Когда порвется нить - Никки Эрлик Страница 42

— Ну, поговорим о хорошем. Как тебе этот ресторан? Неплохое место для свидания, верно? Делиться тапас — это очень романтично. — Нина лукаво приподняла брови. — Может быть, ты сможешь привести сюда хорошего знакомого, и тогда мама перестанет донимать меня насчет отсутствия у тебя личной жизни.

Эми покачала головой в насмешливом разочаровании и потянулась за ломтиком хлеба.

— Она даже не представляет, как это странно — ходить сейчас на свидания. Как будто раньше было проще! Но теперь ко всему прочему в воздухе постоянно витает вопрос о длине нитей.

Нина только кивнула. Старые времена ушли, и глупо было ожидать иного.

— Значит, я полагаю, сейчас у тебя нет никого особенного? — спросила Нина.

— Только ты, моя дорогая сестра. — Эми усмехнулась, откусывая кусочек хлеба.

— Ну, может быть, если ты перестанешь хватать себе всю корзину с хлебом и научишься делиться, — поддразнила Нина, придвигая блюдо ближе к себе.

— Эй, ты о чем?!

Эми обмакнула два пальца в стакан с водой и стряхнула каплю на сестру, как будто они веселились на родительской кухне, дрались за последнюю палочку картошки фри на тарелке.

— Веди себя прилично! — Нина улыбнулась. — Это респектабельный ресторан.

Эми засмеялась.

— Хорошо, мам.

«Старые времена ушли, — подумала Нина. — Но, по крайней мере, мы остались».

ДЖЕК

Джек скучал по старым временам. Ему нравилось, как все было раньше. До окончания школы, до нитей, до того, как его и Хави заставили открыть свои коробки и сообщить длину нитей армейскому начальству. До того, как его дядя стал известной личностью.

Энтони не должен был стать таким знаменитым. Не предполагалось, что у него будет столько поклонников и в то же время много противников. Когда появились нити, Джек надеялся, что хлипкая избирательная кампания Энтони едва ли продержится до весны. Но вот уже август, до съездов основных партий осталось меньше года, а кампания только набирает обороты.

После июньских дебатов выступления Энтони привлекали все больше внимания, и Кэтрин постоянно заставляла Джека посещать их мероприятия. (По мнению родителей, в свете спорной Инициативы ОБПС было крайне важно продемонстрировать поддержку Энтони со стороны военных.)

Кэтрин пригласила Джека присоединиться к ним на массовом митинге в Манхэттене, но он все еще решал, ехать ему или нет. Он еще не рассказал тете и дяде о своей «короткой нити» и не знал, сколько можно тянуть время. В конце концов, кто-нибудь да спросит.

Джек старался как можно дольше откладывать этот разговор. Он уже пережил одно ложное признание — в прошлом месяце на призывном пункте в армии, — воспоминания о котором продолжали его преследовать: Джек сидит на стуле напротив майора Риггса, его бедра начинают потеть, и он боится, что капли просочатся сквозь брюки и разоблачат его, отвратительного самозванца. Он попытался слегка приподнять ноги, незаметно, чтобы они не так плотно прижимались к сиденью.

— Вы открыли свою коробку? — спросил майор.

— Да, сэр.

— И что же?

— Нить совсем короткая, сэр. Еще пять или шесть лет, не больше.

Майор Риггс бесшумно пододвинул к себе коробку — шкатулку с именем Джека Хантера, в котором хранилась судьба Хавьера Гарсии, — и измерил нить, плотно сжав губы и сосредоточившись. Похоже, ему не нравилось это задание: вторгаться в жизнь своих коллег. Но лицо у него было суровое.

— Я очень сожалею об этом, — сказал майор, записывая официальную длину для своих заметок. И тут Джек понял, что его заметное волнение значения не имеет. Не имело значения даже то, что ручка чуть не выскользнула из его руки, когда он пытался подписать показания под присягой. Майор Риггс просто решил бы, что парень расстроен из-за своей нити.

Джек включил телевизор в квартире, отчаянно желая отвлечься от мыслей о дяде и воспоминаний о майоре Риггсе, и обрадовался, попав на игру в бейсбол. Но едва начался четвертый иннинг, как игру прервали на рекламу и запустили новый ролик — «Роллинз для Америки».

На экране появилось лицо миниатюрной светловолосой женщины.

— Меня зовут Луиза, — сказала женщина, — и я гуляла возле Капитолия утром десятого июня, когда взорвалась бомба. В тот день коротконитный привел в действие взрывчатку, на создание которой он потратил несколько недель.

Камера отъехала назад, чтобы показать, что женщина сидит и у нее нет одной из ног.

— Я понимаю боль, которую, должно быть, испытывал этот человек, увидев свою короткую нить. Но почему он решил выплеснуть эту боль на других? — Глаза Луизы блестели. — Я верю конгрессмену Энтони Роллинзу, верю, что он обеспечит безопасность наших городов, чтобы ни одному невинному прохожему не пришлось пережить то, что пережила я.

«Энтони и впрямь заварил кашу», — подумал Джек. То, что случилось с этой женщиной, несомненно, ужасно, но это не экстраординарное происшествие. Да и раньше, до нитей, страна не была тихой и мирной гаванью.

Ближе к концу рекламы выступил сам Энтони.

— Вот почему я горжусь тем, что являюсь членом президентской целевой группы, созданной в ответ на проблему нитей, а также всецело поддерживаю Инициативу ОБПС и продуманное законодательство, которое защитит всех американцев, таких как Луиза, от дальнейшего насилия, — сказал он. — Я Энтони Роллинз, и я одобряю это сообщение.

Джек был потрясен. Энтони входил в оперативную группу президента?

Энтони помог создать Инициативу ОБПС?

— Черт! — крикнул Джек.

Выходит, его собственный дядя устроил так, что Джеку и Хави пришлось заглянуть в свои коробки, пришлось меняться нитями и лгать всем вокруг. Именно поэтому Джеку пришлось поставить подпись, сознательно лжесвидетельствуя, под жалостливым взглядом майора Риггса.

Джек схватил свою бутылку с водой с подушки рядом и метнул ее в лицо Энтони.

— Сволочь!

Пластиковая бутылка с громким звуком отскочила от экрана, разбрызгивая капли в воздух как раз в тот момент, когда возобновилась бейсбольная игра.

«Слава богу, что Хави не было рядом и он не увидел это объявление», — подумал Джек. Так, значит, в настоящем положении вещей виновен и Энтони — вместе с остальными членами семьи Джека, которые его поддерживали.

И теперь Энтони хотел, чтобы Джек присоединился к нему в Нью-Йорке и тупо стоял на сцене, пока дядя будет хвастаться разработкой того самого указа, который навсегда испортил жизнь Джеку и Хави.

«Родственники поддерживают друг друга, — услышал Джек голос отца. — Особенно в такой семье, как наша».

ЭНТОНИ

Энтони был готов.

Его речь была записана на нескольких карточках для заметок, лежащих у него на коленях, и он со вздохом откинулся назад в мягком бежевом кресле, пока его предвыборный автобус с надписью «Роллинз для Америки» на боковых панелях неуклонно двигался из округа Колумбия в парк в центре Манхэттена, где собралась значительная толпа, чтобы послушать выступление Энтони, и не менее значительная толпа, собравшаяся в знак протеста.