Воспоминания - Давид Фонкинос Страница 42

— Может быть, что-то случилось?

— Нет, я знаю, что с ней все в порядке.

— Уже хорошо.

— Вот я и еду, чтобы найти ее. Чтобы она объяснила, что происходит.

— М-м, прекрасно… И что же?

— Я хотел бы знать, что вы об этом думаете.

— Что я думаю?

— Да. Как с «Твиксом». У вас был такой вид, словно вы всегда знаете, что делать.

— Вы хотите знать мое мнение?

— Да.

— Вы действительно хотите знать, что я думаю?

— Действительно.

— Возвращайтесь. Разворачивайтесь и поезжайте обратно.

— Как это?

— Это мое мнение. Это лучшее, что вы можете сделать.

— …

— У вас совершенно измученный, потерянный вид. Вы насквозь промокли. Во всяком случае, такое вы производите впечатление. Вы рассчитываете свалиться ей на голову ни свет ни заря и потребовать объяснений? Будьте же рассудительны. Ну посмотрит она на вас, возможно, даже сочтет вас жалким. Извините, что вынужден вам это говорить, но вы сами спросили мое мнение. Я говорю, что думаю.

— Да, но…

— А может, она рассердится. Потому что вы не признаёте ее право на молчание. Женщины это терпеть не могут.

— Правда?

— А потом, когда раздражение пройдет, она, возможно, почувствует к вам жалость.

— Хорошо. «Твикс» я в любом случае беру, — сказал я, глядя в сторону.

— Правильно. Съешьте «Твикс» и поезжайте домой.

Я сидел в машине и переваривал слова этого человека. На всякий случай заглянул в зеркальце: да нет, не такой уж у меня потерянный вид. Во всяком случае, его слова заставили меня остановиться и задуматься. Похоже, лучше и вправду не ехать дальше прямо сейчас. Может, потому он и был так категоричен? Промямли он что-нибудь, я бы не стал его слушать. Я думал над тем, что он мне сказал: ей не понравится, если я приеду. Ну а мне не нравилось, что она затаилась и молчит. Она перечеркнула все, что родилось между нами. Я видел, что заправщик продолжает украдкой на меня поглядывать. Мне показалось, что и попугай за мной следит. Нет, пожалуй, я все же послушаю его. Так иногда бывает, что человек, совершенно для нас посторонний, вдруг начинает играть решающую роль; и именно потому, что это голос со стороны, он становится так важен. Я вышел из машины и вернулся его поблагодарить. Я пожал ему руку, а попугай сказал мне «В добрый путь».

Я выбрался с заправочной станции через противоположный выезд и повернул в сторону Парижа. Сразу двинуться обратно у меня не хватило духу, и я остановился переночевать в отеле «Формула-1». За номер я расплатился кредиткой. В отеле не было ночного портье. Я подумал, что в скором времени моя профессия исчезнет. Я вроде кассирши в супермаркете. Скоро нас заменят машины, они будут расторопней нас. Впрочем, еще не придумали машину, которая среди ночи стала бы беседовать с украинской туристкой. Я заснул с этой мыслью, не особо, впрочем, меня занимавшей. Заснул крепко, как провалился. Вернее, как будто меня сначала похитили, а потом сразили ударом дубины. Разбудил меня звонок гостиничного телефона. Голос (спросонок я не разобрал, человек это или автомат) попросил меня ответить, собираюсь ли я оставаться еще на один день. Время приближалось к полудню, в гостиницах это расчетное время. Надо либо вставать, либо оставаться. Интересно было бы знать, какой нормальный человек может выдержать две ночи в таком отеле? Понятно, что это был вежливый способ напомнить мне — мол, пора сматываться, иначе «с моей кредитной карты автоматически будет снята сумма, равная стоимости следующего дня». От Луизы по-прежнему никаких вестей. Я наспех принял душ и сел за руль. Всякий раз, как я попадал в зону, где не было телефонного покрытия, я надеялся, что, когда покрытие появится, я увижу на телефоне сообщение от Луизы. Но нет: она не звонила ни когда я был вне зоны действия сети, ни когда смотрел на мобильник во все глаза. Ожидание звонка — современная разновидность пытки.

