Прыгун - Роман Коробенков Страница 43

«...беспокойся...»

И еще ниже:

«...нервничай...»

«…какое-то вуду по-женски…» — подумал я, забираясь в душ.

Под его холодными пальцами я будто недолго вздремнул, плавно покачиваясь с пяток на носки и вслушиваясь в бессмысленную дробь воды о музыкальное темя.

Течение времени вновь нарушилось. И когда капризный голос внутри меня поведал, что ему скучно и холодно, я не мог однозначно сказать, долго ли тут нахожусь.

Из окна торчала лишь Сашкина спина, когда я вернулся назад, — голая, красивая и беззащитная. Остальной своей частью с ногами, грудью, головой она висела на высоте двадцатого этажа, слегка покачивая длинными тонкими ногами с черным педикюром. Будто дирижировала ими жизненным оркестром, который на утренней субботней ноте флегматично развивался внизу.

— Что ты делаешь? — спросил я.

— Хочу прыгнуть, — хохотнула она, и острые позвонки взметнулись под кожей, сбросив сердцевидную попу с бледного камня подоконника. Я дернулся, но сильные руки демонической девочки, ставшие прозрачными от напряжения, в секунду втянули ее назад. — Испугался?

— Да, — признался я.

— Сядь рядом.

Завернутый в полотенце, я приземлился около — попа к попе, аналогичным образом свесив волосатые ноги. Вид, открывшийся мне, был роскошен, завораживал и не менее эффектно пугал, опустив на тощие лодыжки свои ветреные пальцы.

— Потрогай, — сказала Сашенька. — Чувствуешь ветер? Слышишь его пальцы на своих ногах? Чувствуешь, как он будто берет тебя за руку? — Она вытянула ладонь, показывая мне — как нужно. — Ты не можешь потрогать свою реальность, только предметы в ней, поэтому мы часто не уверены — есть мы или нас нет. Тут, на высоте, ее можно погладить. Собственную жизнь, собственное — есть. Можно даже пощупать, я покажу тебе потом, как.

Высота в двадцать этажей силами ветра, взвинченного рассудка и адреналина действительно прикасалась к моей коже, гладила по губам и волосам. Я поводил рукой энергичнее, повторяя движения Сашки, и ощутил сопротивление. Что-то почти невесомое точно перекатилось по моей ладони, слегка пожало дрожащие пальцы и сквозь них опять растворилось в общей прозрачности.

«…теперь ты должен поцеловать меня…» — сказала она вдруг внутри моей головы.

Я отпустил свою реальность, которую только что почти поймал за юркий хвост с кисточкой, повернул легкомысленную голову в сторону странной нимфы и канул в колодцах ее глубоких, но непонятных глаз.

Тонкие острые губы медленно подплыли ко мне на уровне подсознания и плавно, но хищно атаковали мой рот, подчинив его своей мармеладной динамике. Последующая минутная мо-торность вобрала мир без остатка, лишив предметы привычных цветов. Этот мир стал вначале едино-прозрачным, потом залился вязкой патокой карамельных чернил.

«…почему мы закрываем глаза, когда спим, когда мечтаем, часто — когда летим или когда целуемся?.. — услышал я нежное мурлыканье самой красивой в мире кошки. — .потому что многие прекрасные вещи невидимы. я буду любить тебя с закрытыми глазами...»

«...я...»

«...нет, я...»

«...маленький вопрос...»

«...да...»

«...а если я когда-нибудь поцелую другого. при тебе...»

«...»

«...и?..»

«...я уйду. уйду навсегда...»

«...не говори так!..»

«...но это так...»

«...не говори...»

«...почему?..»

«...чтобы мне не захотелось доказать тебе обратное.»

«...»

«...я много чего тебе докажу... "

«...»

— И я знаю, от чего ты умрешь. — Она резко отстранилась, но голос ее звучал в том же ключе, поэтому я не сразу понял, что тема сменилась.

— Я… — впервые в жизни подумав о смерти, опешил я. — От чего же?

— Ты покончишь жизнь самоубийством. Прыгнешь из окна. — Сашенька как-то странно улыбалась. — И разобьешься на мелкие осколки, а я буду собирать их с асфальта и плакать.

Взгляд мой устремился далеко вниз, где игрушечный мир отчетливо старался выглядеть серьезно. Наши стопы, гигантские в сравнении с миниатюрным воспроизведением городского муравейника, зловеще покачивались в синхронном такте.

— Это вряд ли, — не поверил я, неуверенно улыбаясь ей вслед и полагая, что мы играем в дурацкую игру. — Мне нравится жить, я люблю жизнь. Я не смогу убить себя — никогда.

— До этого мгновения — да, — согласилась Сашенька. Она была ослепительно нага и соблазнительна. Тело ее пребывало в динамике, изламываясь на своей оси координат, отчего разум мой звонко сотрясался внутри черепной коробки. — До этой самой дребезжащей секунды. Самое забавное в том, что, не покажи я тебе сейчас, как можно погладить собственную жизнь, тебе бы в голову это не пришло — никогда. Еще забавнее, что, не скажи я сейчас то, что сказала, может, у тебя и был бы маленький шанс исчезнуть иначе. Но теперь ты приговорен.

— Я боюсь высоты, — признался я.

Мир струился сквозь пальцы моих ног.

«...ты сейчас висишь в окне двадцатого этажа…»

«…с тобой я способен на что угодно…»

«...это ты точно заметил.»

— Но это будет так. — Сашка втянула ноги обратно в номер, подняла белую попу с холодного камня подоконника и направилась к сумке. — Твоя боязнь пройдет, и тебе захочется летать.

— Люди не могут летать, — сказал я, выбираясь из манящих объятий высоты, которая, казалось, мягко затягивала назад.

— Ты научишься, — уверенно заявила Сашка, копаясь в сумке. Позвоночник ее проглянул под хрупкой узостью плеч, его извилистая тропка нарисовалась до ямочек внизу поясницы. Хищный изгиб стоп кокетливо заглянул мне в уголки глаз. — Ты будешь щупать свое «есть» за самые сокровенные места, яростно сжимать ягодицы своего «тут». И в десяти метрах от земли будешь понимать, что ты жив.

— Зачем? — спросил я у Сашкиного уютного затылка, переминаясь с ноги на ногу. — Зачем мне это?

— Потому что, когда меня не будет, — ответил затылок, широко улыбаясь, — ты перестанешь понимать — есть ты или тебя нет. Твой мир станет черно-белым. Так ты будешь от меня лечиться.

«...куда же ты денешься?..»

«...ты выгонишь меня...»

«...и буду лечиться, прыгая в окно?..»

«...глупо, но так...»

«...не верю...»

«...мы вернемся к этому разговору...»

«...в какие игры ты играешь?..»

«...в игры влюбленной женщины.»

«...ты влюблена в меня?..»

«...да. не так, как ты в меня, но.»

«...почему я выгоню тебя?..»

«...устанешь от моей злой любви.»