Тайны Ракушечного пляжа - Мари Хермансон Страница 41

Кристина поменяла день с ночью местами, она пользовалась этим приемом в определенные периоды. Пока солнце стояло высоко в небе, они с девочкой спали на куче старых одеял. А на закате они вставали. Кристина готовила еду и прибиралась в доме, а в сумерках они выходили на улицу.

Они бродили вдоль берега и по скалам. Им вполне хватало света летней ночи. Они выходили на байдарке во фьорд, но дальние путешествия за шхеры оставляли на потом. Уставая во время своей ночной прогулки, они усаживались, прислоняясь друг к другу, на какой-нибудь скале и наблюдали, как меняется и розовеет небо. А когда первые солнечные лучи будили птиц, гнездящихся на старых дубах около дома, они забирались обратно в полумрак и сворачивались клубочками на одеялах, точно два довольных ночных зверя в берлоге.

Через несколько дней все успокоилось. Звуки моторов со стороны фьорда доносились не чаще, чем обычно. По-прежнему стояла ясная и безветренная погода. Кристина собрала пакет с едой, и с утра пораньше, еще до восхода солнца, они отправились на байдарке к устью фьорда, миновали острова, и перед ними открылось море, огромное и свободное, но такое же спокойное. Просто удивительно тихое. Будто они в далеком Саргассовом море, а не в ветреном Бухуслене. Девочка раскачивалась в такт движениям весла. Кристина чувствовала на своей трепещущей груди ее безмолвные губы. Видела маленькую черную головку, которая ограничивала обзор. Малышка сделалась ее неотъемлемой частью.

Кристина уже успела к этому привыкнуть. Если девочка во сне откатывалась от нее, она просыпалась от беспокойства. Начинала шарить рукой, даже не осознавая, что именно ищет. А нащупав теплое тельце, тут же засыпала снова.

Они проплыли мимо гаг, которые спали на плоских скалах, свернувшись в рассветном полумраке, словно коричневые кошки, и добрались до самых последних шхер, настолько крошечных, что к ним не могла причалить ни одна лодка. Для лодочников они были все равно что несколько торчащих из воды холмов, окруженных невидимыми подводными скалами и опасной мелью, от которой следовало держаться подальше. Вода после длительного штиля и жары стояла низко, так что шхеры выступали сильнее обычного.

Кристина пустила байдарку медленно скользить над раскачивающимися зарослями фукусов. Девочка, уцепившись за ее руку, принялась разглядывать подводный мир. Она что-то увидела внизу — рыбу или краба, — засмеялась и резко дернулась в сторону, чтобы рассмотреть получше.

Байдарку закрутило, и Кристина почувствовала, что все мышцы девочки напряглись и малышка покрепче прижалась к ней. В следующее мгновение Кристина оказалась под водой. Во время падения девочка разжала руки. Кристина увидела под собой фукусы, до дна было около метра, и она коснулась его ногами. Но дно оказалось неровным, а фукусы — склизкими и скользкими. Ноги съезжали, и Кристина раз за разом скрывалась под водой, почти захлебываясь. При этом она все время пыталась нащупать малышку, которая должна была быть где-то поблизости.

Когда ей удалось встать на ноги, девочки рядом не оказалось. В груди все похолодело. Кристина нырнула и широко раскрыла под водой глаза. Но она смогла различить только заросли горчично-желтых фукусов. Она снова вынырнула на поверхность.

И тут она обнаружила девочку. Малышка довольно ловко била по воде руками и ногами и плыла к шхере. Добравшись туда, она осторожно выползла на скользкие камни.

Кристина двинулась к ней вместе с байдаркой. Она подняла лодку, вылила воду и опустила между двумя камнями.

Девочка сидела на скале совершенно мокрая, она блестела, словно норка. Малышка так сильно трясла головой, что с хвостиков летели капли воды. Но она не плакала. Она сняла мокрый вельветовый комбинезон и трусики. Кристина отжала их и положила на скалу сушиться. Она обрадовалась тому, что малышка умеет плавать.

