Шепот ужаса - Сомали Мам Страница 41

И я тут же подумала о самом страшном — мою дочь похитили сутенеры. В Камбодже такое совсем не редкость. Каждый год тысячи девочек похищают и продают в публичные дома. В основном это девочки из бедных семей. Однако моей дочерью интересовались совсем по другой причине, поэтому у меня кровь в жилах стыла.

Я позвонила Пьеру. Мы с ним недавно решили жить раздельно, и он на время улетел в Таиланд. Пьер пообещал тут же вылететь в Камбоджу. Затем я обзвонила всех, кого знала в полиции и среди правительственных кругов и рассказала о происшедшем. И сосредоточилась на поисках дочери.

Вот это я умею — искать девочек через сеть знакомых в мире проституции. Каждый наш следователь связался со своим информатором. Очень быстро нам стало известно, что Нинг видели садящейся в машину с несколькими пассажирами как раз напротив школы. В машине уже сидели женщина и несколько мужчин; женщина была как-то связана с отелем «Chai Hour II».

Прошло четыре дня, наполненных лихорадочными телефонными звонками и ужасом ожидания. В течение всего этого времени настоящей опорой мне стала Марианна Пёрл. Она приехала в Пномпень в качестве журналистки «Гламур». Марианна рассказала мне о похищении мужа, Дэниела Пёрла, исламскими боевиками в Пакистане в 2002-м. Она помогала мне держать себя в руках.

Я знала, что если Нинг успели переправить в Таиланд, мы можем навсегда потерять ее. Первым делом мы раздали людям фотографии дочери и отправили их в основные приграничные городки. Единственная надежда была на то, что девочка еще в стране, тогда можно будет разыскать ее.

Тесно сотрудничая с полицией и чиновниками, мы наконец отыскали Нинг. Она находилась в Баттамбанге, в руках торговцев «живым товаром». Вместе с ними был мальчик, ее знакомый. Он убедил Нинг в том, что из-за нее совершит самоубийство. Нинг пожалела мальчика и пошла с ним за территорию школы, чтобы поговорить. Мальчик привел мою дочь прямо в руки вооруженных людей.

Мне даже в голову не пришло, что Марианна напишет обо всем этом. Очень жаль, что личная жизнь моей дочери стала всеобщим достоянием, я же не добавлю к этому больше ни слова. Связанные с этим делом люди были освобождены из-под стражи, хотя суд так до сих пор и не состоялся. Отель «Chai Hour II» все так же работает, это все тот же бордель, только под другой вывеской — «Leang Hour». А женщину, сидевшую в машине, так и не нашли.

Сейчас в детском центре, что в провинции Кам- понгтям, находится двенадцатилетняя девочка с глубокими круговыми шрамами на шее и предплечьях — дело рук пьяного клиента. Еще одна девочка, четырнадцати лет, сошла с ума. Мы нашли ее в подвале борделя прикованной. Первые месяцы она не говорила и не могла управлять своим телом. Девочка прожила у нас без малого год. Теперь она разговаривает и учится помогать на кухне. Девочка очень милая, такая очаровательная, точно маленький ребенок, вот только поступки ее не всегда осмысленны. Но она не всегда была такой — оказалось, девочка умеет читать и писать по-кхмерски. Мы до сих пор не знаем, кто она такая.

Иногда при мысли о том, через что довелось пройти этим детям, все во мне закипает. Беседуя с девочками, я вместе с ними переживаю их страдания. Мысли обо всем этом разъедают меня изнутри, доводя чуть ли не до сумасшествия.

Как люди становятся такими? Тридцать лет бомбардировок, геноцида, голода обанкротили страну морально. Кхмеры больше не знают, кто они такие, не осознают себя.

