Смеющийся волк - Юко Цусима Страница 41

В это время раздался гудок паровоза, и направлявшийся в Уэно поезд тронулся с места. Оглянувшись на платформу, они увидели, как полицейские идут через пути в их сторону. Они по очереди тащили огромные мешки с конфискованными товарами. Акела быстро схватил Маугли за руку и потащил в тень за кучу брёвен, сваленную у края площади.

Когда они спрятались за брёвнами, Маугли прошептал:

— Слушай, неужели в поезде так много ворюг?

— Да уж хватает! — тихонько ответил Акела.

— И что, теперь полицейские этот рис, который отняли, сами съедят, что ли? Так они сами и есть грабители!

— Да что с них возьмёшь?! Обезьяны — они и есть обезьяны! Эх, есть охота! Неплохо бы здесь где-нибудь бэнто прикупить.

— Температура у тебя упала? — вспомнил Маугли и посмотрел на Акелу повнимательней.

— Вроде бы. Есть охота — значит, иду на поправку.

— Вот и хорошо. Я тоже проголодался. И спать хочется. Это, кажется, станция «Уцуномия»? Вон как далеко отъехали от Ямагаты на юг, а всё равно холодно здесь. Может, когда солнышко выйдет, потеплее станет, а?

Акела молча кивнул, не отрывая глаз от полицейских вдали. Вся площадь была покрыта белыми цветами. Ему припомнилось, что называются эти цветы сушеницей. Если присмотреться хорошенько, можно было, кроме белых, различить ещё маленькие розовые цветочки, но какие именно, определить было трудно: то ли астрагал, то ли клевер. От кучи брёвен у них за спиной разносился вокруг запах свежих опилок, щекоча ноздри, так что хотелось чихнуть. Небо потихоньку светлело и наливалось синевой. Слышалось чириканье воробьёв, но где эти воробьи находятся, было не разобрать.

Акела молчал, и Маугли оставалось только зевать помаленьку, поглядывая то на небо, то на белые цветы. Хоть они и не доехали до дальних северных краёв, но вот, оказывается, и здесь полным-полно цветов. Хотя, конечно, цветы везде цветут. Об этом, кажется, Акела ещё говорил тогда, когда вёл разговор о райских джунглях, куда при жизни нипочём не попадёшь. В тех джунглях Акеле ещё бывать не приходилось.

Вообще-то превратиться после смерти в огромную ящерицу — хорошего мало. В крокодила тоже неприятно. Может быть, змеёй быть не так уж плохо? Маугли начал мысленно перебирать разные виды змей. Питон, кобра, гремучая змея, гадюка, уж, полоз…

Наконец Акела, до той поры пристально смотревший вдаль через площадь из своего укрытия, поднялся на ноги.

— Ну ладно, все полицейские-обезьяны наконец убрались. Надо побыстрее возвращаться на платформу. Поезд вот-вот подойдёт.

Они припустились бегом, проскочили через турникет, взлетели вверх по лестнице, потом понеслись вниз и успели как раз к прибытию поезда. Они с разбегу влетели в вагон, который оказался пуст, и плюхнулись на ближайшие места, переводя дыхание. Прозвенел звонок, за ним раздался короткий гудок паровоза.

— Эх, чёрт! Забыл купить бэнто, — с досадой проворчал себе под нос Акела.

— Ничего, я могу до Никко потерпеть, — равнодушно ответил Маугли, глядя в окно.

Небо уже стало совсем голубым.

— А ты, Маугли, раньше в Никко бывал? — тихо спросил Акела, покосившись на двух старушек, что сидели напротив.

— Нас туда ещё в младших классах возили на экскурсию. Но я уже мало что помню. В водопаде Кэгон воды было тогда мало. Я ещё подумала: неужели правда в такой можно броситься, если хочешь с жизнью покончить?..

Обе старушки напротив были одеты в похожие слегка поблёкшие кимоно. Они сидели, закрыв глаза, держа на коленях узлы с вещами. На туристов они были совсем не похожи. Да и большинство пассажиров, судя по всему, были местные. Тут, конечно, ехать было куда приятней, чем в битком набитом ночном поезде, но и сидеть в окружении такой деревенщины тоже радости было мало. Их токийский выговор должен был у всех вызывать любопытство. Правда, Никко от Токио не так уж далеко, так что, может быть, и токийскую речь местным приходится слышать нередко…

— А что это ты о самоубийстве вдруг? — шёпотом спросил Акела.

