Исчезание - Жорж Перек Страница 43

— Ты уверен? Как ты узнал?

— Так или иначе, смерть ждала Эймери издавна, — начал рассказывать Алаизиус Сайн. — Я узнал сие еще раньше в Нуайёне. Приехали мы туда уставшие. Я зашел в местную префектуру, узнать, нет ли для меня известий из Парижа. Дежурный вручил мне телеграмму. Я тут же распечатал:

ПАРИЖ. 9 МАЯ. 12.15. ЯНУС ШУМ УМЕР НА ИКАРИИ ТЧК ВСЕ МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА ВЫСЛАНЫ ТЕБЕ В АРРАС ТЧК.

Я тут же кинулся в Аррас, правда, приехал туда не сразу, все время мешали нежданные и чуть ли не насланные свыше препятствия. Я вбежал в префектуру и не нашел там ни души, если не считать некую чинушу, тупую, да еще и глухую канцелярскую крысу. Трепливый клерк вывалил на меня ушаты страшнейшей абракадабры, чья главная цель свелась к желанию выбить из меня награду, субсидию, т. е. самую заурядную взятку. Я приказал наглеца как следует высечь, и все же мы упустили часа три, выискивая пакет с материалами дела Януса (пакет мы все же нашли, не без труда вскрыв ящик секретера).

Так я узнал детали смерти Януса Шума. Парень вышел из Харвича на катамаране с ирландскими вымпелами, плавал близ Турции, прибыл на Астапалею, перебрался на Икарию, где и застрял на всю весну. Шатался целый день на суше, а вечерами тащился спать в кубрик катамарана. Неделю назад, на закате, Янус забрел в местную таверну, злачную пивную, где сидели шкиперы и грузчики, а трактирщик — эдакий Длинный Сильвер-«Кухарь» — насмерть спаивал население, выдавая гнилую сивуху за ракию, слащёный денатурат — за метаксу, а скисший жим изабеллы — за хараки.

Тут же к нему притерся неизвестный тип, предлагая разыграть катамаран в триктрак.

— В триктрак? — задумался Янус. — Нет.

— А в какую игру будем играть? — улыбнулся тип.

Янус начал перечислять: нарды, жаке, чет и нечет, юла, крэпс, часики, битые углы. В результате выбрали занзибар.

Стали тянуть жребий. Выиграл неизвестный тип: ему выпал туз, а Янусу — четверка.

Тип скривился.

— Не суть. Начинайте вы.

— Я? — удивился Янус. — У меня же была четверка, а у вас — туз!

— Здесь у нас есть местная присказка: «Кидаешь туза в начале, и ждешь игры без печали».

— Извините, — сказал вежливый и все же твердый Янус, — так играть я не буду. Вам начинать, иначе я — пас.

— Ну, как скажешь, — усмехнулся тип и приступил.

Взял. Развел. Перебрал. Расставил. Передвинул. Перекатил. Перемешал. Затряс. Выкинул.

Тип наверняка жульничал, метя кубики магнитными или ртутными зарами, так как ему выпали сразу три туза!

— Черт! — выругался Янус, задумавшись: «Кажется, ты — еще та бестия, и все же шалишь, брат, пусть ты и плут, да плутее тебя плуты найдутся».

Затем взялся за астрагалы сам. Забрал. Свел. Выбрал. Выставил. Сдвинул. Катанул. Смешал. Тряханул. Метнул. Три туза!

— На равных! Переигрывай! — закричали все. К ним уже начали стекаться зеваки.

— Фьють! — присвистнул и тут же скривил губы в гримасе неизвестный тип. — Переигрывать?! А как? В старшую? В пустую? В «липу»? В редабл? В «зануду»?

— В старшую, — не растерялся Янус, невзирая на злые, мрачные, чуть ли не враждебные флюиды, снующие в эфире и вызывающие на эпидерме мурашки.

Над играющими нависла гнетущая тишина. Ни звука! Ни скрипа! Присутствующие даже не глядели на рюмки и чарки! Сюда бы еще кругами летающую и жужжащую муху!

