Четыре унции кофе - Иван Райли Страница 43

БАДИ АРАВИЙСКИЙ

Вилла «Жемчужина» находилась почти в самом конце Финнеган Уэй, на океанском побережье. Найти ее можно было, свернув на развилке почти за милю. Мощные прожекторы выбрасывали в небо разноцветные столпы, вспыхивая поочередно и все вместе, скрещиваясь и затухая, отчего мне вдруг вспомнилось небо над Лондоном в начале войны. И уже за четыре квартала можно было разобрать ухающие басы техно, сотрясающие побережье. Мерседес высадил меня перед воротами с ажурной решеткой. Рослый парень с пластиковой лапшой, ведущей от воротника его белой летней рубашки к передатчику в ухе, попросил назваться. Сверил мое имя с планшетом. В списке меня не было. Он вежливо попросил подождать на скамье из ротанга, столик рядом с которой был предусмотрительно заставлен бутылками с всевозможной выпивкой и целым подносом пустых стаканов. Несмотря на вечер, воздух все еще оставался теплым. Я плеснул спрайта, бросил пару кубиков льда и присел. По ту сторону металлической рамки, через которую мне предстояло пройти, тусовка была в самом разгаре. На площади между двух зданий в псевдовенецианском стиле, с арками и колоннами, рядом с большим прямоугольным бассейном извивалась пестрая полуголая публика под звуки оглушительных ритмов. Диджей – парень в соломенной шляпе и черных очках – стоял за микшерским пультом на балконе. В шезлонгах, хаотично разбросанных вокруг бассейна, нежились красотки и те, кто таковыми себя мнил. Девицы в бикини погружались в воду и выходили из нее. Гам стоял неимоверный. Тому, кто хотел перекинуться парой слов со знакомыми или любимой девушкой, приходилось просто кричать на ухо. Парень из секьюрити вернулся через пару минут. Следом за ним шел мужчина в гавайской рубахе и белых брюках. Мой ровесник. Хассан, представился он, пожимая мне руку и улыбаясь во весь рот. Очень рад. Мы прошли через детекторы, предварительно выложив в пластиковый ящик содержимое карманов. Затем он повел меня вдоль колоннады, за которой ближе к танцующей массе были выставлены на треногах огромные мармиты с жареными креветками, подносы с закуской и салатами, пару мангалов с барбекю, и несколько молодых ребят в ослепительно белых куртках и колпаках присматривали за этим хозяйством. Каменные ступени вели на террасу. Там, немного поодаль от торжества, был бассейн поменьше, пара столиков и круглая джакузи с подсветкой. Тропа, выложенная белым камнем, нарезала холм серпантином, петляла между кустами розария, светильниками и заканчивалась в песках набережной. Отсюда, с холма, было видно, как вдали зарождались вялые волны, и полновесная луна указывала путь к берегу на зыбкой глади. В бассейне плескались три девицы. Рядом в джакузи сидел худощавый парень с усами, как у наркобарона, в большой дизайнерской кепке и солнечных очках. Мне почему-то вспомнился Мэнни Пакьяо. Он помахал нам рукой издали. Когда мы подошли к кромке бассейна, Хассан представил меня. Юнец что-то сказал ему, видимо, на арабском, и он тотчас удалился. Правая рука хозяина жизни лежала на плечах блондинки с внушительным бюстом. Левой он обнимал роскошную китаянку, тоже без купальника. Девицы хищно улыбались и смотрели на меня с вызовом. Присоединяйся, Джо-Джо, сказал Бадр, наклонив голову, чтобы увидеть меня поверх очков. Вода бурлила ядовито-зеленым светом, и вся компания выглядела ирреально. Я неспеша расстегнул рубашку, снял брюки, освободился от мокасин. Оставил одежду на спинке кресла, рядом со столиком. На мне были белые плавательные шорты AngelloGalasso и тонкая золотая цепочка на шее, подарок Хлои. По широким пластиковым ступеням я спустился в воду, которая, на удивление, оказалась прохладной. Бадр по-рэперски протянул ко мне свой полусжатый кулак. Как поживаешь? – спросил он. Я поднес свои фаланги. В порядке, сказал я. Как сам? Он развел руками, не снимая их с плеч, и улыбнулся: да вот, барахтаюсь тут понемножку. За его спиной, рядом с бортиком, стояла бутылка JackDaniels, пара бокалов и полупустой графин с чем-то еще. Русалки в бассейне по соседству прыснули смехом, но никто из нас не обратил на это внимания. Я увидел, что наверху возвращается Хассан, а следом за ним идет высокая девушка в длинном бежевом халате с капюшоном и в очках. Не по мою ли душу? – пронеслось в моей голове, Вернее, плоть. Китаянка что-то шепнула на ухо Бадру. Он улыбнулся. Я присел на удобную полку под водой, хотя удерживаться на ней было непросто из-за мощных струй воды, бивших мне в спину. Хассан остановился поодаль. А девушка подошла к джакузи и сбросила халат. Я увидел смуглые ноги и аккуратную темную полоску над влагалищем. У нее была божественная грудь. Густые волосы, собранные копной на затылке. Она грациозно освободилась от высоких платформ и стала спускаться. Я заметил, как изменились лица девиц. Они смотрели настороженно, с каким-то то ли страхом, то ли почтением. Идеальное тело блудницы. Эфиопка? Нет, те темнее. Сирийка? Я терялся в догадках. Достигнув дна, девушка сняла очки. И меня едва не бросило в жар. Она была слепа. Два белых бельма были направлены в мою сторону. Она приближалась. Я сидел, держась за бортик. Она поднесла свое лицо к моей голове, как будто собиралась