След. Укус куфии - Ангелина Шевцова Страница 42

— Сереж, спасибо. — Он хлопнул Майского по плечу. — Как всегда, никаких вопросов.

— Мне было приятно, — хмыкнул тот. — А кокаин у них сильно разбодяженный.

Они начали прощаться.

Уже собираясь уходить, майор указал на мотоцикл:

— Машину завтра утром Кузьмичу сдашь.

После чего исчез в недрах микроавтобуса.

— Рада была видеть, Сережа, — тепло сказала Рогозина. — До завтра.

И тоже забралась в микроавтобус…

Когда ОБНОН и ОМОН покинули тихую улочку, Майский подошел к Оле и обнял ее.

— Ты что, мент? — ошалело спросила она.

— Еще какой! — без ложной скромности ответил Майский. — Поехали.

Двигатель байка взревел басом.

За четыре месяца сотрудничества и двенадцать выходов в город со свиными органами Валера скопил неплохую сумму. Если бы эти деньги можно было сложить в кучку, вышло бы… Хорошо бы вышло. По крайней мере, для бедного музыканта, подрабатывающего грузчиком. Для китайской мафии это наверняка вообще не деньги.

Но пересчитав американские бумажки, оставшиеся от этого легкого заработка, Валера едва не прослезился. Оказалось, что две трети суммы рассосались сами собой. Он смутно припоминал, что покупал какие-то мелочи… да вот еще дверь поставил… Словом, о новой, страстно желаемой бас-гитаре можно было забыть. И большинству долгов тоже придется подождать… неопределенное время.

Это был момент истины, после которого оставалось только пить. Вместо этого вполне логичного шага лидер «Пьяного Минотавра» совершил очередную глупость: купил у нового барабанщика подержанный ноутбук. Правда, очень дешево. Но на сакраментальный вопрос «зачем тебе, коза, баян?» обладатель битой жизнью обновки едва ли смог бы ответить что-либо пристойное.

Барабанщик был так добр, что вдобавок к ноутбуку оставил Валере модем-свисток. Ненадолго, на пару дней. Решив использовать модем на полную катушку, Тесей тут же насмотрелся всякого и, к своему удивлению, быстро заскучал. Чтобы немного отвлечься, он стал читать новостные сайты — такого панк-рокер за собой до сих пор никогда не замечал. «Спермотоксикоз, наверное», — решил он.

Немного полистав светскую хронику, он перешел на московские криминальные новости. Здесь в основном муссировались массовые убийства детей безумным маньяком Органистом. Взгляд рассеянно побежал по строчкам и вдруг зацепился за подробность, благодаря которой маньяк получил свое несуразное прозвище. Валера перечитал.

…Всю ночь он просидел в подвале, снова и снова читая одни и те же новости на разных сайтах. И все это время он старался убедить себя, что такого просто не может быть. Его сосед — не Органист. Если бы это действительно было так, при чем здесь тогда наркотики и китайская мафия?..

Он экспериментировал с китайскими наркотиками на детях, вот при чем. Вот тогда все сходится.

А свиньи?! Маньяк резал поросят для маскировки?..

Не было никаких свиней.

Значит, «свежатина» в пакетах…

Это были дети. Это. Были. Дети.

Рассудком Валера уже все понял, но душа продолжала сопротивляться ужасной правде. В конце концов, он решил просто пойти к Чугунову и все выяснить. Это единственный способ узнать правду.

Когда к Валере по прозвищу Тесей пришло это простое и верное решение, часы на разбитом ноутбуке показывали семь утра.

Содержимое двух пробирок перелилось в третью.

— Над чем работаете, Галина Николаевна? — поинтересовался незаметно подошедший Тихонов.

Рогозина вздрогнула при звуке его голоса.

— Ой, Иван… Ну, ты и напугал… — Она показала пробирку Тихонову. — Противоядие пытаюсь получить. Если Маша Гущина еще жива, мы сможем ее спасти…

Рогозина села за компьютер, набрала какие-то цифры.

На экране монитора преобразованные графикой формулы демонстрировали, как в массу черных клеток внедряется желтое вещество. Поначалу черные клетки исчезали, но потом скооперировались и задавили желтый цвет массой.

— М-да… — резюмировала Рогозина. — Пока не слишком успешно…

Она ввела еще несколько цифр. Компьютерная графика продемонстрировала, что черные клетки исчезли полностью, но через некоторое время — более продолжительное, правда, чем в первый раз, — вернулись и опять сожрали весь желтый цвет.

Рогозина тяжело вздохнула…

В Майском погиб великий актер.

Несостоявшийся лицедей размышлял об этом, сидя на циновке в коленопреклоненной позе. На нем было что-то условно-восточное — бесформенный балахон с капюшоном. Волосы он умудрился заплести в некоторое подобие дредов. Правда, из-под натянутого капюшона их было не видно.

Помещение, в котором собрались адепты «Детей бесконечности», было мрачным, просторным, с эркерами и высокими сводчатыми потолками. И явно заброшенным — кое-где в окнах не хватало стекол, а оставшиеся радовали взор грязными потеками.

На полу в немалом количестве были расставлены зажженные свечи. В углу приткнулся магнитофон, из динамиков которого лилось горловое пение.

Народ — числом двенадцать, включая Майского, — подобрался разношерстный. Если заглянуть под капюшоны, то среди мужчин можно было бы увидеть и двадцатилетнего ботана в очках, и толстого банкира в возрасте «хорошо за пятьдесят», и безработного инженера, и повернутого на эзотерике представителя золотой молодежи. Были тут и одинокий пенсионер, и разорившийся бизнесмен, и испитой, весь в наколках рокер-неудачник. Имелся даже натуральный китаец.

Женщин было несравнимо меньше, хотя, как прекрасно знал Майский, именно они составляют большую часть тех овечек, которых умело стригут разнообразные проповедники, гуру, сэнсэи и прочие проходимцы. Домохозяйка лет сорока пяти, молоденькая студентка и эффектная жена какого-то весьма состоятельного мужа.

Двенадцать. Все в балахонах, различаемых только по цвету.

То, что происходило сейчас, называлось медитацией, и медитация близилась к концу. Майский мысленно попросил прощения у своих затекших ног. Она закончилась, когда человек, сидевший отдельно от двенадцати в центре весьма условного круга, поднял голову и сбросил капюшон.

— Друзья в бесконечности! — произнес он хорошо поставленным голосом. — Сегодня великий день!

Майский не слишком-то любил читать художественную литературу, но джеромовских «Троих в лодке» когда-то одолел. По ассоциации вспомнилось: «Вдруг над бортом лодки возникла голова Джорджа и заговорила…» Он с трудом сдержал смешок.