Вернувшись к себе в отель, я погрузился в работу. Я оставил за собой номер, наш номер. Так удобней, не надо никуда ездить, буду спать там, где работаю. Днем я занимался бухгалтерией, логистикой, бронированием номеров. Я вполне осознанно примерял на себя роль управляющего, предложенную патроном. Но о том, чтобы сказать «да», речи пока не было. Я настолько изматывал себя работой, что мне случалось временами не думать о Луизе. Это было как чудо: о, я на целых семь минут о ней забыл! Я выбросил ее из головы! Но через секунду меня охватывала ярость и на висках выступал пот. Я ругал ее последними словами. Не желал никогда больше о ней слышать. Охваченный ненавистью, я мысленно уничтожал все, что с нами было. Все, нет больше Луизы. Была да сплыла. Перечеркнули и забыли. Я переехал в другой номер, а наш отдал каким-то случайным клиентам, чтобы они осквернили все, что в этой комнате было нашего. Нет больше алтаря воспоминаний. Время текло бесконечно медленно, но я не уверен, что этот период безмолвия действительно был таким уж долгим. Просто мне было очень плохо. Даже если теперь она позвонит, если захочет вернуться — слишком поздно.

Однажды вечером, когда я уже ничего не ждал, ее имя высветилось на моем телефоне. Несмотря на данное себе обещание не отвечать, я немедленно ответил. Я был не в силах выразить свое негодование и просто сказал «алло». До этого я сотни раз повторял про себя все, что я ей скажу. А тут, взяв трубку, просто спросил: «Ты как?» И не потребовал никаких объяснений. Мы начали говорить о том о сем, как будто вовсе не было этого ее бесконечного молчания. Наконец она сказала:

— Все как-то слишком быстро произошло между нами. Когда я вернулась, я почувствовала, что надо сделать шаг назад. Даже говорить с тобой не могла. Я постоянно, непрерывно думаю о тебе… Ты все время рядом… ты стал частью моей жизни… Честно говоря, даже страшно.

Я молчал. Она повторила:

— Мне вправду страшно, — а потом добавила: — Страшно, что я так сразу и так сильно тебя полюбила.

Какие-нибудь десять слов — и все мои обиды, злость и ненависть как ветром сдуло. Теперь я даже находил ей оправдания. Я стал думать, что она права, что я и сам должен был понять необходимость паузы, чтобы осмыслить наши отношения. Я был так сильно в нее влюблен, что тут же стал во всем винить себя: я не должен был нервничать из-за того, что она молчит. В ее поведении я должен был увидеть следствие нашего нежданного-негаданного скоропалительного счастья; каждый на время вернулся в свою жизнь, это нормально. Любовь не может уместиться в эсэмэсках.

56

Воспоминание ночного заправщика на трассе А-13

С тех пор как он начал работать в ночную смену на заправочной станции, он видел столько невероятных сцен, что трудно выбрать самое интересное. Среди житейских драм наиболее частыми были семейные ссоры. Сколько раз случалось, что мужчина уезжал, бросая свою растерянную спутницу одну в ночи. Бывало и наоборот: мужчина оставался один, без вещей, без документов и бродил вокруг заправки как полоумный. Еще оставляли животных. Разумеется, хозяев совесть грызла, что они бросают своих питомцев, поэтому, для смягчения вины, они бросали их на заправочной станции; это все равно что оставить новорожденного на лестничной площадке. Среди брошенных животных были кошки, собаки, куры, мыши, хомяки… а однажды даже попугай. Кем же надо быть, чтобы бросить на дороге ручного попугая? Зато это стало самым лучшим приключением заправщика. Была глубокая ночь, он стоял и курил у входа, как вдруг заметил клетку с попугайчиком. У птицы был взгляд побитой собаки. Заправщик растерялся: похоже, попугаю было худо. Но чем кормить этих птиц? Он внес клетку в магазин, вытащил попугая, приласкал. Начали заходить клиенты; все несказанно радовались птичке. Посыпались вопросы: а как его зовут? А что он умеет говорить? А он у вас давно? С тех пор как он работал на этой заправке, никто с ним столько не разговаривал. Попугай сделал его популярным. Заправщик стал кормить и поить своего питомца и научил его говорить «В добрый путь».