Во времена режима «красных кхмеров» люди отгораживались от любых чувств — чувства означали боль. Они научились не доверять соседям, семье, собственным детям… Чтобы не сойти с ума, каждый сжался до мельчайшей частички, именуемой «я». Режим свергли, но люди все так же хранили молчание — может, потому что сами были частью режима, может, из-за того, что это был единственный способ выжить.

«Красные кхмеры» уничтожили все, что имело для народа хоть какое-то значение. После падения режима люди уже ничем больше не интересовались, только деньгами. Видимо, так они надеялись обезопасить себя на случай очередной катастрофы. Хотя урок, если таковой вообще можно извлечь из полпотовского режима, свидетельствует о том, что от катастрофы нет никакой защиты.

Больше половины сегодняшнего населения Камбоджи родилось уже после падения режима, однако страна пребывает в состоянии хаоса. Люди руководствуются только одним правилом — каждый сам за себя. Облеченные властью далеко не всегда используют ее на общее благо. Когда я была юной, мы были беднее, но за обучение в школе тогда ничего не брали. Сегодня обучение платное, к тому же аттестат можно купить. Или получить просто так, угрожая учителю пистолетом. Само правосудие продается, а мафия срастается с властью: такой бизнес, как проституция, приносит пятьсот миллионов долларов в год — почти годовой бюджет страны.

Камбоджийцев всегда воспитывали в традиции послушания, они всегда были бедными. Из каждых восьми детей один умирает, не дожив до пяти лет. На улицах полно мусора и испражнений, над которыми летают мухи; все это превращается дождями в отвратительную жижу. Более трети населения живут менее чем на один доллар в день, а медицинские услуги при этом платные.

Власть сосредоточена в руках мужчин. Правда, не всегда — своим родителям они и слова не смеют поперек сказать. И перед теми, кто выше их по рангу, тоже молчат, а то и простираются ниц. Но дома опять берут верх, командуя своими родными и близкими. Если жены сопротивляются воле мужей, те их бьют.

Женщины же имеют право на одно: молчать до совершения насилия и молчать после. Еще маленькими нас учат брать пример с шелковичного дерева дам кор. Глухие и немые. По возможности еще и слепые. Поднимать руку на девочек в порядке вещей. Для очень многих они своего рода домашняя скотина. Дочери позаботятся о своих родителях, потому что это их долг. Ни на что другое они не годны.

Треть всех проституток в Пномпене — несовершеннолетние. Их продают, избивают, мучают в свое удовольствие. Мне кажется, не может быть ни объяснения, ни оправдания такому обращению, а также беспризорным детям, роющимся в мусорных кучах, нюхающим клей или украденным и вывезенным в Таиланд для обращения в современное рабство. Я не пытаюсь объяснить все это, нет. Просто стараюсь помочь — одной девочке, другой, третьей… Это уже большое дело.

* * *

До сих пор я чувствую себя грязной. До сих пор мне кажется, что я приношу окружающим неудачу. По ночам мои сны полны сценами насилия и жестокости. Чаще всего я вижу кошмары. Прошлой ночью мне опять приснились змеи, забравшиеся под одежду. Сколько я ни пыталась избавиться от кошмаров, они по-прежнему преследуют меня.

Консультаций с психологом оказалось недостаточно. Прошлое не отступает. Оно написано у меня прямо на теле. Когда видишь отметины — рубцы от пыток, ожоги от сигарет, следы цепей вокруг щиколоток, — понимаешь, что от этого не избавиться никогда. Они, эти отметины страданий, остаются навечно. Именно поэтому я и продолжаю свою работу в AFESIP.

Многие так или иначе участвуют в работе по вызволению детей из сексуального рабства. И все же некоторые из добровольцев испытывают чувство превосходства по отношению к женщинам, вовлеченным в проституцию. В глубине души они их презирают. У меня не так. Я — одна из этих самых женщин. Я прошла через все то, через что прошли и они. Мы с ними будто бы один и тот же человек. Их шрамы у меня на теле и в душе. Нам не нужно много слов, чтобы понять друг друга.