнув зубами, что Волчишка со всех ног бросилась к человеку в поисках защиты.

– У тебя выросли зубки, девочка, – сказал человек. – Твоей маме больно. А я только что прикончил последний кусок мяса.

Волчишке нравилось слышать его голос, и она, играючи, бросалась на его руки и пальцы.

– Очень острые зубки, – покачал головой человек, отдернув руку. Волчишка зорко следила за ним, гадая, какую игру они затевают теперь. – Лев не сидит на одном месте. Мы с вами прячемся в пещере уже много дней. Я не думаю, что лев все еще снаружи и поджидает меня. Мне нужна еда, да и вам тоже.

С этими словами человек встал, сбросив Волчишку с колен, и выбрался из пещеры.

Оставшись наедине с матерью, Волчишка заскулила. Запах молока манил ее к материнским соскам, но когда Волчишка подобралась ближе, волчица угрожающе зарычала.

Волчишке было невдомек, куда пропал человек и почему мать гонит ее от себя. Она понимала только одно – ее терзает голод.

Год четвертый

Охотникам удалось забить мамонта. В отличие от постной оленины, которую Сородичи вялили, коптили на костре и запасали впрок, жирное мясо мамонта хранилось плохо, хотя снег и заморозки замедляли его порчу. В каждой семье еды было вдоволь, поэтому, когда Альби подозвала Пэллока к своему костру, он с подозрением отнесся к ее приглашению.

– Ты никогда не задумывался, почему Собак такой смуглый? И твой младший тоже, – без обиняков спросила Альби у сына, стоило тому прикоснуться к еде.

– Не понимаю, на что ты намекаешь, – с набитым ртом ответил Пэллок.

– У тебя белая кожа и голубые глаза. А оба ребенка смуглые.

– Они такие же, как и все Сородичи, – в недоумении ответил Пэллок.

– Ты глуп, как дерево, – покачала головой Альби. – Разве мальчики не рождаются похожими на отца? Разве сын Беллы не похож на Урса, а ее братья – на Пекса, их отца?

Пэллок наморщил лоб. В его представлении ребенок Беллы был похож на обычного ребенка. Он попытался мысленно представить себе Пекса и его сыновей, однако в памяти вставали только беззубый рот и уродливый шрам, пересекающий лицо Пекса.

– А глаза? – фыркнула Альби.