Роман Нелюбовича - Олег Велесов Страница 43

Я пожал плечами.

— Мы были слишком молоды, чтобы правильно оценивать ситуацию. Нужно было немного перетерпеть и всё бы наладилось. Не обижайся на маму. Сколько бы у неё мужей не было, главное для неё — ты. Она всегда будет на твоей стороне…

Вадим поставил чашку на стол.

— Ладно, пойду я.

— Хорошо, сынок, иди, — ответил я с облегчением.

Вот и поговорили. Я дождался, когда Вадим выйдет за калитку, потом встал, протёр стол, помыл тарелки. Собрался было заняться текущими делами, но за последние дни я, кажется, всё переделал: поправил, наконец-то, сарайчик, сложил дрова в поленницу, подступился к забору, заменил пару столбушек. Не мешало бы ещё пару заменить, но где их взять? Обращаться к Аркашке не хотелось, он и так здорово помог. Спросить у соседей? Но кроме Лёхи у меня ни с кем отношения не сложились. Не то чтобы мы ссорились или молча ненавидели друг друга — просто не общались.

Чем ещё занять себя? Если занятия нет, его надо придумать, это помогает отвлечься от дурных мыслей, позабыть о неприятностях и сосредоточиться. Можно слазать на подловку, покопаться в оставшихся от тётки Натальи вещах. Давно собирался это сделать. А можно взять корзинку и сходить за грибами. Сейчас самое время. У Люськи по всему двору гирлянды сухих грибов висят, будет чем зимой семью радовать. А у меня пусто, как будто и жить не собираюсь.

Я взял корзину, нож, вышел на улицу. Облачное небо настраивалось на дождь, но возвращаться в дом за плащом я не стал. Ближайший лесок находился почти сразу за нашей улицей, шагов сто пройти. Но со слов Галыша грибы там никогда не родились, разве что мухоморы и поганки, и идти надо к Пужанке до самого пляжа, а потом сворачивать влево, в сторону крутого подборья, что стеной вставало на сухих песчаных холмах. Уж там точно можно нарезать полную корзину маслят и коровок.

Про подборье Галыш врал, вернее, не договаривал. Грибы там были, Люська тоже упоминала об этом, но ещё она обмолвилась, что туда едва не полгорода ходит, и конкуренция получалась из расчёта на один гриб два соискателя. На вопрос, где она сама грибы собирает, Люська махала рукой неопределённо, причём каждый раз в другую сторону, и хитро щурилась. Лёха тоже качал головой и пожимал плечами, а я всё старался понять, отчего происходит такая скрытность. Русский человек по природе своей щедрый, но почему-то щедрость эта распространяется исключительно на конечный продукт, а места его произрастания обходит стороной.

Что ж, идём в подборье. День сегодня рабочий, пасмурный, значит, конкурентов будет меньше. Однако не успел я дойти до поворота, как дорогу мне перегородил старенький «уазик». Сначала он посигналил, и я сошёл на обочину, пропуская его, но он затормозил прямо передо мной и встал так нагло, что у меня невольно слетело с языка грубое слово. Я собрался произнести второе грубое слово, но из «уазика» выскочил Лёха. Лицо его выражало недоумение.

— Ты куда?

— А куда можно с корзинкой? — недовольным тоном ответил я. — За грибами.

— На охоту же договаривались!

Ах да, Вадим говорил что-то об этом. Но идти убивать животных желания у меня не было. С детства не терплю насилия, да и профессия приучила спасать, а не губить.

— Лёш, честно, не помню этого разговора… — начал я виновато.

— Да как не помнишь? Вчера у тебя в беседке говорили. Я ребят уломал, заказ отменил. Ты чего?

Лёха смотрел на меня удивлённо-обиженными глазами, как обычно смотрит собака, у которой только что отняли мячик, и под этим расстроенным взглядом я начал чувствовать себя неуютно.

— Бросай свою корзину в багажник, — Лёха ухватил меня за рукав, — и лезь в машину. Нам ещё полста километров пилить.

— Дай хоть в дом занесу, — я вцепился в корзинку, как в последнюю надежду. — Потеряется не дай бог, а другой у меня нет.

— Потеряется, я тебе новую подарю. Лезь давай.

Надежда рухнула. Я подошёл к машине, заглянул в салон. За рулём сидел Галыш, рядом с ним Серёня. Оба в серых камуфляжах перепоясанные патронташами, как будто Зимний дворец штурмовать собрались. Да уж, революции мне как раз и не хватало. Я поздоровался. Галыш подмигнул в ответ, а Серёня буркнул что-то неразборчивое и отвернулся. Он сидел расстроенный, я бы даже сказал надутый, и это наводило на мысль, что предстоящее мероприятие его тоже не радовало.

Ехали мы долго. Сначала путь наш пролегал по шоссе. Дорога была знакомая, я даже узнал одно место — поворот на Проскурино. Вдалеке на фоне серых облаков и голубых просветов прорисовывались крыши крестьянских избушек и стогов сена. Потом, словно из дымки, появилась остановка и возле неё люди. Я попробовал высмотреть среди них бабу Катю. Старушка вряд ли могла тут быть, но мне казалось, что всё, с чем я знаком, непременно должно собраться в одном месте. Для чего? Не знаю. Просто так казалось.

А потом дорога сама собой превратилась в разбитый просёлок. Трясло нещадно. Галыш, как будто зная за нами какую-то вину, с маниакальным упорством давил на педаль газа, и «уазик» скакал по кочкам подобно козлу, от чего нас бросало по всему салону. Из под колёс летела грязь, в нос лез горький запах выхлопа, а за окном назло всем напастям ярилась красота: сухой сосновый лес, рябиновый подлесок, ёлочки с картинок и сплошной брусничник — малиново-красные ягодки, одна к одной, крупные. Вспомнилось, как тётка Наталья выставляла на стол деревянную мису до краёв полную мочёной брусники. Я хватал ложку и начинал черпать: ягоды кислые, заставляющие скулы деревенеть, а водичка сладкая. Ни одному лимонаду с той водичкой не сравниться. Лучше бы мы за ягодами поехали. Я повернулся к Лёхе, указал за окно: давай остановимся, соберём по горсточке брусники, но Лёха меня не понял. Он мотнул головой, мол, скоро приедем, потерпи.

Однако «скоро» растянулось ещё минут на сорок. Сосновый лес периодически сменялся хмурым ельником, брусничник — зарослями папоротника высотой в пояс. Вот куда ходить в ночь на Ивана Купалу. По правую руку застыл в безветрии скорбный березняк, и к запаху выхлопа примешался плотный запах стоячей воды. А потом просёлок вышел на открытое место и мы остановились.

Наконец-то. Я выбрался из «уазика», прошёл вперёд, разминая затёкшие ноги. Галыш вывез нас на край огромного луга. Несколько узких озёр, отмеченных по берегам зарослями кустарника, протянулись цепью до самого горизонта и скрывались где-то за ним. Туда же убегал просёлок. Озерцо, у которого остановились мы, в длину было шагов сто и в ширину около пятнадцати. Видимо здесь нам и предстояло охотиться. Тёмная вода больше походила на болотную и отдавала торфом. Чуть в стороне, ближе к лесу, стоял охотничий шалаш, достаточно большой, чтобы вместить всю нашу компанию.

— Далеко не пойдём, — подтверждая моё предположение, сказал Лёха, и кивнул на шалаш. — Здесь останемся.

Галыш с Серёней открыли багажник, начали вытаскивать вещи. Лёха закинул на плечо рюкзак, взял в руки бумажный мешок с древесным углём.

— Что хоть за место? — спросил я.