Новичкам везет - Эрика Бауэрмайстер Страница 42

Когда Ава была маленькой, мама ее поругивала: «Не все носом жить, детка. Пойди погуляй с Кейт, залезь на дерево».

Ну вот, теперь уж она гуляет так гуляет. Сто километром носом не пройдешь. Смешно даже. Она улыбнулась, и кто-то рядом улыбнулся в ответ.

– Расскажи про маму, – попросила Элейн.

На сегодня осталось пройти еще километров восемь, не больше, и Элейн настроилась поговорить. Они, перепрыгивая с одной темы на другую, уже обсудили политику, путешествия, ухажеров Авы, покойного мужа Элейн. Ничего не скажешь, отвлекает. К этому моменту Аве казалось, что она превратилась в автомат, переставляет ноги, а мысли летают незнамо где. Теперь маршрут проходил по широкой беговой дорожке вдоль речушки с зацветшей водой. Местные жители иногда пробегали или проезжали на велосипеде навстречу и изумлялись потоку одетых в розовое мужчин и женщин. Элейн сорвала с кустика у дороги ягоду, протянула Аве.

Ава не сводила глаз с ягодки на ладони.

– Что с тобой?

– Черника. Когда я была маленькая, мы каждый апрель с родителями договаривались – чур, не есть чернику до августа, пока не созреет. Чтобы по-настоящему насладиться вкусом. Папа называл это «постом в Сиэтле».

Она помолчала.

– Мама совершенно не умела терпеть. Тайком убегала на черничную поляну у берега, а отец ловил ее и тащил обратно. Они так хохотали. Она за это старалась подсунуть ему черничный джем, чтобы он первым пост нарушил. Но он всегда замечал.

Ава положила теплую иссиня-черную ягодку в рот. А запах-то! – самая суть лета.

– Всегда забываю, до чего же они вкусные.

Настал третий день. Ава проснулась от радостного гудения в соседних палатках. Что бы там ни было, сегодня последний день. Она посмотрела на часы. 4.15. Нет смысла засыпать еще на полчаса. Она тихонько выскользнула из палатки.

Неподалеку тускло светилась палатка-столовая. Волонтеры уже готовили завтрак. Ага, пахнет жареным беконом и горячим шоколадом, раскаленным маслом и яичницей. В животе сразу же заурчало.

Она вернулась через полчаса, два стаканчика кофе в руках. Из палатки как раз показалась грива седых, растрепанных волос.

– Привет! Готовы к ударному броску?

– Боже ты мой, кто это у нас такой бодрый спозаранку? – Элейн вылезла наружу и потянулась. Потом заправила высунувшийся ярлычок на майке Авы, с улыбкой взяла стаканчик кофе и сунула нос в поднимающийся пар.

Финиш уже близко, поэтому идти полегче. Километр за километром. Всеобщая доброжелательность расцветает пышным цветом. На привалах попутчики помогают совершенно незнакомым людям заклеивать мозоли на пятках и во весь голос смеются дурацким шуткам, которые в любой другой день никого бы не насмешили. Люди болтают друг с другом, подхватывают обрывки фраз, заводят разговор с любым встречным и поперечным. Ноги все равно болят при каждом шаге, мышцы голени дрожат от напряжения, но конец уже близок, и боль больше не имеет значения.

Она думала о маме, о Кейт. Каково это – не знать, кончится ли это когда-нибудь, дойдешь ли до финиша, и если дойдешь, что тебя там ждет. От этих раздумий по спине пробежал холодок. Финиш уже скоро, а там и празднество.

Часа в два волонтеры-помощники принялись выкликать оставшиеся километры: «Еще пять!», «Два с половиной!».

Какие-то группы выкрикивали речевки, распевали старые армейские песни, чтобы лучше шагалось в ногу. Все пошли быстрее, задышали глубже и чаще. Разогретые тела источали ароматы мази от боли в мышцах, духов и дезодоранта. Запахи все густели. И вот уже осталось полкилометра, уже видна ожидающая их толпа, слышны громкие аплодисменты, помогающие пройти последние шаги.

За черными очками катятся слезы. А рядом Элейн – тоже плачет.

– Дошли, – повторяет Элейн, – дошли.

Вот они завернули за угол, последние сто метров, у дороги густая толпа в три, в четыре ряда. Держат написанные от руки плакаты, размахивают руками. А вот эта женщина стоит молча, ясно, если она закричит, вся толпа оглохнет.

Ну, вот и все, теперь родственники и друзья пытаются найти своих. Ужасно высокий человек с легкой проседью пробирается сквозь толпу к Элейн, стискивает ее в объятьях.

– Ты молодец! Справилась!

– Ава, это мой сын Адам. – Элейн, смеясь, вырывается из его объятий.

Адам протягивает руку, Ава делает шаг вперед, чуть склоняет голову. Кейт всегда смеется, что Аве надо, как собаке, обнюхать каждого встречного, будь то мужчина, женщина или ребенок. Только так можно понять, друг или враг.

– Рад познакомиться, – наклоняется к ней Адам, забирает руку в свои большие лапищи. Чем же он пахнет? Но аромат сразу же теряется в урагане множества других запахов.

– Я Ава. – И тут она слышит свое имя. Кто-то громко выкликает: «Ава, Ава!» Через толпу пробираются отец, Сара и Хэдли. Близнецы у женщин на плечах, большие руки и маленькие ручонки приветственно машут.

– Мне надо идти. – Ава поворачивается к Элейн и крепко-крепко ее обнимает. – Я позвоню, у меня есть ваш номер.

И только когда она уже выбралась из толпы, после того как отец, Сара и Хэдли по сто раз каждый обняли ее, она вдруг понимает, что это был за запах. Черника!

Почему же никто ее заранее не предупредил о том, как тут придется пи€сать. Кейт держалась за бортик огромного желтого плота, нижняя половина тела в воде. Несмотря на течение, казалось, что вода словно застыла вокруг. Остальные девочки были рядом – они же совсем еще девочки, хотя сами себя, конечно, считают взрослыми женщинами. Они тоже устроились у бортиков – непринужденно, словно у стойки бара, заказывая очередной коктейль. Они писали в воду и, как ни в чем не бывало, болтали о том о сем. Дело сделано, теперь одним прыжком обратно на плот.

Кейт вцепилась в веревку, которая шла вдоль бортика, и пыталась заставить себя пописать. Безрезультатно. Как же я ненавижу всех этих девчонок! Нет, конечно, дочка выглядит чудесно, элегантна и стройна. Робин в этот момент как раз склонилась над бортиком плота, лицо затуманено тревогой.

– Как ты там, мам?

Кейт стиснула зубы. Впрочем, может, они сами застучали от холода. Водичка-то не тепленькая. Как это она умудряется быть такой холодной, когда кругом жара под сорок градусов? То жарко, то холодно. Они плывут всего три часа, и уже понятно, что умеренностью Большой каньон не отличается.

– Нормально.

– Правда, мам?

Небрежно держа в руке трехметровое весло, Пэтти, их проводник, через плечо глянула на Кейт.

– Если в воде слишком холодно, забирайтесь обратно, пописаете с бортика.

Кейт даже не сразу врубилась. Эта загорелая терракотовая красотка с мускулистыми руками предлагает ей свесить голую задницу с бортика и писать! А вокруг еще пять лодок! Кейт внезапно с полной отчетливостью, во всех подробностях представила себе, как она бредет по коридору больницы, одной рукой цепляясь за стойку с капельницей, а другой пытаясь удержать не запахивающийся сзади больничный халатик.