Мы, Боги - Бернард Вербер Страница 42

Все ученики заставляют зверей эволюционировать. Появляются львы, пантеры, орлы, змеи, белки… Естественно, наши зоологические воспоминания о родной планете «Земле 1» сильно на это влияют. Однако наши создания не абсолютно идентичны. Есть даже совершенно невиданные. Тигры с флюоресцентной шкурой, слоны с несколькими хоботами, водяные скарабеи, зебры с пятнистой шкурой встречаются, бросают друг другу вызов, дерутся. Создаются союзы между различными видами. Некоторые животные исчезают, другие мутируют, чтобы легче ускользать от противника или лучше привлекать добычу.

Самые агрессивные не обязательно лучше всех приспособлены для выживания. Как и говорил бог войны, способам нападения противостоят все более совершенные способы защиты. Когтям и зубам противостоят толстые панцири и проворные лапы. Быстрота слабого берет верх над силой тяжелого. Стратегии камуфляжа или пахучей ловушки побеждают даже самых сильных хищников.

Фауна «Земли 18» все более насыщенна и разнообразна. К одним прототипам добавляются другие, черновые виды продолжают размножаться, в то время как боги уже не обращают на них внимания. Некоторые даже скрещиваются и образуют гибриды, никем не задуманные.

Жизнь распространяется. Существа в перьях, шерсти, чешуе, с клювами, клыками, когтями, самых разных цветов распространяются по всем континентам. Отовсюду раздается рычание, шипение, уханье, вздохи, стоны, крики агонии. Все рождается, бегает, совокупляется, гоняется друг за другом, дерется, убивает, переваривает, прячется. Арес наблюдает за этим, поглаживая усы и хмуря брови. Время от времени он наклоняется и проверяет что-то с помощью креста, перед тем как сделать пометку в записной книжке.

Потом он смотрит на часы, указывающие время «Земли 18», и бьет в гонг.

— Время кончилось. Сдавайте ваши задания.

Переведя дыхание, мы рассматриваем работы друг друга и, не отрывая взгляда от Ареса, ждем приговора. Он не заставляет себя долго ждать.

Рауль Разорбак удостаивается лаврового венка и наших аплодисментов за своего «орла». Он хозяин неба, и никто не может его побеспокоить. Он все видит. Загнутым клювом он легко разрывает потроха и копается в них. У него мощные и острые как мечи когти. Гнездо на вершине горы защищает птенцов от опасностей, грозящих им на земле. Арес хвалит моего друга за логичность его создания.

На втором месте Эдмонд и его муравьи. Ему удалось представить силу, которой обладает масса индивидуумов, направить ее в правильное русло и подтолкнуть к созданию городов из песка.

Третье место у Беатрис Шаффану с ее черепахой — прочным животным, хорошо защищенным крепкими щитами.

Прудона хвалят за крысу, хорошо приспосабливающуюся, очень агрессивную, с острыми резцами, одновременно с этим быструю и умеющую прятаться. Мэрилин получает поздравления за осу с ядовитым жалом, также строющую надежные гнезда. Затем идет Фредди и его кит, снабженный ртом, фильтрующим криль, Клеман Адер и его летающий скарабей с бронированными надкрыльями, некий Ришар Силь-бер, создавший антилопу, которую невозможно догнать, Бруно Баллард и его коршун, и потом я с дельфином. Затем следуют Тулуз-Лотрек, создавший козу, и несколько знаменитостей, сделавших, соответственно: Жан де Лафонтен — чайку, Эдит Пиаф — петуха, Жан-Жак Руссо — индюка, Вольтер — сурка, Огюст Роден — быка, Надар — летучую мышь, Сара Бернар — лошадь, Эрик Сати — соловья, Мата Хари — волка, Мария Кюри — игуану, Симона Синьоре — цаплю, Виктор Гюго — медведя, Камилла Кло-дель — морского ежа, Гюстав Флобер — бизона. Из неизвестных называют создателей сельди, лягушки, лемминга, крота, жирафа.

Каждое создание говорит о личности своего творца. У каждого свое тотемное животное.

Наступает очередь неудачников, которые будут исключены. Арес указывает на Марион Мюллер, сделавшую мадагаскарского додо, неудачную птицу, слишком тяжелую, чтобы летать, и со слишком изогнутым клювом, неудобным для охоты. Арес объясняет, что для каждой птицы есть соотношение между весом и размахом крыльев, которое необходимо учитывать. Пингвины тоже не идеальны, но, поскольку они хорошо плавают, их бога не исключат.

Появляется кентавр. Марион отбивается, кричит о несправедливости суждения, но кентавр уже обхватил девушку за бедра.

— Нет, я хочу играть еще. Я хочу играть еще, — хнычет она.

Арес продолжает список проигравших. Много ошибок совершили боги слонов, мамонтов, тигров с флюоресцентной шкурой, водяных скарабеев, а также кошки с такими длинными зубами, что она не могла толком закрыть пасть.

В конечном счете большинство видов-победителей похожи на живущие на «Земле 1». И я говорю себе, что не существует ста тысяч разных способов, чтобы создать жизнь.

Обратный отсчет: 125 — 6 = 119.

Арес усаживается в кресло.

— Совет для тех, кто продолжит игру. Отваги, всегда больше отваги. Для этого есть греческое название. Hubris. Houtspah на идиш. По-французски это дерзость. Не ограничивайте себя ничем. На следующем занятии вам придется управлять человеческими стадами. Если вы решите выбрать оборонительную тактику, вспомните черепаху Беатрис, если наступательную — орла Рауля и его владычество над небом. Но, между нами говоря, будьте оригинальны и отважны, иначе вы погибли.

Я смотрю на крест. 142 857… Это число не кажется мне абсолютно невинным. По-моему, оно мне встречалось в энциклопедии…

Приведем загадочное число, с которым связано много историй. Начнем с умножения и посмотрим, что происходит. 142 857x1 = 142 857 142 857x2 = 285 714 142 857x3 = 428 571 142 857x4 = 571428 142 857x5 = 714 285 142 857x6 = 857 142 Постоянно появляются одни и те же цифры, меняя свое положение и двигаясь, как лента.

А 142 857x7?

999 999!

А если прибавить 142 + 857, получим 999.

14 + 28 + 57 = 99.

142 857 в квадрате дает 20 408 122 449. Это число образуется из 20 408 и 122 449. Если сложить их, получится… 142 857.

Эдмонд Уэллс «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 5

Мы обедаем в восемь вечера.

Эволюция блюд продолжается параллельно с нашими опытами. Тонкие ломтики карпаччо теперь не из рыбы, а из мяса животных. Когда я был смертным, ни разу не ел сырого мяса. Я с рождения не люблю вкуса крови. Здесь я поглощаю куски сырого филе козы, жирафа, бегемота и орла. Мой язык исследует протеины, не измененные никаким кулинарным приготовлением. Ни температурной обработки, ни соуса. Цапля на вкус горьковатая, фазан жирный, волокна буйволиного мяса застревают в зубах, зебра великолепна, еж горький, чайка воняет. Я не рискую попробовать слизняков, змей, пауков и летучую мышь.

Сперва мы почти не говорим, склонившись над тарелками. Я подкладываю себе мяса жирафа, оно в конечном счете довольно неплохое. Я даже различаю послевкусие лакрицы. После яиц, соли, водорослей, рыбы палитра моих вкусовых ощущений расширяется.