Все вперили взгляды в Януса. Парень, не теряя присутствия духа, закурил трубку, выпил метаксы и сказал типу: «Вам в руку».

Тип напрягся, затем смешал, затряс и выкинул туза.

— Ваш черед, — усмехнулся плут.

Янус, насвистывая, начал метать, причем без внимания, чуть ли не наплевательски. Судьба ему улыбнулась: ему также выпал туз.

— Ничья, — изрек Янус.

— Ничья?! — крикнул тип. — Нет! Будем переигрывать! Переигрывать немедля!

— Да иди ты! Все! Хватит! — пресек Янус. И тут, вдруг разгневавшись, тип схватил Януса за реглан, выхватил из-за пазухи наваху и трижды, чуть ли не вминая эфес, всадил ее парню в грудь. Янус рухнул.

— Наши сердца сжимаются печалью, — начала Сиу. — Милый мальчик и такая страшная смерть…

— Янус — милый мальчик? — прервал ее Алаизиус. — Авантюрист!

— Пусть авантюрист, — кивнула Сиу. — И все же, как смерть сына связана с гибелью Эймери Шума?

— Придет время, узнаешь, — сказал Алаизиус. — Вся завязка здесь. Даже если цельная картина дела все еще расплывчата, нам уже известны некие весьма важные детали. А сейчас давайте лучше искать Эймери.

Решив не будить англичанина, сыщики принялись искать. Перерыли все спальни, перетряхнули диваны, банкетки, кушетки и даже гамаки: Эймери Шум так и не был найден, ни живым, ни мертвым. Как если бы исчезнувший не прикасался к перине, не заступал внутрь спальни и даже не переступал за решетку, защищающую усадьбу Августа.

Правда, на стенке, разделяющей спальню — куда три дня назад распределили Эймери высыпаться — и смежный чулан, Сиу заметила белый лист ватмана, приклеенный к фанере блестящими липкими лентами. На листе были наклеены тридцать две или тридцать три газетные вырезки с лицами людей, дагеры, вырезанные из дешевых газет типа «Пари-Жур», «Дейли Экспресс», «Случаи» или «Радар».

Выпрыгнув из чулана, Сиу кликнула Алаизиуса.

— Алаизиус! Иди сюда! Тут — газетные вырезки! Ты наверняка выудишь из них какие-нибудь важные сведения!

Алаизиус, рыщущий в шкафу, тут же прибежал и стал рассматривать интригующий плакат.

— Раньше я ее здесь не видела, — стала рассуждать Сиу. — Дней десять назад, прибираясь к приезду Эймери и Артура, я брала из чулана белье, плед и всякие тряпки. Уверена: ни ватман, ни эти газетные картинки на стене не висели.

— Здесь, — зашептал Алаизиус, — целая вереница деятелей, чьи дела нам известны, так сказать, из практики. Есть и девять-десять неизвестных мне граждан, а из них исключительный интерес и даже удивление у меня вызывает сей лик.

Сыщик указал пальцем на интригующий лик: индивидуум с крупными чертами лица, шатен с мягкими и курчавыми патлами, сбивающимися в густую, пышную шевелюру: эдакая буйная шерсть, спускающаяся бакенбардами на виски, скулы, щеки и скрывающая всю нижнюю часть лица. Усы, правда, были сбриты. Легкий белый шрам пересекал верхнюю губу. На английскую гимнастерку был надет бежевый вязаный жакет с тремя металлическими застежками. Вид был слегка театральный, если не сказать кичевый. Индивидуума мы, не задумываясь, приняли бы за цыгана, за балаганщика на ярмарке или за калмыка-пастуха, а еще угадали бы в нем (учитывая нынешние веяния) хиппи при гитаре или балалайке где-нибудь в «цветнике» Чайнатауна или Биг Сура.

Алаизиус Сайн кликнул Аттавиани; агент как раз рыскал вблизи. В префектуре Аттавиани имел утвердившуюся репутацию кретина с недюжинным усердием, и вместе с тем все признавали за ним редкий талант хранить в памяти лица, увиденные пусть даже единственный раз в жизни.