— Да говорят, какая-то знаменитость так с собой покончила — бросилась в водопад. Вот я и подумала: просто удивительно, что это ей вдруг захотелось в таком месте с жизнью расстаться.

— Ну, это дело такое… Кто хочет умереть, тот всегда место найдёт.

— Если уж так хочется умереть, то зачем топиться? Лучше уж дома умереть, чтоб тебя в крематории сожгли, так ведь?

— В крематории?

— Ну да, где все трупы сжигают, — серьёзно ответил Маугли. — Можно самому туда прийти, чтобы время и силы сэкономить, тогда и тело тащить не придётся.

Акела в нерешительности посмотрел на округлые щёки и маленький носик Маугли.

— Может, и так, только вряд ли много найдётся желающих покончить с собой прямо в крематории.

— А я бы могла… то есть мог.

— По мне, так лучше на кладбище. На кладбище и помирать приятно. Точно тебе говорю.

— Ну и что! Всё равно, даже если на кладбище умрёшь, тело всё равно в крематорий отвезут. Раньше вроде по-другому было, а сейчас всех обязательно сжигают в крематории. Всех покойников в Токио сжигают. Так что самоубийц, может, даже специально обслужат, нишу в колумбарии предложат — скажут: «Добро пожаловать!» Если б так и вправду было, мой папа и другие вроде него могли бы покончить с жизнью без хлопот. Тогда твой папа, Акела, мог бы ничего не сообщать в полицию. И не надо было бы суетиться — везти тела в крематорий. Их ведь там трое было, покойников, — непростое дело… Правда, тогда мы бы уже не смогли быть Маугли и Акелой.

Акела задумчиво кивнул. Маугли широко зевнул и, обмякнув, положил голову на плечо Акелы.

— У тебя, Акела, наверное, ещё повышенная температура. Не холодно тебе? Газеты-то мы оставили в том поезде. Надо ещё где-нибудь подобрать… Я уже подумал тогда, что мы в гестапо попали и сейчас нас тут убьют. Просто ужас! В газовой камере умирать противно.

— Ладно, ты давай поспи немножко. Я тоже вздремну.

Послушавшись Акелу, Маугли примолк и закрыл глаза. Ему вдруг показалось, что в вагоне пахнет так, как тогда, в крематории, когда сжигали Тон-тяна. Тот самый забытый сладковатый запах, память о котором жила где-то в глубинах сознания. Густой характерный дух, в котором смешались запахи лилии, дыни, пудры и рыбная вонь. Только этот запах и остался в памяти из всех воспоминаний о крематории. Интересно, когда сжигают тела, наверное, пахнет от всех одинаково? Но при этом запах крематория, как и ароматических курений, ни с каким другим не спутаешь. Когда Маугли вдруг вспоминался этот запах, всё его тело будто растекалось густой жижей.

Кто же это всё время твердил про это?.. Закрыв глаза, Акела рылся в памяти. Речь шла о какой-то яме. Может быть, кто-то из старших ребят в детском доме? Или кто-то из одноклассников в средней школе? Вроде бы староста группы… У парня был шрам на щеке. Он был способный, соображал неплохо, только уж больно мрачный был. Может быть, поэтому они часто проводили время вместе. Правда, друзьями так и не стали. Да, был такой тип. Теперь, наверное, в школе высшей ступени учится. Он вроде учил чему-то, о чём-то рассказывал, хотя и неясно было, о чём именно. Говорил, что где-то в пустыне есть такая яма, которая ожидает мертвецов. И разные там больные, отчаявшиеся горемыки, которые хотят умереть, идут прямо к яме и в неё бросаются. Такая яма в песке, похожая на огромный муравейник в миске. И если уж туда однажды бросишься, то потом, сколько ни угрызайся, обратно уже не выбраться. Там очень много таких, кого болезни довели: тиф, холера, оспа и прочие заразные хвори. Другие умерли от голода, от жажды, от перегрева на солнце. Это очень мудро, что там уже готова такая яма, — на полном серьёзе говорил тот парень — человеческому сообществу такая яма необходима. По крайней мере, если захочется тебе уйти из жизни, всегда можно примерить, так ли тебе на самом деле хочется умереть, чтобы взять и отправиться к той яме. Если всё-таки не хватит духа в яму броситься, значит, не так уж тебе хочется помирать и стоит всё пересмотреть. А то ведь иначе и не поймёшь толком, хочешь ты на самом деле помереть или не очень…