Они отправились гулять по шхере. Вокруг них, разумеется, кружили птицы, но они были не так агрессивны, как обычно. Птицы не ныряли к ним с раскрытыми клювами, что поначалу так сильно пугало Кристину. Теперь в их поведении виделась не угроза, а любопытство. Кружили они в основном вокруг девочки, и Кристина была готова в любой момент броситься и утешить ее, если та испугается.

Но девочка не проявляла никаких признаков страха. Напротив, ей это, похоже, нравилось. Она стояла совершенно голая посреди кружащих птиц. Темная кожа и белые перья дружно сверкали на солнце. Девочка тянула к птицам руки и смеялась, когда ей удавалось коснуться их крыльев.

Потом она побежала по округлым камням, и птицы полетели следом. Она, захлебываясь от смеха, бегала кругами, зигзагами, то быстрее, то медленнее, а птицы все время следовали за ней. Казалось, они играют в какую-то игру: птицы и девочка.

Когда они сели есть свой намокший завтрак, девочка стала кидать птицам крошки хлеба, и те ловили их в воздухе. Потом она положила кусочек хлеба себе на макушку. Одна крачка опустилась к ней на голову, съела хлеб, да так и осталась сидеть, запустив красные лапы в черные волосы. Она сощурила свои глаза-бусинки, но не закричала, а мягко заворковала. Девочка сидела, замерев и закрыв глаза, и чему-то улыбалась.

Кристина никогда не видела, чтобы птицы себя так вели. Она почти не верила своим глазам.

Сперва она сама толком не понимала, почему девочку следовало держать в тайне. Это подсказывало ей некое интуитивное чувство, возникшее с самого начала, когда малышка только выползла из палатки и присела на песке пописать. У этого ребенка не было ничего общего с людьми в палатке. А также ничего общего с пассажирами прогулочных катеров и покупателями в магазине — крикливыми, навязчивыми болтунами, с которыми приходится иногда общаться, чтобы купить еду и предметы первой необходимости, но от которых надо как можно скорее отделываться. Нет, она принадлежала другому миру. Миру косуль, птиц, ракушек, осколков костей. Если Кристина когда-то и сомневалась в этом, то уже окончательно убедилась, глядя на крачку, сидящую у малышки на голове.

Ведь немота девочки тоже была своего рода знаком. Речь ее явно не интересовала. Ей нужно было что-то другое.

Кристина старалась не общаться с ней с помощью слов. Да обычно этого и не требовалось. Они обменивались взглядами, касались вещей и друг друга. Было совсем не трудно понять, чего хочет вторая. Подзывали они друг друга, щелкая языком. Придумала это девочка. Когда она находила что-нибудь интересное и хотела показать Кристине, она легонько прищелкивала языком, как белочка. Получался жизнерадостный, довольный призывный звук. Кристина пыталась ему подражать. Но издать такой звук было трудно, и она не понимала, как девочке это удается. Она подобрала собственный вариант, и девочка стала на него откликаться.

Кристина знала, что два мира — молчаливый и говорящий — смешивать не следует. Поэтому она редко показывала кому-нибудь свои творения. Молчаливый мир так легко ускользал, если к нему приближался мир говорящий. Все, что относилось к молчаливому миру, надо было защищать.

Поэтому, отправляясь на велосипеде или байдарке в магазин, она оставляла девочку дома. Известно, как обычно ведут себя с детьми кассирши. Пристают, прикасаются к волосам, суют им сладости. Ее смуглой малышке это бы решительно не понравилось. Еще, возможно, возникли бы вопросы. Не исключено, что Кристине пришлось бы оказаться перед каким-нибудь человеком за письменным столом. Сюда снова начал бы ездить куратор. Ее опять стали бы разглядывать под лупой. Нет, девочку она никому не покажет.