что-то сказать по секрету. Но не сказала. Вместо этого втянула воздух. Ее нос коснулся моей шеи, мочки уха, волос. Бадр и девицы молча наблюдали за нами. Я не двигался. От нее пахло сандалом, лавандой и муксусом. Это не парфюм. Скорее, восточные благовония. Она опустила свои мокрые пальцы мне на плечи. Ее набухшие соски уперлись в меня. Я почувствовал, как ее теплый язык скользнул вдоль моей скулы. И не выдержал. Я порывисто отстранился, улыбаясь, и спешно пробормотал, обращаясь, скорее, к Бадру, чем к ней: спасибо, спасибо, я в порядке, правда, я в норме. Девушка повернула голову к Бадру и сказала ему два слова. У нее был приятный, бархатный голос. Его ответ был еще короче. Тогда она стала подниматься, так же грациозно, и капли воды совершали долгий путь вниз по ее спелым ягодицам. Она набросила халат на мокрое тело. Затем обулась. И под звуки неуемного техно, долетавшие сверху, ушла по каменной тропе к океану. Как знаешь, сказал мне Бадр. Там наверху есть класный хавчик. Ты не стесняйся. Потом он произнес что-то по-арабски Хассану, и тот подошел к джакузи, чтобы протянуть мне полотенце. Спасибо, ответил я. Рад был познакомиться. Бадр снова протянул мне кулак: держись. Я принял полотенце и спешно вытерся им под взглядами девицв бикини, потягивавших свои коктейли на мраморных плитах у бассейна. Была одна проблемка. Меня все еще обтягивали мокрые плавки. Одевать брюки на них значило стать полным посмешищем, потому что мокрое пятно грозило тотчас расползтись по всем проблемным местам. Я не был голоден, но мне предстояло пройти сквозь толпу, сесть в машину, а потом еще добраться до своего номера в отеле. Делать это с мокрым задом и передом не очень приятно. По счастью, Хассан угадал мои мысли. Поднявшись со мной обратно к зданию, он провел меня в одну из комнат и позволил переодеться. Когда я, поблагодарив его, снова оказался на улице, публике до меня не было никакого дела. Кто-то из гостей оступился и упал в бассейн. Счастливый мокрый блондин в светлой тенниске, прилипшей к его мускулистому торсу, по виду немец, смеялся, тыкал пальцем и что-то кричал своей подруге в вечернем платье, которая закрыла губы двумя руками. В противоположном конце образовался круг. В центре его оказалась девушка в бриджах и откровенном топе, которая держала бокал с вином высоко над собой, а сама, опустив голову так, что длинные русые волосы полностью скрывали ее лицо, совершала невообразимые движения плечами, талией и обтянутым крупом в такт напирающей своими децибеллами хлесткой музыке. Парочка, рухнув в шезлонг, пожирала друг друга. Пахло жареной снедью, дорогими духами и хлорированной водой бассейна, чей запах был слегка разбавлен океанским бризом и ароматом розария. Юсуфа Нассара нигде не было. Напрасно я осматривался по сторонам. Да и представить его посреди этого вавилона было невозможно. Мой мобильный показывал половину десятого. Я направился к выходу. Пара аппетитных красоток, накачанных алкоголем, попалась мне на пути. Жарких и соблазнительных. На какую-то секунду я даже подумал, а не стоит ли остаться, получив в награду быстрый секс на ободке умывальника в дамском туалете, как это не раз случалось в мои студенческие годы. Или на лунном пляже, прямо на берегу, когда небо в звездах, а задница твоей возлюбленной густо покрыта прилипшим к ней песком. Аппетитные формы эфиопки все еще стояли у меня перед глазами. Я не мог не признать – она была бесподобна. Не многим мужчинам в этой жизни может выпасть случай обладать такой женщиной. Но совокупляться прилюдно – увольте. Я не знал, зачем меня приглашал Бадр, но надеялся, что мой отказ спариваться с его наложницей не повлиял на то, ради чего я, собственно, и прилетел в Майами. Уже в машине по дороге в отель я набрал Хирша. Он не ответил. Затем включился автоответчик, предложив мне оставить сообщение после сигнала. Чего я делать не стал. Вместо этого я набрал его позже, из отеля. И с тем же результатом. Видимо, время позднее, посчитал я. Хотя обычно люди такого склада как раз обожают ночные бдения перед монитором с чашкой кофе и крекером. Утром, ожидая приезда машины, я перезвонил Хиршу из вестибюля отеля. Посчитал восемь гудков, а потом снова выслушал преамбулу автоответчика. Я звонил из аэропорта в Майами и аэропорта в Олбани. Утром, днем и вечером. Но ни в воскресенье, ни в последовавшие за ним понедельник, вторник и среду услышать голос Хирша мне так и не довелось. Мой удаленный диспетчер исчез. Растворился в небытии, бросив меня на произвол судьбы. Я представил жуткую картину: его тайный подземный бункер, тот самый, с мониторами и оргтехникой, финансовыми графиками и стопкой контрактов на столе, поверх которой лежала фотография енота, по-хозяйски опирающегося лапой на коптильню, – рассекречен. Как его нашли – по проводам или нестыковкам в квитанциях на оплату электроэнергии – я не знал. Но бункер взломан. Все вверх дном. Документы перерыты, жесткий диск похищен. А Хирш лежит лицом на столе и немигающим взглядом смотрит в поймавший пулю жидкокристаллический монитор, в черном мраке которого отражаются первые языки пламени, посеянного убийцами перед уходом. Он погиб. Но не выдал меня. Он ничего им не сказал.