Санаториум (сборник) - Людмила Петрушевская Страница 42

Войдя в дом, он первым делом соорудил на окнах светомаскировку из одеял и старых шинелей, заткнул полотенцами щель под дверью и сказал своим детям:

– Прошу ложиться спать!

А дети уже все знали, что за посылка лежит у крыльца и светится, и они, как только монтер удалился чистить зубы, быстро отогнули шинель с окна. Но на улице было по-прежнему темно, и дети легли спать.

Электромонтер, в свою очередь, заглянул к детям и увидел, что шинель на окне висит сбоку и без толку, но и с улицы ничего не светит!

Он не поверил своим глазам. Он побежал на улицу проверить мешок с лампочками, и оказалось, что все они до единой перегорели по совершенно неизвестной причине.

А у него, пока он чистил зубы, уже возник генеральный план, как продавать негаснущие лампочки по одной для нужд владельцев погребов.

Да что там! Государству для метрополитена! И мало ли как еще можно использовать эти славные, беззащитные, сияющие создания – например, в военных целях, это непаханое буквально поле! Для освещения аэродромов и отделений милиции, приемных покоев и особо глубоких оврагов!

И тут его встретила полная тьма.

Он бережно отнес ящик – весь целиком – на свалку, снял фуражку и постоял над лампочками, шепча про себя слова любви и восхищения, как всегда на похоронах, но ничего не помогло, стояла все та же полная тьма, и дул неприятный ветерок от мусорных куч.

Монтер на обратном пути сильно переживал и несколько раз обозвал себя дураком: само шло в руки счастье, а теперь ничего не вернешь.

И с тех пор он стал задумчив, умен, любит грустить впотьмах и говорить:

– Эх, знавал я один мешок с лампочками!

А когда солнце пригревает особенно хорошо, электромонтер было вздыхает:

– Светит, как мешок с лампочками!

Но наша история на том не кончилась.

Это только кажется, что если ты лично ушел, то на этом финиш.

На самом деле лампочки тоже устроились в жизни – один бывший бизнесмен, в настоящее время впавший в нищету, копаясь в мусоре, обнаружил их, глубоко задумался и отнес мешок с лампочками к себе в домик.

Этот домик был у него временный, из картонных коробок и мешков для мусора, а мешки лежали на крыше его дома и, скрепленные веревочками и найденными шнурами, защищали картон от дождя.

А поскольку этот бывший бизнесмен на самом деле был гениальный изобретатель, временно безработный и бездомный, то он смотрел-смотрел на мешок, думал-думал и наконец достал одну лампочку, поглядел на нее (а там под стеклом болтался волосок) – и вдруг изобрел, что надо просто повернуть эту лампочку несколько раз, и на каком-то десятом – двадцатом повороте волосок зацепится за другой волосок, ура.

И, сидя в своем ящике на свалке (такой у него был домик), наш изобретатель вращал лампочку и представлял себе, что когда ее починит, то продаст кому-нибудь и на эти деньги купит себе белого хлеба! А если удастся починить еще три лампочки, то, глядишь, и на бутерброд с сосиской хватит!

Так он мечтал, и вдруг, после многих поворотов у него не то что волосок зацепился, а просто лампочка вспыхнула!

– Так! – воскликнул потрясенный изобретатель. В голове его все перевернулось. Как это может быть! Ни проводов, ни тока – а лампочка зажглась!

Он не стал поворачивать другую лампочку. Он сразу все понял.

И он немедленно придумал, что делать.

Подождав, пока на свалку приедет машина с новыми поступлениями мусора, он стал активно искать и нашел себе почти новую куртку с небольшой дырой, затем заслуженные джинсы, похожие на кружева (кто-то постарался их доносить до конца, но не смог), и, наконец, немного сплюснутые туфли, которые вполне можно оказалось надеть, размочив их в луже.

После того он пешком пошел в одно ужасное место, которое славилось как ночной клуб, и сказал охранникам, что он изобретатель. И попросил быстро-быстро вызвать директора для переговоров.

Один охранник остроумно возразил ему:

– Знаем-знаем, ты изобретатель как на работу не ходить.

Но изобретатель сказал:

– Я тебе дам тысячу, если я окажусь прав.

– А если окажешься неправ? – спросил охранник, которому в этот момент было нечего делать.

– Каждый останется как был, и никакого убытка.

– А я буду переживать? Оставшись без своей тысячи? А? Нет уж, иди отсюда, – отвечал охранник, поворачиваясь к просителю широкой спиной.

– Ах так! – воскликнул изобретатель и удалился.

Тем временем стемнело.

А наш изобретатель изобрел, как отключить свет во всем этом ночном клубе (а поскольку это его личное достижение, мы не будем выдавать тайны, каким путем он добился результата).

Тут же на улицу выскочили охранники, за ними несколько голых артисток, посудомойка в колпаке и уборщица с ведром. И только потом вышел директор.

Их встретил улыбающийся изобретатель, который достал из картонного ящика свою светящуюся лампочку и стоял в стороне (а ни один фонарь не горел).

О чем пошел разговор у изобретателя с директором, неизвестно, но, когда приехала аварийная команда и ничего не обнаружила, никакой поломки, а свет по-прежнему не горел, и команда уехала с обещанием вызвать завтрашнюю смену, то директор сам нашел изобретателя (он сидел в своих кружевных джинсах на камушке у гаражей, освещая происходящее неугасимой лампочкой). При этом директор сказал:

– Так, пошли ко мне, я согласен.

– Нет, – ответил изобретатель, – меня не проведешь. Я уже однажды так сел за стол переговоров, после чего оказался без денег, ключей и без дома! Понятно? Без дома вообще!

Они еще немного поговорили, после чего директору была дана лампочка, и он, держа ее в руке, как факел, сбегал в свой подвал за деньгами.

Затем занавес закрывается. Потому что наши негаснущие лампочки работают теперь сутками, весьма довольные собой – но в разных местах, преимущественно по подвалам.

Изобретатель со временем получил несколько ключей – от квартиры, от машины и от небольшого личного самолета марки «Боинг».

А вот монтер (мы его помним) иногда, улучив момент, говорит заходящему солнцу:

– Закатываешься? Ну и катись. Вот был у меня мешок с лампочками, вот он без моего разрешения не закатился бы, нет!

И солнце быстро прячется.

Жил был Ноль, одинокий мужчина, лысый и с пузиком, как все.

И, как у многих одиноких мужчин, у него была семья на стороне, то есть мама и сестренка.

Маму звали Точка Ивановна, а сестру – просто Запятая. Он их навещал не очень часто, а то мама ему слова не давала сказать, спросит, ответит и тут же сама говорит: «И точка!»